Белым по черному

      Оля почувствовала, как Миша напрягся, услышав её последнюю фразу. Потом немного помолчал и ссадил её с колен.       — Хочешь домой, к маме, что ж, поехали…        От той нежности, что сквозила в голосе Михаила раньше, не осталось и следа, сейчас он говорил сухо и отстранённо. Обидно до слёз. Как же так? Получается, всё, что только что случилось между ними, — игра? Или она что-то не так сделала. Жалость к себе нарастала. И не только жалость, а ещё страх, что он сейчас отвезёт её домой, сдаст на руки родителям, как обычно, и уедет. Навсегда уедет, потому что она, как последняя гулящая девка, напросилась на секс, а ему не понравилось. И вообще, она всё себе совсем не так представляла. Хоть бы номер в гостинице сняли… Да какой номер! Не до того было! В гостинице, опять же, простыни — испачкать было бы страшно, а тут кожаные сиденья. Неужели в крови?       Стыдно-то как.       Людка говорила, что хороший секс привязывает мужчину. А Оля ведь только и хотела, чтоб Михаил с ней был, чтоб не променял её ни на кого. Но он не получил с ней никакого удовольствия, и в этом вся проблема. Что теперь делать?       Он сидел на водительском месте, опустив голову на руль, и молчал, правда, и с места не трогался.       А у неё в душе нарастала паника, и выяснить всё надо было не завтра и не потом, а сегодня, сейчас, вот в эту самую минуту. Пусть они знакомы всего ничего, пусть он много старше, но жизнь свою Оля без Михаила уже не представляла.        Она тронула его за плечо, он обернулся.       — Миша, ты теперь меня бросишь, да?       — Я отвезу тебя домой, к маме, как ты и просила.        И снова эта отстранённость, как будто они едва знакомы.       — Тебе не понравилось со мной, потому ты так говоришь?       Оле показалось, что Михаил посмотрел на неё холодно и отчуждённо, но вместе с тем в голосе его, когда заговорил, явно слышалось удивление.       — Ты не понимаешь, — покачал головой Миша, — действительно не понимаешь… Господи, неужели ещё остались такие наивные дурочки?!       Она всё-таки разревелась. В голове мелькали мысли о маме, которая учила её совсем другому, о Людке, вовсе не одобрившей бы её слёз, но ей было сейчас на всё наплевать, главный страх перевешивал — она боялась потерять Михаила.       Он же выскочил из машины, с силой хлопнув дверью.       Всё, это конец, лучше бы сдохла там на лавочке. Зачем Бог — если он есть, конечно, — так жестоко над ней посмеялся? Зачем устроил встречу с Мишей, подарил надежду, да что скрывать-то, любовь подарил, настоящую? А теперь всё отобрал…       И где ходит этот Миша? Оставил её одну… Можно было бы сбежать в ночь, но сапоги-то не наденешь. И каблук пополам, и жизнь тоже… А босиком по зиме далеко не убежишь.       Пока думала, дверь в машину открылась, Михаил забрался на заднее сиденье и сел рядом с ней. От него веяло холодом и пахло табаком. Оле стало страшно, она вдруг подумала, что, наверно, обидела его, правда, не поняла — чем. Он же не курит и с неё взял слово, что она тоже никогда больше курить не будет.       — Ты курил?       Он утвердительно качнул головой.       — Увы, так.       — Ты больше не сердишься?        Оля очень надеялась, что он скажет, что размолвка осталась в прошлом и они поедут к ней домой, она переоденется, примет ванну, позвонит Людке.       — Сержусь, — ответил Михаил почти спокойно. — На себя сержусь.       — На себя-то за что? — удивлённо произнесла она сквозь слёзы.       Он усмехнулся.       — За то, что похоть победила здравый рассудок. Крышу снесло, как говорите вы, молодёжь. Я не должен был так с тобой поступать. А теперь за это расплачусь по полной и не только перед своей совестью.       — Миш, я сама хотела и именно с тобой. Я тебе не понравилась совсем, в этом всё дело?       Она говорила, низко опустив голову, стесняясь встретиться глазами с его взглядом. А в голове стучало: «Всё должно было быть не так…»       — Глупый Заяц… — Он обнял её и притянул к себе. — Как ты могла мне не понравиться? Я просто не ожидал, даже предположить не мог, что буду у тебя первым, да ещё здесь... Оля, я прошу твоей помощи. Давай не поедем к тебе домой, я очень не хочу скандала с твоими родителями, а если они увидят нас сейчас и поймут, что произошло, мне его не избежать.       Оля смотрела ему в глаза и видела искренность. Он действительно переживал. И ей стало его жалко. Конечно, она поступила опрометчиво, будучи взволнованной музыкой, ночной атмосферой, танцами и близостью уж очень желанного мужчины. Единственное, что она могла сказать, это самую банальную правду.       — Миша, мне очень нужно в душ…       — У меня есть, если ты помнишь.       — А мама твоя? Она и так обо мне очень невысокого мнения, а увидит в таком виде, и всё…       — Мама в Италии. Ты с ней не встретишься, по крайней мере — сегодня.       На душе у Оли потеплело — значит, у них будут ещё дни вместе.       — Хорошо, поехали к тебе.       Он снова поцеловал её, теперь уже в нос.       — Прости меня, девочка. — В одно мгновение выскочил из машины, пересел за руль и выехал с подземной парковки.       Оля не помнила, как они доехали до особняка, задремала, укутавшись в его куртку. Проснулась, только услышав звук раскрывающихся ворот, а потом проследила за поднимающейся и опускающейся дверью гаража.       Оля наблюдала, как Михаил включил свет и открыл с её стороны дверь машины.       — Хватайся за шею, буду тебя опять на руках через порог переносить. Это становится традицией.       Она обняла его, и он её внёс в комнату, поставив ногами на мягкий пушистый ковёр молочного цвета.       — Ну вот, теперь ты не замёрзнешь, — сказал ласково, — сейчас включу подогрев пола, чтоб босиком ходить можно было, и организую тебе ванну. Да и одежду постирать надо.       Оля смотрела на его брюки и представляла, что было бы, если бы они действительно поехали к ней и его увидели её родители. На штанинах отчётливо виднелись пятна крови. Ну да, она ж на коленях сидела. Божечки, что же с машиной? Её срочно надо отмыть! Правда, сил совсем не было, ни на что. И жутко хотелось спать.       Она попробовала сделать пару шагов в сторону гаража, но сверху раздался голос Михаила:       — Оля, поднимайся, ванна тебя ждёт.        Девушка разделась, с удовлетворением заметила, что её модная клетчатая юбка в складку совсем не пострадала, свитер тоже. Аккуратно сложив всё на стул, погрузилась в ароматную тёплую пену и почти уснула.       Она слышала Мишины шаги в ванной комнате, звук льющейся в душе воды, потом тишину.       Лежать с закрытыми глазами было невероятно приятно. События прошедшей ночи медленно вставали перед глазами. Оля смотрела на них как бы со стороны, оценивая свои ощущения, взвешивая поступки, и вдруг поняла, что ни о чём не жалеет. Только бы и Михаил тоже ни о чём не жалел и остался с ней надолго. Нет! Словом «надолго» она заменила другое слово — «навсегда». «Так вот она какая, любовь», — подумала Оля, счастливо улыбаясь.       Открыла глаза оттого, что Михаил снова поцеловал её в нос.       — Вода остыла, — произнёс он сидя на краю ванны, — пойдём в кроватку. Прыгай в полотенце, и я тебя отнесу.       — У меня ноги есть, сама дойду, — стараясь придать голосу оттенки возмущения, ответила она.       — Я помню, очень даже красивые ноги. Но я собираюсь носить тебя на руках, как в женских романах пишут. Вот так-то, маленькая соблазнительница.       — Ты больше не сердишься?       — На тебя? Нет. На тебя больше пятнадцати минут у меня сердиться не получается. Вставай давай и в полотенце.       — Ты хоть отвернись, я стесняюсь. — Оля почувствовала, как её лицо заливается краской.       — Поздно, Заяц. Вставай, а то я тебя сам из воды выужу.       Они долго целовались, пока он заворачивал её в мягкую махровую ткань, а потом действительно подхватил на руки и унёс в спальню, положил на кровать, укрыл одеялом, а сам забрался с другой стороны.       Оля первый раз в жизни засыпала в объятиях мужчины. Его ровное и спокойное дыхание щекотало шею. Она повернулась, поглядела на спящего Михаила. И снова подумала, что ни о чём не жалеет.