Страна говорящих кукол

Пока Рейта бесцеремонно отскребал Манабу от тяжёлой железной двери, в голове у отскрёбываемого роился поток бешено жужжащих и жалящих мыслей. Самая безобидная и спокойная была: «Бежать отсюда нахрен и как можно скорее». Остальные, куда более истеричные, касались в основном, несостоятельности Манабу в вопросах общения и отмечали ужасающий вид мужчин и женщин в логове мусорщиков. Причём главный аспект их чудовищности состоял в том, что все они с любопытством смотрели на мальчишку, говорили, смеялись и что-то выкрикивали. Когда панический припадок достиг апофеоза, а цвет кожи Манабу приблизился к оттенку слегка подёрнутого плесенью старого пергамента, именно тогда предательские пальцы соскользнули, и Рейта с названным «сыночком» ввалились внутрь. Шум стоял невероятный. Но хватило одного только спокойного оклика: — А ну завалили свои турбины, Рей с крысёнышем ко мне, остальные — молчать. Хотя бы притворитесь, что заняты делом. Мелодичный низкий голос раздался из-за пыльного стекла, ограждавшего нечто вроде наблюдательного пункта в правой части большого помещения, забитого любопытными вершняками, как редкая хорошая сигарета табаком. Приказ бригадира заставил их поутихнуть, Рей нервно ухмыльнулся и потащил одеревеневшего Манабу к начальству. Кажется, Манабу всё же шагал сам. Но он не был уверен, возможно ноги безвольно скользили по серому линолеуму под действием движущей силы локомотива-Рейты. Тело охватило холодное онемение, как после судорог, в башке была пустота. В кабинете Манабу ждало следующее потрясение. Грозный и справедливый, по словам Казуки, Руки оказался комично невысоким и каким-то умилительно кругленьким мужчиной. Маленький человечек в огромном сером худи — не самая подходящая внешность для сурового бригадира мусорщиков. Но он всё равно почему-то выглядел грозным, суровым и, возможно, справедливым. Как отметил про себя Манабу, кажется, его личная способность удивляться начала притупляться от всего происходящего. Он ничем не выдал недоумения, когда из огромного рукава худи вынырнула хорошенькая пухлая, как у обаятельной женщины, ручка с наманикюренными пальцами и была порывисто протянута ему для приветствия. Манабу крепко по-мужски пожал её и механически сел в указанное ободранное кресло. Вопросов не задавал, удивления внешне не выказывал, и вообще лицом напоминал древнего каменного истукана с острова Пасхи. Возможно, это показалось Руки проявлением вежливости и делового подхода, чем Манабу и заслужил первую благосклонность от бригадира: — На, хорошие, сверху достали, а не погань от генетиков, — Руки швырнул на стол открытую пачку сигарет, — Считай, раритет, сейчас такие днём с огнём не сыщешь. Манабу с любопытством разглядел мятую полупустую красно-белую упаковку с чёрными английскими буквами, почти неосознанно потянулся за угощением. Перед ним уже щёлкнула массивная металлическая зажигалка, заботливо выплёвывая огонёк. Работу Юу он узнал сразу. Рейта предлагал ему прикурить роскошной вещицей с резьбой, завитушками, стилизованной под стимпанк. Подарок Широямы. Сколько он ещё не знал о своём дяде? О вершняках? О Казуки? О мире, чёрт возьми… — Не курил раньше? — отреагировал бригадир на истеричный кашель Манабу, вырвавшийся с первой порцией горького дыма, — закуришь. Если, конечно, реально планируешь вступить к нам. Бляха, да чтоб вас всех… Я столько раз зарекался принимать мелкоту. Как меня это достало… Но если ты привёл его, Рей, видимо, больше ему иди некуда. — Не-не-не, Руки, ты не так понял. То есть идти ему реально больше некуда. Только вот у пацанёнка совсем другая проблема. Ты его послушай… — Да чего мне слушать, вижу — крысёныш забитый, тоща тощёй, даже не знаю, куда его пристроить, руки точно слабые, мускулатуры никакой, разве что по трубам и тоннелям лазить. Вот в сточные может и пролезть, неплохая идея, их, между прочим, часто упускают, брезгуют, толком пока никто не обшарил. Я давно хотел вас загнать в канализацию, вот и повод. — Макнуть нас, ага. Не сомневаюсь, это твоя давняя мечта, — хохотнул Рейта, тоже присаживаясь и протягивая руку к сигаретам, но бригадир быстро утянул пачку буквально у него из-под пальцев. Зато закурил сам. Дым заполнил маленькую клетушку за мутным стеклом, и Манабу подумал, что вовсе это не наблюдательный пункт. Больше походило на кабинет детектива из старинного фильма в стиле нуар. Едкие серые клубы дорисовали картинку. У Ошио выступили слёзы на глазах от крепости дыма, но он стоически продолжал притворяться, что затягивается, и параллельно пытался придумать, куда бы здесь спрятаться. Под стол? В шкаф? А может, быстро выскочить, добежать до железной двери, отодвинуть засов и гори оно всё огнём? Как же было стыдно перед Казуки, но он ничего не мог поделать, по телу пробегала предательская дрожь, собраться с мыслями не получалось. — Заткнись, а, Рей? Я серьёзно. Парень, ты как быстро бегаешь? — Руки напугал его этим внезапным телепатически верным вопросом. Слезящиеся глаза Манабу расширились, брови поползли вверх, нижняя губа предательски задрожала. Всё это было расшифровано как невысокая оценка собственной скорости. Бригадир сокрушённо покачал головой. — Надо же с чего-то начинать, приносить добычу — главное для мусорщика. Вообще не уверен, что мне на такого задохлика выпишут разрешение. Могут по здоровью отказать. Опять взятки давать, ёптааа… Как же всё задрало, осточертела эта возня с бумажками ради ваших шкурок. Руки возмущённо ударил маленьким кулаком по столу, пепельница подпрыгнула. И ничего потешного в этом не было, даже Рей напрягся и немного побледнел. — Тихо-тихо, Руки, ты не понял, не гони. Он не хочет быть мусорщиком. Он… Как бы это объяснить… «Неправда! Я хочу!» — стучало в висках. Манабу очень хотел. Прочь из вонючего подземного царства к миру за его пределами. В детстве он мечтал оказаться в компании крутых вершняков и быть по-настоящему свободным. Однако в эту минуту мерзкий страх чужих вытеснил всё — даже мечты, даже желание помочь новому другу. Единственному другу. Тогда Манабу до дрожи ненавидел себя, трясущегося, сжимающего фильтр сигареты и боящегося поднять глаза на Руки. — Не хочет к нам?! Погоди… Ты чего, Рей, сюда чужаков просто так на экскурсии таскаешь? Знаешь же, что я этого не терплю. — Не на экскурсию, а, как бы это сказать, для того чтоб узнать твоё экспертное мнение. Рейта нервничал всё больше, Манабу продолжил каменеть, чувствуя, что вот-вот рассыплется в гранитную крошку. Чёрная угрожающая тень заволокла лицо главы мусорщиков, он очень медленно и устрашающе нахмурился. — А я тебя сейчас экспертно на месяц-другой из конторы выпру за то, что время моё попусту тратишь. — Ру-чан, успокойся, послушай, это Манабу, он хотел у тебя спросить… — Что спросить? Я что, по-твоему, бюро ответов на тупые вопросы молокососов с улицы? — Почему тупых… Манабу, скажи ему… «Почему молокососов?» — обиженно подумал Ошио. Руки не тратил время на мысли, он выдавал их вслух с заслуживающей уважение размеренностью качественного пулемёта: — Да уж Манабу, скажи на милость, какого хера ты забыл в моей бригаде? Мне сейчас надо путёвки выписывать, делом заниматься, а не сюсюкаться с младенцами. Так что такое важное ты хотел у меня спросить? Давай или объясняйся или валите оба вон. Я уж пожалеть тебя хотел, а ты с праздным интересом, оказывается, лезешь. Руки выжидательно поглядел на парня, на Рейту, снова на мнимого новичка и вдруг резким движением выдернул прямо из губ Манабу подаренную сигарету и потушил в пепельнице. Теперь они оба смотрели на него. Вопросительно. Нервно. Ошио не знал, что повлияло на него больше: свирепый взгляд бригадира или подбадривающий Рейтин — ну сама доброта — лицо, как у школьника, который хочет подсказать другому, как отвечать у доски, но, скорее всего сам толком не выучил задание. Глаза Манабу всё увеличивались, увеличивались, напряжение сгущалось, и вдруг он неожиданно для себя и остальных абсолютно по-идиотски жалобно пискнул: — А где у вас туалет? Руки, очумевший от невиданной глупости, в двух словах объяснил, куда Манабу надо катиться, чтобы найти в логове мусорщиков столь необходимый ему заветный толчок, и затем приукрасил короткую речь яркими оборотами. Рейта сначала обомлел, потом рассмеялся. Пристыженный Манабу пулей вылетел вон, слыша в спину упрёк для своего спутника: — Ну охренеть, Рейта. Реально отлить его привёл? Мальчишка вроде не маленький. Манабу повернул направо, почти наощупь нашёл дверь, закрылся в тёмной крохотной комнатёнке, измученно сел на крышку унитаза, воткнул в уши наушники, нажал на кнопку на плеере и, чуть ли ни рыдая, уткнулся носом в собственные колени: — Казуки… Казу… Я не могу… Я просто кусок дерьма… Я ничего не сумею… Мне так стыдно… Прости. — Ого, сколько эмоций. Привет, Бу! — мягко ответил голос, который только и ждал, когда к нему обратятся, — Что стряслось. Это дурацкое «Бууууу» прозвучало нежно и сладко. Показалось, что шею сзади окатила лёгкая электрическая волна, а невидимые губы ласково коснулись затылка. — Расскажи, что случилось, может, я смогу тебе помочь? — Да чем ты можешь помочь! Просто я совсем не тот человек, что тебе нужен. Не хотел тебе говорить… Просто я с детства такой придурок. В семье-то все в курсе. Я очень боюсь общаться с чужими людьми. Двух слов не могу связать, заранее не подготовившись. Пишу записки себе, ну или в уме составляю план. А тут… Меня привели к твоей бригаде, я сидел перед Руки и не мог ничего из себя выдавить… Я не придумал, что говорить. И… боюсь я не смогу тебя выручить. — Ничего ты не боишься. Кто собирался лезть в ту лабораторию с саркофагами в одиночку? Это, блин, не имея никаких навыков. Разве не ты? Разве кто-то другой на такое решился бы? — Спасибо за слова утешения, но это мне не поможет. Я сдаюсь. Я не знаю, что делать, не смогу… — Погоди. Пока я был в этом вакууме после нашего последнего разговора, я много думал. И решил, что у нас нет другого выхода, кроме как довериться моим друзьям, как бы они себя не вели. Даже подозрительно, как Рей. Может, у него на то свои причины, и они не связаны ни с чем плохим. Ничего не выдумывай, говори, как есть. — А если они тебя уби… Ну… специально бросили там? Они же захотят избавиться от флешки, как от улики. избавиться от тебя. А если всё это — большой обман? И не было никакой дружбы… — Даже если так. Сейчас помолчи и послушай меня. Манабу. Запомни: ты крутой. Смелый, сообразительный, добрый, очень добрый, не послал меня на хер, поверил. Мог же сразу выкинуть да забыть. И это ещё не всё, ты — талантливый электрик, а ещё механик. Изобретатель! Ты умеешь делать всякие крутые штуки типа вот плееров и… — Какой спутанный и косноязычный набор комплиментов, мне аж страшно. что будет дальше. — Дальше будет хуже, — хохотнул Казуки, — я в мотивирующих задвигах полный профан, но я стараюсь. Всем иногда приходится делать что-то непривычное, новое. — Прости… Я правда общаться не умею. А тут я понял, как это сложно объяснить… — Чёрт, да я не к тому. Каким бы ты ни был талантливым и классным, ты не сможешь забраться в ту лабораторию. У тебя нет навыков. Совсем. Ты годами жил под землёй, ни разу не был наверху, да, все с чего-то начинают, но не с подъёма же на многоэтажку по стене. Так что твоё неумение общаться тут ни при чём. Будь ты хоть детективом от бога, тонким психологом и манипулятором, ты бы не смог выяснить все детали у мусорщиков и отправиться наверх сам, не открыв наши карты. Тебе нужна их помощь. Вернее мне нужна… — Нам, — вздохнул Манабу, — я понял, понял. Смысл в том, что придётся довериться… — Да, так правильнее. Иначе я не хочу. Я не хочу, чтоб ты там сорвался и переломал себе все кости. Наверное, это закон такой в жизни — хочешь куда-то двигаться, приходиться доверять людям. Даже если они могут оказаться говнарями, обидеть тебя или навредить… Не положишься на них, на эту случайность, пусть она и сомнительная, не получится вообще ничего. Ты просто начни, скажи им обо мне. Тяжело будет только в начале. А не выйдет — так ты хотя бы попробовал. — Это ты в своей «лампе» стал таким философом, Казуки, или и до этого им был? — вздохнул Манабу, думая о том, что, возможно, его страх чужих людей всегда был связан именно с этим. Он не мог довериться. Всегда защищался не только от возможного осуждения. А от шансов. Бесчисленных шансов что-то изменить. Целая сеть возможностей — как электрическая паутина, связывающая проводами лампочки, приборы в сотнях, тысячах домов. Сколько света мог бы зажечь, и даже не попытался… — Мне кажется, что я таким тут стал. Многое изменилось. Может, я выйду отсюда совсем поехавшим, если выйду… Но, знаешь, не думал, что скажу это… Я всё равно рад. — Почему? — в глубине души Манабу предчувствовал, каким будет ответ, он одновременно хотел его услышать и боялся. — Потому что, не окажись я здесь, я бы никогда не… И тут за дверью раздался громкий кашель. Явно не случайный, а искусственный — для привлечения внимания. Ошио резко поднял голову и ужаснулся. Он совсем забыл, где находился. С Казуки было так легко — забывать, болтать, быть самим собой… Может, потому что он был невидимым? А, может, потому что Манабу знал, что, кроме него у Казуки нет никого, он бы не мог его оттолкнуть. Так что один только голос в наушниках полностью менял мир. — Ты там долго ещё торчать будешь? У нас тут один сортир на всех вообще-то. Закрылся и бубнит. Псих, что ли? — кто-то из вершняков возмущённо постучал в дверь. Манабу распахнул дверь, выскочил наружу, даже не взглянув на стучавшего, а он, меж тем очень внимательно проводил взглядом подростка, который решительно направился в «нуарный» кабинет Руки. Две пары глаз в кабинете снова выжидательно вылупились на него, смущающе, настолько напряжённо, что хотелось взвыть. Но «промывка мозгов» от друга из флешки подействовала. Манабу начал говорить ещё на ходу, до того, как плюхнулся в ободранное скрипучее кресло: — Я вот что хотел сказать… Казуки нужна помощь. Вашему Казуки Сатоо. Я знаю, что с ним произошло год назад. Так вышло. И не перебивайте меня, пока я не закончу. Это может показаться безумием. Показаться бредом. Но оно, правда, случилось. С ним и со мной. *** Удивительная штука доверие. Стоило начать, как и обещал Казуки, и рассказ Манабу было уже не остановить. Он говорил долго, почти охрип от того, какой длинной была эта речь. Руки даже налил ему в бумажный стаканчик какой-то обжигающей янтарной жидкости, чтоб смочить горло. Она ещё больше развязала язык, тёплая, с деревянным привкусом, пожалуй, даже с неприятным, но от этого зелья в груди будто расцвёл мягкий горячий цветок умиротворения. «Будь что будет», — решил Ошио сам для себя. И продолжал объяснять. Вершняки оказались очень терпеливыми и, хоть по ним и не скажешь, воспитанными. Они действительно не перебивали, Рейта преимущественно молчал, Руки изредка задавал короткие уточняющие вопросы, которые не мешали, наоборот, помогали объяснять дальше. Когда Манабу замолчал, прошло пару минут, прежде чем бригадир откинулся на спинку своего кресла и, глядя в потолок, произнёс: — Итак подытожим: эта вот малявка случайно получила в подарок на Рождество электронный носитель, на который записано сознание нашего Казуки. Не буду шутить о том, что только его мозги, единственные в целом мире, могли влезть на банальную флешку, хотя это так и вертится на языке. Наверное, не один я читал, о том, что подобные эксперименты в прошлом проваливались именно из-за того, что на носители не влезал огромный объём информации… — Вообще-то я слышал про удачные опыты с дисками из наноматериалов, — тихо дополнил Рейта, — сотни и тысячи терабайт записывали… Но то были именно диски, а здесь флешка. — Ну, может, в этой лаборатории изобрели способ так архивировать память, что всё поместилось, я не знаю… Не зря же его сознание выглядит, как звуковая программа, это странный способ хранения данных, — устало предположил Манабу. — Или так. Или Казуки действительно был глуповат, — осторожно улыбнулся Руки, — А он был, уверяю тебя. Дурак такой, до сих пор злость берёт. Неосторожный, наглый. Плюс его убеждение «мне всё по плечу» на грани с халатностью… Как же оно меня бесило! Именно Казуки виноват в том, что я больше не рискую, не хочу брать к нам молодняк. Он же сюда пришёл ещё ребёнком… — В 12 лет, — ляпнул Манабу, и Рейта присвистнул от удивления. — Да, в это, прямо скажем, сложно поверить, — тихо согласился с его реакцией Руки, — не могу отвязаться от ощущения, что меня где-то наёбывают, а где, понять не могу. — Но если вспомнить обстоятельства, когда он пропал, то всё складывается, — вклинился Рей, заступаясь за Манабу, — помнишь тот день? Загадочно очень. Тело так и не нашли. Парни всё обыскали, и ни черта не было, ни в той лаборатории, ни выше. — Да. Всё было странно. Хотя я всегда знал, что он вляпается. Было что-то вроде предчувствия, когда этот щенок пришёл к нам — глаза жалобные, хвост поджал, а морда хитрющая, хотя видно, что горя повидал немало. Короче не важно, глупости… Попробую рассказать, что знаю. Казуки и Юуто отправились в тот институт, заказ был не из простых, но оба ребята крепкие, должно было пройти нормально. Даже в случае ЧС, как и произошло с той не предсказанной заранее бурей. Наши метеорологи лажают довольно часто, это-то не удивительно. Удивительно другое. У нас есть протокол, который помогает в подобных ситуациях. Я считал, что ошибка была в их разделении, Казуки, пёс его раздери, полез наверх, Юуто остался внизу. Будь они вдвоём, такого бы не произошло. Они отлично друг друга дополняли. Казуки — везучий, но глупый, ветер в голове, шнурки не завязаны. А Юуто — умник, сама аккуратность, тщательно всё планирует, ничего не забывает. У него всегда всё оборудование чистое, проверенное, в рабочем состоянии. Сатоо мог пойти на задание, забыв зарядить сигнальный маячок, который ставится, когда мусорщик ждёт подмогу. Мы не знали где он. Только по заказу ориентировались и по словам напарника. — Но мы всегда сразу лезем вытаскивать своих. Конечно, если успеваем до утра. Потому что днём — это сущее самоубийство. И всё же группа быстрого реагирования тут всегда на подхвате дежурит. Уруха, между прочим, в ней главный, он спец по спасательным операциям, — сообщил Рейта. — Это тот адский привратник-очкарик? Он спец? Тот, что, вчера ночью так сильно набухался, что пускать тебя не хотел? — с сомнением спросил Манабу. — Ну набухался, с кем не бывает. Ты поживи в этой клоаке, посмотри на то, как твои товарищи дохнут каждую неделю, повытаскивай их из всяких ям да тоннелей наверху, то целиком, то по частям, потом осуждай. Набухался он, видите ли. Уру крутой. Поверь! Ты удивишься, насколько он меняется, когда занят любимым делом, — подмигнул Рей. — Крутой. Они все крутые, даже если раздолбаи и пропитые алкаши. За своих людей я отвечаю, — сурово отчеканил Руки, — я вижу, что у тебя на уме, крысёныш. Ты думаешь, что мы что-то не сделали, чтобы вытащить Казу. Или умышленно его бросили. Но я заверяю — это не так. — Вы же понимаете, что одного слова мне мало. Даже если это слово бригадира. — Вот! Отлично сказал, — Руки поднял вверх указующий перст — маленький пухленький указующий перст, и чёрный лак ехидно блеснул на крохотном ногте, — одного слова — мало. И поэтому я хочу задать тебе вопрос, крысёныш. Он возник сразу, когда ты стал излагать свою безумную легенду. Нет, я не говорю, что ты нам врёшь. Но согласись, звучит безумно и неправдоподобно. Манабу упрямо закусил губу и кивнул, ему ли было не знать, насколько происходящее попахивало бредом. — Скорее я бы поверил, что ты его приятель или… любовник. Казуки у нас вроде был по мальчикам. Я своих не сдаю, у нас тут не принято стучать, но были отдельные моменты… Ладно, не суть. Короче легче было бы поверить, что ты был близок с Сатоо, и год вынашивал план мести за его смерть. Или то, что ты свихнулся на почве потери и придумал себе вымышленного друга (или любовника), говоришь с ним, веришь в него, но его нет. Правда ведь это звучит реалистичнее, чем твои небылицы про сознание, записанное на флешку? — Да я не спорю. Спрашивайте уже, что хотели, — щёки начали пылать от теорий бригадира, но мальчишка не сдавался, хмурился и ждал вопроса. — Лады. Манабу, скажи, а какого чёрта ты рассказываешь нам об этой флешке сам? Почему бы просто не дать мне и другим послушать Казуки. Если он и вправду существует. Почему не дать нам поговорить? Ведь я был ему почти как отец. Почему? Зачем нам ты, как посол и переговорщик? Чужой человек с улицы впутался в проблему, которая совсем с ним не связана. Зачем? Какая тебе выгода? Вот что я думаю, если бы я был на твоём месте, сдал бы мусорщикам флешку и плеер, пусть бы даже за бабки. За бабки даже лучше — честнее выходит. А уж мы бы разобрались, наша же проблема… Манабу криво усмехнулся: так он и думал. «Оставить им плеер и флешку, ну конечно!» Он легко вытянул тонкими пальцами спрятанные капельки наушников из-под ворота своей кофты, вставил один в ухо и спросил: — Казу, ты всё слышал? Спасибо, что сидел тихо. Руки вот тут говорит, что он тебе был как отец, прикинь? — Ага, как святой отец. Такой, знаешь, из инквизиции, в одной руке кадило, в другой — факел, чтоб всем провинившимся жопы подпалить, — рассмеялся Казуки, — Так ему и передай, коротышке. И скажи, что я скучал. Не по факелу, конечно. Хотя, хрен с ним, и по нему тоже. Манабу передал дословно. Оба мусорщика ошалело раскрыли рты. Потом начали наперебой задавать вопросы, ответы на которые мог знать только Сатоо. Говорили с Манабу, как с медиумом. Удивление, радость и какой-то детский азарт затуманили двум взрослым мужчинам мозги — они спрашивали и спрашивали наперебой всякие глупости. За эти пять минут идиотского блиц-опроса Манабу узнал о Казуки столько нового. Что у него два прокола в губе, а ещё есть пирсинг в брови, и уши все в дырках. Что он чистит зубы только детской пастой, читает только комиксы и мангу, играет на гитаре, слушает тяжёлую никому не нужную, невостребованную музыку, что у него дома не было телефона, как у Юу, что его маму звали Сумико, а кота — Смородина, и что Смородина умер от радиации в пять лет, а Казуки от этого ушёл в запой на месяц и не ходил на работу. — Я хочу услышать голос этого говнюка. Пожалуйста, — необычно мягко попросил в итоге Руки, — Мне надо сказать ему пару ласковых. Манабу насторожился, инстинктивно обхватил провод рукой и так, зажатым, придавил его к своей груди: — Нет. Простите, но нет. Вдруг вы сломаете… — Сломаем? Смешно, конечно. Но я сделаю вид, что поверил, — Руки демонстративно ему подмигнул, — на самом деле, ты боишься, что кто-то из нас причастен к тому, что случилось с Казу и что мы отберём плеер с флешкой, чтоб замести следы и убить его окончательно. Но сейчас он меня слышит, да? — Вы уже поняли, что слышит. — Да я в принципе тоже его отдалённо слышу из наушника. Тихо, но это вроде Казу. Я же рядом сижу, иди ближе, Руки, — сказал Рейта. Этого не понадобилось, Манабу добавил звук, и приподнял одну капельку-наушник вверх: — Передай ему, что он сам говнюк! — весело крикнул Казуки, — И пусть уже расскажет про спасательную операцию. И про Юуто, что случилось, когда он вернулся. — Понятно. Ну, надо было проверить, а вдруг ты поехавший кукухой, сейчас таких немало, знаешь ли. По улицам такие психи ходят, закачаешься. Недавно видел одну бабёнку, которая, кажется, считала себя совой — ухала, глаза таращила, прохожие от неё шарахались. Мало ли, может, ты сам с собой разговариваешь, воображая голос нашего дурня Сатоо. — Ага, я тоже её видел, — кивнул Рейта, — Бомжиха какая-то, как её ещё не схапали копы? У продуктового ошивается с криками: «Тик-и-так, тик-и-так!» — С голодухи и не до такого можно дойти. А с горя так тем более. В нашей стране сейчас и того и другого в избытке. — Ну раз следствие мусорщиков установило, что всё с моей кукухой в порядке, может, вернёмся к делу? — Я бы не был так уверен насчёт кукухи, все мы немного двинутые. Ну да ладно. Юуто, значит… Сейчас мне тоже начинает казаться, что он вёл себя странновато. Хотя я не уверен. Всё же напарника потерял, может, поэтому глаза такие напуганные были, кажется, даже заикался. Вернулся в бурю. Доложил по уставу. Тогда мы ещё не знали, что не найдём Казу. Отправили ребят наверх в следующую ночь после бури, когда всё затихло. Они вернулись ни с чем. А Юуто уже какой-то зашуганный был, хотя не знал результата. И первым на проверку вызвался, несмотря на то, что у него жена на сносях была. Пошли и через день уже более обстоятельно, тогда его с собой захватили, чтоб показал, что где. Помнишь, Рей? — Помню… По-моему, ты нагнетаешь. В принципе, это была штатная ситуация для мусорщиков. Бывает. И то, что трясло Юуто — тоже норм. Он же виноватым себя чувствовал. Мало того, что выжил и ушёл, так они же разделились до этого с Казуки. Правила нарушил, в поисках помочь не мог. Конечно, он переживал. — Кстати! У него девчонка или парень родился? Спорим, девка, — громко выкрикнул Казуки. Манабу даже зажмурился: «Бедные мои перепонки». Зато все слышали вопрос. Руки и Рейта виновато переглянулись, молчание нарушил бригадир: — Никого. Ни жены, ни ребёнка. Она не выносила. Умерла ещё на 7-м месяце. — Нда… Печально, — без всякой жалости отозвался Манабу. Тут все умирали. Ежедневно. Говорят, к такому нельзя привыкнуть. Но они, кажется, привыкли, как их предки привыкали к ливням в сезон дождей. Для них, нынешних, прогулка под дождём была невозможным чудом, а смерти — чем-то привычным, не ужасали, почти не трогали. Отец говорил Манабу, что в его детстве газеты были намного толще, потому что перед страницей манги печатались некрологи. Но их уже никто не читал. Чаще всего использовали, чтобы заворачивать книги, старую посуду, продукты… Сейчас бумагу на мёртвых не тратят, некрологи не печатают. — Мне нужна твоя флешка. С тобой или без тебя, — резко переключился на другую тему Руки, — я хочу послать ещё одну бригаду на поиски. А может и не одну. Чтобы узнать, что произошло на самом деле, чтобы поставить точку. Те спасатели ничего не нашли, вообще ничего. Ни Сатоо, ни его вещей, никаких следов. Ходило двое в первый раз: Уруха и его напарник Юуно. Но они не добрались до нужного этажа. По времени не успели, снова погода была против них. На следующую ночь к ним присоединился Юуто. И в последний раз, в третий, тоже втроём облазили лабораторию. Все три попытки — безрезультатно. Больше я не имел права рисковать людьми. Облучаться — за так… Но сейчас обстоятельства изменились. Я бы сам хотел подняться, но бригадирам нельзя на поверхность, я к этой чёртовой конторе привязан, как козёл к изгороди. Уйду, правительство другого бригадира поставит. Ребятам от этого только горе. — Как же так… — приглушённо запричитал Казуки, — как же? Какого хрена? Быть не может. Как же они не нашли? Я же должен был быть там, совсем рядом в саркофаге… — Я не ходил, если что, — отозвался Рейта в ответ на подозрительный взгляд Манабу, — только понаслышке эту историю знал. Ну и на поминках обсуждали, Уруха говорил всякое, а Юуто больше молчал и вроде даже плакал… — Ты у кого из них купил флешку? У Юуто или у Урухи, — мальчишка цепко ухватился за мысль. — У Юуто. Уруха говорил, что хотел закрыть подвисший из-за пропавшего Казуки заказ в университет. Но мало, что нарыл. А Юуто набрал мелочей. И, наверное, эту штуку нашёл. В любом случае, продать он её решился не так давно, я и знать-не знал, что она связана с событиями годичной давности. Купил кой-чего у него. Он ведь всем предлагал разное. А я флешку углядел. Решил, Юу понравится и пригодится. Руки недовольно поморщился при упоминании имени Широямы, и Манабу решил, что совсем не хочет знать причину такой реакции. — Так что ты решил, крысёныш? Позволишь нам помочь другу или сам будешь в команде? — В команде. Я не отдам флешку никому. Она будет у меня, — угрюмо проворчал пацан, — спасательная операция — то, что хочет Казуки. И я. Мы оба будем благодарны за помощь. — По рукам, значит, ты в банде. Если Казу выбрал тебя своим личным детективом, помощником и чревовещателем, то пускай. Так тому и быть. Один ты не сможешь не только выбраться наружу, но и подняться по стене. Надеюсь, ты понимаешь. Бумаги на выход я тебе надыбаю, пропишу новичком. Это уж моя задача, бюрократическая. А твоя — разобраться, что стало с нашим дураком. Выбирай напарника, он полезет наверх, ты с Казуки будешь на связи. Чем скорее, тем лучше. Сегодня в десять вечера — вылазка. Я бы советовал пойти с Урухой, он опытный и место уже знает… — Бери Рея, — шепнул Казу, — Он всё равно уже в курсе. — Пусть будет Рейта… — выдавить это было непросто, но дядиного любовника он хотя бы знал, ему не пришлось бы адаптироваться к новому человеку. — О, спасибо большое, малыш, за доверие. Я так тронут, — мусорщик понимающе улыбнулся, и Ошио захотелось взять слова назад и выбрать весёлого очкарика-алкоголика, — всю жизнь мечтал о развлекательном вояже в компании такого приятного собеседника, как ты. — Я просто не хочу посвящать в это дело никого нового. Надеюсь, вы понимаете как бригадир, что и вам лучше не распространяться об этой истории. — Хочешь сказать, мне надо молчать? И проводить внутреннее расследование? — У нас так дела не делаются, Бу! Один за всех и все за… — начал было Казуки. — Я присмотрюсь к ним, особенно к Юуто, Юуно и Уру… Поглядим, что смогу выяснить, — перебил Руки, даже не холодно, а безжалостно. Он порылся в выдвижном ящике стола и бросил Рейте запылившуюся папку. — Год назад. Задание Сатоо. Изучи. Про то, куда пойдёте с крысёнышем ни слова. Он просто новичок, типа натаскиваешь его. Уяснил? И сходи на склад, надо найти подходящее снаряжение. У нас вообще есть что-то его размера? — Есть, конечно! Я посмотрю в женском. Или найду твои старые защитные шмотки добригадирских времён, — гыгыкнул Рейта, поднимаясь с места, — скоро вернусь. Прошло несколько минут. Начальник вершняков изучал мальчишку, плавно покачивался в своём кресле, откинувшись спиной назад и сжимая подлокотники. Манабу рассматривал его пыльный кабинет, потолок в желтоватых разводах и втайне надеялся, что молчание так и продлится до возвращения Рейты. Говорить не хотелось. Он очень устал, никогда столько не разговаривал. Очнулся от резкого скрипа. Руки поднялся с места, чтоб тут же согнуться, полностью исчезнув под столом. Выпрямился с кряхтением, и перед Ошио на столешницу тяжело опустилась картонная коробка. Руки открыл её, она оказалась забита всяким хламом: свитера, бейсболки, диски, тяжёлые металлические штуковины с ремнями явно альпинистского предназначения, журналы, особенно повеселил розовый тетрис. А совсем наверху Манабу разглядел чёрную пластиковую штукенцию с объективом и стопку квадратиков-фото. С одной глянцевой карточки на него смотрел улыбающийся парнишка, навскидку его возраста, ракурс был такой — чуть сверху, руки, явно державшие фотоаппарат. Пирсинг, очки гуглы, прижимавшие чёлку, как ободок. И пушистая, взлохмаченная копна волос тёплого шоколадного цвета. «Что-то знакомое, где я тебя видел?» — Короче это вам с Казуки. Заберёшь вместе со снаряжением. У нас типовые коробки, никто не заметит лишнюю. Слышишь ты, щень, — повысил голос Руки, чтобы донести это до бывшего подопечного, — я вынес из твоей квартиры всё, что успел. Потом её закрыли и опечатали. Не знаю, может, кто-то там уже живёт. Но вряд ли. Дома всё пустеют и пустеют, давно я не видел, чтобы кто-то селился в квартирах мертвецов… — Казуки не умер… — Пофиг! Манабу, спроси, а гитару, гитару он забрал? — взволнованно гаркнул голос в наушниках. — Нет, «он» не забрал гитару, — услышав его, ответил Руки, — я и так пёр целую коробку. Ты представляешь меня ещё и с электрогитарой на спине? — Да, был бы знатный бургер из Руки… К счастью, этого бригадир не расслышал. — В основном забрал всякие мелочи. Ни капли уважения, Казу, я вообще-то из чистой симпатии к тебе нарушил закон, забирая что-то из дома умершего. — Но я не умер, так что технически ты ничего не нарушил, босс, — по-идиотски довольным тоном проорал Сатоо. — Не факт, Казуки, — негромко и рассеянно, глядя куда-то сквозь время и пространство, бросил мужчина. Манабу коротко кивнул Руки: — Спасибо. Но тот лишь отмахнулся с брезгливостью: — Всего лишь барахло. И так место занимает без толку. Не думаю, что в этой коробке вы найдёте разгадку исчезновения нашего парня. Хотя… — тут он повысил голос, — ну-ка хватит вжиматься в стекло с той стороны, ты от этого прозрачнее не станешь. Юуто, заходи.