Страна говорящих кукол

Утро началось с блаженной тишины, которой в общаге не бывало как таковой, но у дяди в мастерской звуки издавали только часы. И они были приятно размеренными, прохладными и успокаивающими в восприятии парнишки. Кто-то другой бы раздражался на их смешанное тикание, но не Манабу, для него с детства пульс механических сердец был приятным и родным. Он даже слышал в нём определённую мелодику и мог бы подпеть, не будь он таким зажатым. В квартире никого не было, на верстаке обнаружилась коробочка с завтраком, термокружка с кофе и записка: «Доброе утро, пацан. Я ушёл по делам. Дом полностью в твоём распоряжении. Но не забудь, что к обеду тебя ждёт твой папаша. Увидимся вечером». Подхватив немудрёный завтрак — овсянку в виде сероватых спрессованных кубиков и кофе — он отправился разыскивать компьютер среди лабиринтов стеллажей с разномастными деталями и проводами. Комп обнаружился в углу мастерской рядом с каморкой, в которой спал Широяма. Громоздкий монитор, грязно-белый параллелепипед процессора на полу, древняя как мир клавиатура на столе. Рядом с ней спала крупная мышка на длинном шнуре, похожая на ископаемого мелкого хищника. Люди находили и более красивые варианты такой техники, прежде их называли ноутбуками и планшетами, но починить хрупкие машины было сложнее, к тому же в них отсутствовал дисковод, что делало их практически бесполезными в наступившей реальности. Теперь информацию на компьютер можно было записать лишь с физического носителя. Флешка была самым настоящим чудом, их редко откапывали, ещё реже попадались неповреждённые, а эта выглядела почти новёхонькой. Мало того, что сохранилась в целости, так ещё работала и содержала какие-то старинные данные. Много данных. В этом Манабу убедился, когда увидел объём содержимого диска. Папка с фотографиями не могла быть такой увесистой. Полоска заполненности памяти была такой же алой, как щёки Манабу, когда к нему по учёбе случайно обращалась девушка однокурсница. «Есть скрытые папки, стопудово. Широ, какой же ты отсталый, не догадался проверить. Да он, может, и не знает о таком, старик же, его, небось информатике не учили. Так, проверим», — с азартом охотника подумал он. Чтобы оттянуть сладкий миг начала поиска настоящих сокровищ, Манабу быстро проглядел видимые снимки микросхем и чертежей, о которых говорил ему Юу. Ничего стоящего и объясняющего их истинное предназначение обнаружить не удалось. «Так, что тут у нас? Система вентиляции, интересно, а зачем эти трубки? Нагревательные элементы, ясно-понятно… В систему управления лучше не соваться, чёрт ногу сломит. Хм, тут хрени для подачи какой-то хрени. Может, хладогента? Я уже видел нечто подобное. Наверное, конец 21-го века, больно замудрёная конструкция, платы вообще как отдельный вид искусства, хоть на стенку вешай. Эх, увидеть бы вас вживую, когда она работала. Это похоже несущий корпус… Ну, хотя бы мы знаем, какой ты была странной формы, невиданная чудоёбина. Как сейф или необычный гроб, бредовое эстетство. Большая штука, что же это такое? Холодильник? Криокамера? Странно». С мечтательным вздохом он вышел из этой папки, отхлебнул остывшего кофе, забросил в рот кубик овсянки рукой, не утруждаясь воспользоваться палочками. Снова вздохнул и размял пальцы: «Итак, приступим». Поклацал мышкой, выбрал в проводнике нужные параметры вида и вернулся в окошко флэшки, сглотнув слюну от нахлынувшего любопытства, схожего с возбуждением. Скрытая папка была одна, в названии было «Rstred Mnd» и длинный-предлинный ряд чисел, который было сложно с чем-то связать. Ни секунды промедления — Манабу раскрыл заветное сокровище и увидел значок программы, подписанный так же, как папка. Клац — и ничего. Только через долгую минуту появилось неторопливое колёсико загрузки. Мальчишка, уже было разочаровавшийся, пробормотал: — Что же ты такое? Для игрушки больно уж тупое и замудрёное название. Да и зачем скрывать папку с игрушкой. Только если она непристойная какая-нибудь. Ну в этом меня ничем не удивишь, — с подростковой самоуверенностью хмыкнул он, — видал я всякое. Конечно, он не был таким уж искушённым в плане «всякого», но почему бы не похвастаться перед компьютерной программой, обман она не раскроет да и насмехаться не будет. На самом деле с просмотром «всяких» фильмов у него не раз возникали трудности, которых, как он подозревал, не было у сверстников. За пару секунд до пика удовольствия, в голову приходило понимание того, что все эти пышногрудые, истошно стонущие девы и мужчины с огромными членами давно сгнили в земле, и в качестве памяти о них у потомков остался только глупый ролик про сантехника и похотливую домохозяйку. И тут уж было два варианта исхода — либо эрекция пропадала напрочь, либо Манабу кончал с горечью и печалью, что отбивало желание дрочить на ближайшие недели. Так что фанатом и знатоком такого вида разврата он не был. Но признаваться в этом даже себе было довольно стыдно. Он сделал ещё глоток кофе и нервно застучал пальцами по столу. Колёсико всё крутилось, ожидание тянулось, ничего не происходило. — Не работает, что ли, — разочарованно протянул он вслух, — ну вот, дерьмо какое! Так и знал, что ничего не получится. Слышишь ты, хуплётина древняя, не пашешь, ну не очень-то и хотелось. И Манабу, согнув руку в локте, экспрессивно показал монитору «фак». Это был последний немного жалкий ход, на который он нечасто решался в вопросах техники, понимая, что одушевлять её глупо, ругать ещё глупее, а посылать на хрен — совсем уж бредово. Ведь что есть техника? Это всего лишь творение рук человеческих, как мебель, одежда или еда. Ну кто в здравом уме будет говорить со столом, когда он качается, с собственной курткой, если она не застёгивается или, допустим, с протухшим кубиком овсянки? Манабу не знал таких людей, а знал бы, посчитал сумасшедшими. Однако, к стыду своему, он был внутренне убеждён, что с техникой магическая сила ругательств и личных отношений порой срабатывает не хуже отвёртки и паяльника. Может, виной тому было влияние кукухнутого на всю голову дяди, который с детства внушал ему, что с тем, над чем ты работаешь, необходимо поддерживать разумный диалог. А, может, Манабу был настолько одинок, что лучше всего общаться у него получалось с железяками и проводами. Вещи часто поражали его удивительной отзывчивостью, оказываясь куда более чуткими, чем люди. Вот и сейчас названная им «зараза такая», по всей видимости, обиделась на злобный тон паренька и показанный «фак», потому что свет в мастерской мигнул. Сначала один раз, компьютер, конечно же сразу отключился, экран погас, потом от него раздалось тихое шипение. Потом внезапно загорелись лампы над верстаком и на столе у монитора. Лампы, которые Манабу не включал. Но они вдруг самовольно вспыхнули истеричным жёлтым светом. И снова погасли. Все электроприборы в мастерской, даже сломанные, даже не подключённые к сети, даже совсем мёртвые части каких-то устройств с поверхности, валявшиеся в коробках у Широямы годами, ожили. Они будто бы сошли с ума, в мастерской что-то врубалось и отключалось с дикой скоростью. Мимо ноги Манабу весело промчался остов то ли игрушечной машинки, то ли неведомого гаджета прошлого. Понятно было только, что это нечто на колёсиках и с антенной. В воздухе гудела ещё одна неведомая хрень пикирующая из одного угла комнаты в другой. Где-то вспыхивали старые гирлянды, завывало радио, передающее лишь пугающее жужжание, что-то громыхало, тарахтело, взрывалось, откуда-то потянуло палёным пластиком. И если фантастический шум и мигание не подействовали на Манабу сразу, то запах сработал мгновенно и безотказно. Минута на шок, и включились рефлексы, ведь он знал что делать. Ошарашенный мальчишка вскочил и ринулся к выходу, туда, где находился счётчик, чтобы отключить всё к чертовой бабушке, пока не загорелась проводка. Бежал по памяти, вслепую, по пути спотыкаясь о коробки, врезаясь в стеллажи. Он отбил себе бок о край верстака, чуть не упал, пока продолжалась эта мистическая дискотека, но когда добрался до своей цели, всё вдруг затихло, вернулось к норме, словно в мастерской только что не творилось безумное светопреставление со взбунтовавшейся электроникой. Манабу замер, неверяще глядя на квадратный экранчик счётчика: там ровно ползла красная полоска, похожая на нежный капилляр. Спокойная нить, отмеряющая дозу энергии на отдельно взятого человека. Он думал, что со всей этой аварией и выходками компьютера он потратил дядину пайку на месяц, а то и больше. Однако по показателям не было видно перерасхода. «Наверное, придётся лампы менять, я вроде слышал звон, да и провода надо проверить… Интересно, сжёг ли я комп Юу этой штукой. Тупая флешка! Может, там что-то чересчур сложное для этой жестянки, может, ей не хватает памяти или видеокарта не справилась. Лишь бы процессор не сдох», — размышлял он, тупо пялясь на счётчик. Из горестных раздумий его вырвал истошный вопль за спиной, подросток даже комично подпрыгнул на месте, будто бы наступил на хвост коту. Хотя откуда здесь мог быть кот? У Широямы никогда не было питомцев. Их вообще редко заводили под землёй, хотя избавиться от подобной традиции человечество не сумело. Кошки были им полезны — они уничтожали мелких вредителей, правда, со временем прежние пушистики мутировали в одну породу, стали бесшёрстными и подслеповатыми. Зато нюх обострился, и те, кто мог позволить себе кота, ни разу в жизни не убивали мышей и землероек своими руками. У Юу совершенно точно кошка не водилась, великий фантазер и за собой-то следил с трудом, куда там — возня с четвероногим. И всё же несмотря на всю невозможность этого предположения — котовий ор определённо звучал в мастерской дяди. Это было какое-то нечленораздельное: «мряуууу» с переливами то в истошный визг, то в бархатистый басок. Звуковая волна заполнила пространство, взрывая мозг болезненной истеричностью. Манабу попытался зажать уши руками и зажмуриться, но отвратительный звук всё равно проникал в черепную коробку. Затем этот зверский вой сложился в разумные слова: — Выпусти! Я не зараза! Сам ты зараза! — и тут же в противовес ругани простонало жалобное, — помоги! Не могу больше здесь находиться! Манабу, как стоял, так чуть и не шлёпнулся на пятую точку, спасло то, что за стенку удержался. От того, что в квартире дяди орёт неведомая зверушка, уже было не по себе, но разумная речь и вовсе заставила его похолодеть. — Что это, блять, такое? Кто здесь?! Дядя, если это твои шуточки, я тебя прибью, честное слово! Где ты динамик поставил, а? — дрожащим голосом проговорил он, начиная спешно придумывать теоретическое объяснение крикам. Оборачивался и осматривался по сторонам, но насчёт источника догадался не сразу. О произошедшем в доме бунте электроники напоминал лишь некий хаос на полу возле стеллажей, упавшие в проходы коробки, рассыпавшиеся повсюду болты… Ну и перевёрнутая «недомашинка», которая беспомощно прокручивала колёсики назад, лёжа у компьютерного стола. «Стоп, что?» — Манабу вскинулся, во все глаза таращась на компьютерный стол. Оставленный без присмотра, вырубившийся при отключении света монитор почему-то работал. На экране двигались какие-то разноцветные столбики, подпрыгивая в эквалайзере всякий раз, когда таинственный орущий кот продолжал взывать к Манабу: — Вытащи меня отсюда, засранец! Я к тебе обращаюсь. Включил — теперь вытащи, раз ты сумел эту штуку запустить, значит, что-то знаешь. — Ничего я не знаю… — медленно и вкрадчиво произнёс Манабу, ещё раз осмотрелся по сторонам, и смекнув, что звук идёт из компьютера, стал тихо к нему приближаться, двигаясь бочком, с осторожностью. — Как это не знаешь? Ну, допустим, ты случайно раздобыл эту херобору. Ну, флешку! Сам же бормотал про флешку, я слышал. Ты хоть знаешь, что такое флешка? А… Не важно. Это не важно, главное, что у тебя получилось. Если получилось, возьми на себя ответственность! Слышал такое: мы в ответе за тех, кого подключили! — Приручили, — сквозь зубы, едва слышно, поправил парнишка. «Оно ещё и Экзюпери цитировать пытается. В мозг ко мне залезть хочет!» Прокрадываясь мимо верстака, Манабу бесшумно подхватил с него тяжёлый разводной ключ. Сжал своё импровизированное оружие в кулаке покрепче, закусил губу и продолжил движение, стараясь скользить спиной мимо одного из стеллажей, чтобы никакой таинственный враг не смог напасть с тыла. — Ты почему замолча-а-а-ал? — настороженно с места в карьер взвыл кот-не-кот, — подай голос, где ты, я ни черта не понимаю. Ты же тут? Не оставляй меня одного! «Как будто я что-то понимаю», — внутренне возмутился Манабу, балансирующий на грани весёлого мальчишеского боевого запала и унылой уверенности в своем очевидном помешательстве. Ситуация была абсолютно бредовой. Тот редкий случай, когда не понимаешь, реально ли то, что происходит с тобой или ты спишь и видишь сон. В этом сне (или в реальности — он так и не определился) худенький нервный юноша крался на мысках к компьютеру своего дяди с неясной целью. Разбить монитор разводным ключом? Выключить? Может, выдернуть вилку, и чёрт с ним — со странным мяуканьем, потом можно было бы всё списать на галлюцинацию. А вдруг его ударило током от щитка, и он лежит сейчас на полу и ловит глюки? Тогда можно просто расслабиться и продолжать действовать по законам кошмара, как всегда поступают герои в книгах, когда принимают чудаковатость предложенного мира и разыскивают в нём какой-то свой смысл. Любопытство всегда в случае с этим парнем брало верх над рациональностью, так что исход был предрешён. Манабу занёс своё грозное оружие над испуганно вздыхающим короткими столбиками монитором, но уже в замахе его рука неуверенно задрожала. А загадочная звуковая программа вдруг жалобно всхлипнула: — Не хочу быть один. Пожалуйста, нет, только не это… Скажи хоть словечко! — Чтоб тебя, — выдохнул Манабу и, сдаваясь, опустился на крутящееся кресло. Разводной ключ, правда из руки не выпустил, на всякий случай положил на стол рядом с клавиатурой и порой с сомнением поглаживал во время странного диалога. — Ура! Это целых два словечка! — радостно констатировал «кот» в компьютере. — Так… Считать ты умеешь. Восхитительно. По крайней мере до двух. — Я и больше могу, и таблицу умножения знаю, и вообще я такой умница, такой лапочка, ты бы знал… — с несоответствующей глупому высказыванию гордостью вспылил столбиками эквалайзер. — Безмерно рад за тебя, умница, лапочка и прочее по списку. Может, ты ещё и детские песенки петь умеешь? Ты что за хрень такая, а? Голосовой помощник для детсадовцев? Или какая-то обучающая прога для малышей? Хотя непохоже, вряд ли бы такой голос выбрали бы для нормального ПО, скорее это была бы милая девушка. Я прямо теряюсь в догадках. Какая-нибудь студенческая наработка для диплома? — Погоди-погоди. Я прям не знаю, на какой пункт из этого потока оскорблений отвечать! И что не так с моим голосом? По-моему, он секси, никто пока не жаловался. — Так, детские программы вычёркиваем, секси-умница, — скептически поцокал языком Манабу, — будем определять по остаточному принципу. И вообще вопросы тут задаю я. Ты просто код, искусственный интеллект или что там? Я не помню до какой стадии доводили такие проекты в 21-м веке. — Я не искусственный! — И не интеллект вовсе, ага. Кажется, насчёт этого можно быть уверенным. Интересно, могу ли я покопаться у тебя в настройках, может, там есть данные об издателе… Мальчишка наконец разжал чуть подрагивающие пальцы, отодвинул в сторону ключ и вцепился в мышку. Подвигал курсором, попытался убавить громкость в программе, но ему это не удалось. Соответствующие клавиши на панели существовали, но они явно не работали, стрелочка скользила поверх, не задевая содержимого программы, никак не влияя на происходящее. А голос вдруг смущённо захихикал. — Щекотно, блин, ну ты чего. Даже не познакомились, а ты в личное пространство лезешь. Как-то невежливо. Европеец, что ли? Я слышал, у них так принято… Ой, а я вообще на японском говорю? Не могу понять… — На японском. Но понять не можешь, потому что не способен к анализу, ты код, просто запись алгоритма. И тебе, блин, не может быть щекотно! — проворчал Манабу, которого раздражала самовольно болтающая с ним программа, — у тебя есть интерфейс, глюканутый к тому же, но нет тела, нет органов чувств, нет мозгов… — Вот насчёт последнего вынужден согласиться, — грустно вздохнул голос, — мозгов реально нехватка, иначе я бы в эту жопу не вляпался. Но чувства есть! И тело! Ну как… Оно должно быть… Где-то. И я даже предполагаю, где его оставил. — Что? — глуповато захлопал ресницами Манабу, отрываясь от бесполезного тыканья курсором в неактивные кнопки, — повтори. Я не понял… Какое тело? Что ты меня дуришь? — А у тебя-то мозги есть, парниша? Не понял он, — развеселился голос, и визуальное отображение этого звука запрыгало перед ним взлетающими столбиками, — говорю же, не программа я, блин, не код. Ну или не совсем. Я — человек. Такой же как ты. То есть я надеюсь, что ты человек, а не бездушная скотина, и не бросишь меня в беде! Манабу страдальчески замычал, то ли в подтверждение слов о скотине, то ли из усталого непонимания ситуации. Кажется, в это утро он перебрал допустимую дозу необъяснимой фигни, которую мог переварить. Заявление компьютерного кота о наличии у него тела было последней каплей. Манабу со всей его тягой к приключениям к таким поворотам не был готов. Инстинкт самосохранения нашёптывал ему разумный совет — всё же запульнуть разводной ключ в говорящую коробку с микросхемами, чтоб заткнуть это непонятное нечто, заставляющее его чувствовать себя идиотом. Но «нечто» затыкаться не собиралось. Не теперь, когда наконец обрело возможность хоть с кем-то общаться. — Так, давай сначала. Давай познакомимся, как люди. Понятно, что ты не веришь, что я человек, я б сам в жизни не поверил. Мало того, заговори со мной железяка какая-нибудь, я бы давно её расколотил к чертям. А ты явно парень рассудительный и разумный… Манабу криво улыбнулся, в очередной раз разжал руку и воровато отодвинул разводной ключ чуть в сторону, от греха подальше. — Ну, допустим, разумный… Хотя на данный момент возникает всё больше аргументов «против» этого, чем «за». — Разумный! Я в тебя верю! И надеюсь на тебя! Потому что мне без тебя кранты, пацанчик. Ты ведь, кажется, ещё и в технике разбираешься? — Допустим… — осторожно повторил Манабу, не зная, что за этим последует. — О! В яблочко! Это мой шанс! Ты — мой единственный шанс! Да… прости… Забыл. Собирался ведь познакомиться, как люди, ага. Я — Казуки Сатоо. Это моё имя. Я мусорщик. Вершняк, то есть. Но кого мы обманываем, мусорщики мы и есть. Даже между собой так говорим. Ах, да, и ещё я — полный кретин. — Кретин. Не поспоришь. Погоди, чего? Ты сказал, мусорщик? — Манабу резко хватанул воздух ртом от удивления, — Стой… Как это возможно? Так тебя написали в наше время? Нет. Нет! Никто не занимается программированием сейчас. Это запрещено. Слишком энергозатратно и вообще бесполезно. Только починка старого оборудования допустима, программное обеспечение лет эдак триста как не разрабатывают, ау… Да быть не может. Откуда ты узнал это слово? — Ну как тебе сказать, откуда? Откуда все узнают слова? Мама-папа научили? — растерянно рассмеялся голос из компьютера. Надо сказать он был чересчур эмоционален для программного кода, настолько эмоционален, что вызывал острое желание ему наподдать, и хорошо бы посильнее. Этот глупый смех естественным образом провоцировал на пендаль или оплеуху, но бить было некого, и Манабу прямо-таки ощущал накапливающийся в центре груди — точно по центру, за рёбрами — горячий зуд раздражения. — Я тебе не верю, — холодно процедил он, — докажи, что ты не машина, а человек. Давай, быстро. Одним словом. — Серьёзно? Ты предлагаешь мне пройти минимальный тест Тьюринга? — Уже это подозрительно. Ты цитируешь Экзюпери, знаешь про тест Тьюринга… — Но ты же тоже знаешь. Тогда ты тоже подозрительный? Может, я банально, как и ты, как и все — проходил это в школе, в первом классе? — А может, ты — хитрый робот, и пытаешься меня запутать! Чтобы потом… Ну я не знаю, что сделать… — Ничего я не сделаю. Я изолирован. Совершенно, абсолютно, и это, блин, больно. Никогда не чувствовал себя хуже. И тут в полной бесконечной безнадёге — вдруг ты… Я вот тебе даже имя своё назвал, а ты не представился. В чём хитрость-то? Мне просто очень помощь нужна. — Манабу. Меня зовут Манабу. И ты не ответил. Давай, гони мне одно слово, чтоб я понял, что ты — живая душа, что ты — реально человек, как меня тут убеждаешь. — Да не буду я ничего доказывать, что за цирк с конями! Я человек… Глупость какая… — Сейчас из розетки выдерну… А ну проходи тест! — Ладно-ладно. Слово «какашка» тебя устроит? — Ха! Так и знал, что ты не скажешь «любовь». Это два самых популярных «человеческих» ответа, но «какашка» — более хитрый! Значит, ты — машина. Вычислил вероятность, подобрал информацию и… — Блять! Да что за въедливый сукин сын мне подвернулся! Манабу, мать твою за ногу, вертел я твою информацию на хую! МНЕ! НАДО! ВЕРНУТЬ! МОЁ! ТЕЛО! И хуй тоже! Я как-то успел по нему соскучиться! Но и остальные части мне довольно-таки дороги! В ответ на эту огненную тираду, когда монитор бесновался фонтанами звука в эквалайзере, Манабу оперся на локоть, плюхнулся щекой в собственную ладонь и протянул глубокомысленное «хммм…» — Что «хмммм»? — устало переспросил выплеснувший свой стресс и энергию невротик из компьютера. — А вот теперь я, пожалуй, склонен тебе поверить. Ну или хотя бы предположить вероятность того, что ты не врёшь. — Из-за убедительности или из-за ругани? Любишь грязные словечки, что ли? Нет, ну я знавал разных фетишистов, но… Мальчишка презрительно фыркнул: — Окей, про твои тесные связи с фетишистами я запомню. Так, на всякий случай. Но не льсти себе и своей убедительности. Просто компьютерная программа не могла бы выдать такой пиздец. Совершенно глупое и бездарное сочетание слов. Я скорее поверю в неотёсанного мусорщика без тела, чем в алгоритм, который был написан неким гением, чтоб вести себя так тупо! Сама лексика — отстой, построение фраз дебиловатое, интонации визгливые, орал ты на редкость глупо и некрасиво. — Вот спасибо. Мне поверили, потому что я настолько отстоен, что не могу быть роботом. Какой удар по самооценке, Манабу, я б застрелился, но нечем и целиться некуда. — Радуйся, Казуки! Это настоящий дар. Быть уникально отстойным. Вызывает доверие, кажется… А нет, показалось. Не доверие — жалость, — мальчишка зловредно хихикнул, а компьютерный голос застонал. — Я жалок… Бляха, как же я жалок… — Крепись, мужик. Прими себя и свою природу… Это тебя ещё не раз спасёт, поверь мне. Если бы не это, я б тебя вырубил. Но теперь так уж и быть, попробую помочь. Ну что? — Что «что»? Чего ещё тебе надо, инквизитор хренов! Я же слишком неотёсанный и необразованный, чтоб с тобой общаться. И, кажется, я слышал слово «тупой». И не один раз слышал… — Боги, оно ещё дуется! Уговаривать тебя, что ли? Не беси меня. Рассказывай давай, как ты дошёл до жизни такой, что оказался в моей флешке-открывашке? Или ты больше не скучаешь по своему… эм… телу? Казуки захлебнулся возмущением, отфыркался, отматерился и наконец начал рассказывать.