Получить королеву

      Ветра почти не было, она могла слышать шум тихих волн, прибивающих к скалам у подножия в самом низу. Она смотрела со своего огромного балкона на мутный, грязновато-персиковый горизонт, холодный камень ее дворца наполнял пространство глуховатым, позванивающим эхом, словно искристость серебряных, рассыпанных в ручье монет. Этот дворец хоть размахом своим не шел ни в какое сравнение с ее прежней исполинской, величественной крепостью из белоснежного, перламутрового камня, но был по-своему великолепен. Мрачная тишина, полутень, ниспадающая прозрачность воздушной багровой ткани в оконных арках и порталах, оплетающий стены и колонны малахит древнего, сонного плюща, высоченные, молчаливые своды, гул захожего дуновения в безвременном, равнодушном молчании — она любила эту тишину, этот мудрый, медленный покой. Он был ей понятен, он был ей родственен, близок, в нем она находила все то, что из чего сама состояла — вечности, незыблемости, воли. В ход ее мыслей, словно подстраиваясь под них, будто шагая с ними в унисон, вкрадчиво вмешивался неспешный, мягкий изящный шаг посторонних ног. — Зачем ты явился? Я не звала тебя, — не оборачиваясь, не обращая внимания вовсе, бесцветно и холодно произнесла Синдел. — Если учитывать, что мы можем жить вечно, есть вероятность, что твоего приглашения мне пришлось бы ожидать еще очень долго. Она почти беззвучно хмыкнула, но даже взгляд ее оставался недвижим, игнорируя непрошенного посетителя. — Ты могла бы быть немного поласковее, все-таки, если бы не я, ты бы сейчас здесь не стояла. Этот шипящий, режущий голос, оказывается, умел изображать иронию. Она все-таки обернулась, небрежно, слабо, едва открывая ему свое прекрасное лицо: — Моя ласка слишком дорого стоит. Что тебе нужно? Ты пришел поговорить о вечности? Ты ничего не знаешь о вечности, призрак. Даже я о ней знаю лишь ничтожную малость… — она снова задумчиво обратилась к горизонту. — У меня есть имя, если ты вдруг забыла. — Нуб Сайбот? Это не имя, — отрезала она. — Неужели? — едва усмехнулся он. — Это не настоящее имя. Тебя зовут иначе. Я вижу это так же ясно, как я вижу этот ватный, накрывающий море туман. — Ты еще даже не взглянула на меня. Удостоит ли меня сегодня такой чести сама королева? — голос продолжал смеяться. — Мне не нужно смотреть на тебя, чтобы видеть насквозь. — Даже так? И что же ты видишь? Одновременно с порывом вечернего ветра, она обернулась к нему, в воздухе рассыпались серебряные нити ее волос. Чудесный, терпкий аромат сандала и чего-то совершенно неведомого, мягкого и дурманящего волной прошелся по его коже. Ему стоило не малого усилия, чтобы не отшатнуться от этой величественной, жестокой красоты, этого властного, подавляющего взгляда больших, удивительных глаз. Она была немного ниже него, но смотрела с такой высоты, что он показался себе жалким, уродливым карликом, которого впору лишь придавить грязным сапогом. — Я вижу ничтожные попытки второсортного некроманта плести дрянные, дешевые интриги, чтобы вовлечь меня в свои убогие замыслы, — с изящной брезгливостью произнесла она, бегло, с усмешкой оглядев его с ног до макушки. — Почему же второсортного? — с той же усмешкой ответил ей он. — Не вижу никаких противоречий своему убеждению. — Может, ты плохо смотрела? — Ты не стоишь того, чтобы я тратила на тебя время. — И все-таки, ты ошиблась, Синдел. — Третьесортного некроманта? — с издевкой улыбнулась она. — Снова промах. Ее уколы едва ли достигали цели, но она и не ставила себе никаких целей, она вообще почти не знала это непонятное существо перед собой с глазами, полными горящей пустоты. Он странно молчал, наблюдая за ней, было сложно сказать, куда именно он смотрел, будто сквозь, но она чувствовала всем нутром, что смотрит он именно на нее. — Раз ты сегодня не в духе, я навещу тебя завтра, — прервал молчание он. — Не смей являться ко мне без приглашения, призрак. Хочешь аудиенцию у королевы… Не знаю, я не придумала для тебя задание. Придумай себе сам, чем заслужить мое внимание, — снова улыбнулась она, обнажив восхитительные, белоснежные зубы, как у молодой пантеры. Но завтра он не появился, не появился он и через два, и через три дня. Легкая изморозь раздражения пробежалась по ее равнодушному ходу мыслей, а через неделю она вообще о нем позабыла. Окруженная красавицами фрейлинами, Синдел сидела в своем великолепном будуаре, пока ее услужливые помощницы подобострастно вычесывали ее роскошные локоны, омывали ее ступни розовой водой, подготавливая свою бесподобную королеву к отдыху. Она уже переоделась в прелестный, шелковистый, кровавого отлива пеньюар со шлейфом длиною в сажень и была совершенной девчонкой, умывшись от яркого слоя помады на крупных, матовых, полных губах. Невозможно было представить, что эта обворожительная молодая женщина, скорее старшая сестра своим молоденьким фрейлинам, в действительности тысячелетия правила огромной империей, и лишь всмотревшись в ее внимательное, умное лицо, в ее мудрые, бесконечные глаза, можно было чуть вообразить (лишь вообразить), что на самом деле представляло собой это великолепное создание. Массивная дверь бесшумно открылась, почти на пальчиках к ней приблизилась еще одна смазливая девица в одежде уже чуть более походившей на одежду воина и прошептала почти на ухо своей госпоже о том, что если госпожа изволит, то ее хотел бы видеть некий мрачный гость. — Пусть войдет, — ухмыльнулась Синдел и жестом приказала всем исчезнуть. «Надо же, какая теперь учтивость» — снова хмыкнула она, наблюдая свое отражение в темной глади огромного зеркала. «Учится быстро». Направляясь к выходу, девушки нарочно обходили входившего гостя, почти вплотную к нему притираясь, тихо смеясь ему в лицо, перешептываясь и извиваясь, словно ядовитые змеи. Они таранили его влажными, бесстыдными глазами, он был для них прекрасным, новым, увлекательным развлечением, мужчин тут было слишком мало, так как госпожа позволяла им иметь отношения только с самыми красивыми, знатными и благородными представителями этой категории живности, и даже сама частенько контролировала связи своих подопечных, отбраковывая каждого, кто хотя бы немного смущал или не доставлял удовольствие ее глазу. — Ты пришелся по вкусу моим девочкам. Наверное, чего-то ты да стоишь, — не отрываясь от своего отражения, высокомерно и насмешливо начала она, — Если ты явился, чтобы нести всякий вздор, лучше сразу поворачивай обратно. Лучше пойди и развлеки их хорошенько, им иногда бывает тоскливо без мужчин, — взяв в руки позолоченную щетку для волос, она сама решила завершить свой ночной туалет. — Меня допустили в покои к самой королеве, ты сегодня в хорошем настроении, как я вижу, — той же монетой ответил его голос, — Может быть, я хочу развлечь тебя. — Меня? Ты? — она даже повернула аккуратную голову, прекратив расчесываться. Через пару секунд пространство пронзил ее звонкий, беспощадный хохот. Он разливался у него в ушах, как золотые лучи льются по морской глади. — Это так ты решил заслужить мое внимание? Чтобы разыграть эту нелепую комедию, тебе понадобилась целая неделя раздумий? — Ты даже считала, сколько я отсутствовал? — Разумеется, нет, дорогой. У меня всего лишь безупречная память, — уколов его в ответ, она снова повернулась к зеркалу, периодически усмехаясь. — По правде сказать, Синдел, я действительно немало раздумывал и можешь не сомневаться — мои развлечения тебе точно понравятся. Она была уверена, что за его маской скрывался волчий оскал.  — У игры, которую ты решил со мной разыграть, призрак, непростые правила. Ты уверен, что сможешь играть со мной? Ты хорошо подумал? — Я предельно внимательно отнесся к вопросу. — Ведь ты не глуп, — снова обернулась к нему она, обольстительно улыбаясь, — А ты знаешь, что для этой игры силы у игроков должны быть равны? Иначе в игре просто нет смысла. — Совершенно верно. Она еще немного посмотрела на него, не без насмешки, но и откровенно холода взгляд ее больше не выражал, скорее поверхностное любопытство. — И ты предполагаешь играть со мной на равных? — Абсолютно. — Не много ли ты берешь на себя, призрак? — Я же сказал, я хорошо подумал. Тем более, приз стоит того, чтобы я постарался. — Будет еще и приз? — вскинула брови развеселившаяся Синдел. — А как же. — Как ты самоуверен. Но и занятен, — улыбнулась она и поднялась со своего огромного кресла, — Всё, что меня интересует — это лишь узнать, что ты предпримешь, когда этот твой план потерпит сокрушительное, смехотворное фиаско. Что ты будешь делать в этом случае, а будет именно этот случай. Попытаешься переманить на свою сторону силой? Но и здесь ты просчитался. — Я хорошо считаю, Синдел. — Посмотрим, призрак. — Ты так и не выучила мое имя. — Хочешь, чтобы я называла тебя по имени — назови настоящее, — она повернулась к нему спиной и пошла в спальню, — И принеси мою заколку. Ту, что из платины. Он тихо усмехнулся и подошел к ее зеркалу, в нос ударил сладкий, въедливый аромат масел, он стиснул зубы, пропуская его в себя, он действительно хорошо считал, но все-таки игра была и правда непростая. — Би-Хан. Это мое настоящее имя, если угодно. Я же предпочитаю другое. Но если тебе больше нравится так… — Би-Хан, — задумчиво перебила его она, — Теперь я вижу… Она молча вглядывалась в него, сидя на краешке своей огромной постели, без слов вытянув руку вперед, ожидая выполнение своей просьбы. Он так же молча подошел к ней и положил в ее ладонь изящную, тяжелую заколку, ни единым миллиметром своих длинных пальцев не дотронувшись до ее руки. — Если ты думаешь, что отсутствие у тебя зрачков не дает мне ясного представления о характере твоего взгляда, ты наивно ошибаешься. Ты так смотришь… — она снова хохотнула, ослепительно улыбаясь, смотря на него снизу вверх, чуть приподняв подбородок. — Когда я еще была сущим младенцем, мне исполнилось лишь тринадцать, я уже считалась самой красивой девушкой в империи. Скажи мне, как сильно ты впечатлен. — Я совершенно не впечатлен, Синдел. Это очевидно, — без выражения ответил он, ни на секунду не отводя от нее демонических глаз. — Хороший ответ, мальчик. Можешь поцеловать мою руку, — она вытянула вперед безупречную, холеную кисть с небольшими, прозрачными ноготками. — Ты этого хочешь? — он чуть склонил голову на бок. — Я позволяю. — Нет. Это вне правил игры. — Ты отказываешься? — у нее распахнулись глаза от удивленного возмущения, впрочем, не без усмешки. — У нас другие правила, Синдел, — тихо шипел он. — Ты же, я думаю, прекрасно можешь себе представить, сколько любовников у меня было? И ты, очевидно, должен еще и представлять, что были они исключительно хороши. Чем же ты, Би-Хан, бывший человек, можешь меня удивить? Если меня перестали удивлять даже самые безупречные любовники из самых безупречных миров? — вызывающе улыбалась она. — У меня нет цели тебя удивить. — Вот как? Теперь мне стало хотя бы не так скучно, — она чуть откинулась на подушки, без малейшего стеснения рассматривая все то, что было пониже маски, — покрутись, я хочу на тебя посмотреть. И сними эту кучу железа, я ничего не вижу за ней. — Неужели тебе доставит удовольствие послушная вещь? — серьезно спросил он. Она вдруг изменилась в лице, с ее губ исчезла игривая, высокомерная ухмылка. Она снова приподнялась, снова внимательно посмотрела в его огненные глаза, а затем встала вовсе и прошла мимо, шелковым прикосновением прохладной ткани опалив его руки. Она долго молчала, стоя у огромной оконной арки, выходившей прямо в вечернюю мглу. — Уже очень давно мне перестало доставлять удовольствие что-либо вообще. Будь то вещь, или живая душа. Но ты, Би-Хан, ни то, ни другое. Ты проиграл заранее. — Ты слишком пресыщена обожанием, восхищением, поклонениями. Все это давно перестало приносить тебе удовольствие. — И это вполне очевидно. — Но ведь так было не всегда, — ни то спросил, ни то заключил он. — Почти всегда, — даже ее привычный величественный тон не смог утаить прохладную тоску в своем звучании. — Тогда бы у тебя не было причин тосковать об этом. — Откуда призраку что-то знать о моей тоске? — блекло спросила она. — Ну, я же не всегда был призраком. — Ты слишком молод, чтобы что-то об это знать. — Я уверен, что тебе было не большем, чем мне в день моей смерти, когда ты еще могла что-то чувствовать. Она несколько меланхолично, удивленно повернулась к нему. — Ты, вероятно, прав… Ты действительно не глуп, — с небольшим прищуром ее проницательные глаза стали более внимательно его изучать, — Твой взгляд напомнил мне… Это странно, — снова углубляясь в свои мысли, начала говорить она, медленно возвращаясь к постели, — Тогда я была лишь принцессой Синдел с угольными волосами, мне казалось, что я не смогу почувствовать такое больше ни к одному существу на свете… И я не ошиблась, — с грустью хмыкнула она, смотря перед собой, проговаривая все это тоже, скорее, себе. — И в чем была причина? — он обошел ее сзади. — Вероятно, это было в другой жизни. — Или же это был единственный раз, когда ты жаждала чего-то другого, а не поклонения? — Это намного сложнее. Нуб издалека наблюдал за ней, за выражением ее лица. Он ступал осторожно, лезвие, которое он выбрал в качестве пути, было слишком хорошо наточено, чтобы позволить хотя бы небольшой отступ. Почему-то она заговорила с ним об этом, хотя он прекрасно видел, что она говорила больше с собой, нежели с ним. Возможно, ей просто хотелось об этом поговорить, а может быть ей было и вовсе безразлично, что он думал на этот счет, что он вообще находился с ней в одном помещении. Она была слишком умна, чтобы попробовать водить ее за нос, сделай он так, и она бы тут же выставила его вон, взбесившись от его глупости. Еще она была права и в том, что удивить ее как любовник он бы вряд ли сумел, реши он разыграть эту сомнительную карту, она настолько переела этого наслаждения, что вывернись он наизнанку (возможно, такое у нее тоже бывало), доставить ей физическое удовольствие большее, чем могли тысячи мальчишек, юнцов и взрослых мужчин до этого, у него бы не вышло. Он не тешил себя надеждой перехитрить ее, она была хитрее в сотни раз, мудрее в тысячи, вести нечестную игру было бы оскорбительно для нее и унизительно для него (ну, еще и смешно). Выход у него оставался один, и он был настолько же чудовищно прост, насколько он был чудовищно логичен.   — Почему тогда все закончилось? Ведь закончилось же, — осторожно, но твердо продолжал он свои вопросы, пока она находилась в этой своей отрешенной задумчивости, и он еще мог выудить у нее какие-то беглые откровения. — Потому что в моем мире началась война. Ты знаешь, что такое война, Би-Хан? — она бессмысленно на него посмотрела и снова откинулась на подушки, направив взгляд в сумеречную гущу. — Участвовать не пришлось, слава… кому бы то ни было. — Ах, да… Я постоянно забываю, какое ты все еще дитя… Твой наколдованный облик затмевает части твоей сущности, но все-таки ты все еще совершенное дитя… — тихо говорила она в другую от него сторону. — Он не вернулся с той войны? — Нет… Как странно… Ты заставил меня вспомнить об этом, — она повернулась в его сторону, на бок, положа ладони себе под ухо, — Не знаю, зачем я рассказала об этом тебе. Хотя… Разумеется, знаю. Просто это звучит поэтичнее, до сих пор… Но я не хочу с тобой сегодня больше играть. Я устала. Облако прохладной грусти теперь разливается у меня в груди. Ты умелый манипулятор, но ты же понимаешь, что я сама сейчас захотела поддаться твоим уловкам? — Я понимаю. — Это хорошо, что понимаешь. Мне нравится, что ты сообразителен, — без единой издевки проговорила она, следуя взглядом за его медленным движением по периметру ее ложа. — Мне уйти? — Я хочу побыть одна. Но я хочу, чтобы ты еще немного задержался. Мне нравится бриллиантовое сияние твоих глаз, оно дает мне какие-то обещания, фальшивые, но оттого не менее притягательные. — Они не фальшивые. — Ты хочешь, чтобы я в них поверила? — улыбнулась она, совсем просто. Эта улыбка застала его врасплох. — Ты знаешь мою цель. Но это не отменяет того, что я тебе не лгу. — Ты мудро сделал, что решил добиваться своей цели таким образом. В иных случаях, ты бы просто не выжил. — Мне не доставит никакого удовольствия быть твоим врагом. Ты слишком красива, чтобы отказываться от возможности иметь шанс хотя бы прикоснуться к тебе. — Ты же отказался целовать мою руку, — снова улыбнулась. Он не был готов к тому, что она может делать это так запросто, словно обычная женщина. — Я отказался не целовать, я отказался от твоего разрешения. Ты не хотела. — Теперь хочу. Подойди. Сядь рядом. Он сел, куда велено. Он в полной мере ощущал это изысканное наслаждение — служить ей. Это было вне его понимания, но это было. Он знал, что эта душа была горда и властна, что играть с ней нужно по ее правилам, но это было не только частью стратегии, это было еще и очень приятно. — Дай мне свою руку, — одновременно с этими словами она, не дожидаясь, схватила его пальцы, — Какие сильные, красивые пальцы… И горячие… Странно. Я думала черный огонь не обжигает. — Он коптит. До смерти. Он захотел перехватить ее ручку в свою, но она отпрянула. — Ты хочешь меня? Можешь не отвечать. Твое дыхание говорит лучше твоего металлического голоса, это дает мне уверенность в том, что ты не врешь. Но зачем призраку чувства? — Я тебя заинтересовал? — Я уже говорила. Ты занятен. Но я не предполагала, что у тебя могут быть желания живых. Она привстала и была теперь к нему настолько близко, что ткань ее шлейфа касалась его одежды. — Расскажи мне, что ты чувствуешь. — Сложно описывать, когда ты весь будто наэлектризован. — Я завидую тебе, Би-Хан. Я почти ничего не чувствую. Она неожиданно положила ладонь ему на грудь и прикрыла глаза. Он опешил. Замешательство вмешивалось в щекотку наслаждения на месте ее прикосновения, расходилось по груди, по конечностям, оседало у него в животе. Будто прикоснувшись к нему, она могла бы почувствовать все то же, что и он, она хваталась за эту призрачную мечту, впитывая малейшую вибрацию его тела, частый подъем горячей груди на вдохе, поверхностный, быстрый выдох, прерывистый гул черного, немыслимого сердца. Он осторожно, медленно прикоснулся к ее ладони, и, было, хотел исполнить ее волю — поцеловать эти беспощадные пальцы, но она распахнула глаза и с горечью, с настоящей, неподдельной тоской снова забрала ее назад: — Я знаю всё, что ты будешь делать дальше. Каждое твое движение, каждый шаг, каждый звук. Оставь меня, Би-Хан. Я хочу, чтобы ты остался в моей памяти таким, как сейчас. Пусть у меня будет это переливчатое сияние твоих магических глаз, что-то в них было, что-то в них задевает хотя бы частичку моей души. Оставив ей лишь дымку тусклой черноты, он исчез. Синдел долго и неподвижно лежала, смотря вверх, в чернь сонных сводов. Не было ничего, ни страсти, ни боли, ни возбуждения, ни разочарования, была только длинная, безмолвная печаль, да слабые отблески неведомых глаз подсвечивали мутные страницы почти истлевшего прошлого.