Дух

В коридоре наверху Филлис вдруг понимает, что из-за того болезненного случая с дверью в её комнату ей страшно прикоснуться к двери, ведущей к лестнице на чердак. После долгого колебания, она оборачивает складку юбки вокруг руки для защиты и всё-таки поворачивает ручку. Дверь открывается достаточно легко, но как только она заходит внутрь, Филлис чувствует, что в воздухе над лестницей накапливается электрический заряд, словно кожу покалывает тысяча крошечных иголок. Он становится сильнее с каждым шагом наверх, пока серебряные пломбы в её коренных зубах не начинают вибрировать, а гул в голове становится почти невыносимым. Внутренняя дверь наверху лестницы наполовину открыта, Филлис толкает её и видит ужасающую и странно прекрасную сцену. Синие вспышки и потоки искр вырываются из всего металлического: из замков и оковки сундуков, из тарелки, лежащей в открытом ящике, из ржавого старого меча, без ножен прислоненного к стене. Эти искры освещают темный чердак, словно чудной огонь, который иногда появляется на кораблях в море. И посреди всего этого пульсирует и кипит необузданной энергией призрак. Филлис никогда не боялась его сильнее, и в то же время она никогда не чувствовала большей нежности и скорби к молодому человеку, которым он был раньше. — Эдвин, — говорит она, и что-то глубоко внутри его сущности вспыхивает, узнавая звук её голоса. — Не делайте этого. Не здесь. Чердак очень старый и сухой, тут полно вещей, которые могут загореться, и если одна из этих искр попадет не в то место, случится пожар. Я знаю, что вы этого не хотите. В мгновение ока он оказывается прямо перед ней, умоляюще тянется, и она кивает. — Хорошо, мы поговорим. Я для того и пришла, чтобы поговорить с вами и выяснить, в чем дело. Входите, но будьте осторожны. В прошлый раз вы были слишком грубы. Призрака не приходится просить дважды. Он сливается с ней, приспосабливается, и разум Филлис сразу же наполняется его отчаянием. — Я ЗДЕСЬ Я ВСЁ ЕЩЁ ЗДЕСЬ Я НЕ МОГУ УЙТИ Я ВСЁ ЕЩЁ ЗДЕСЬ РЕДЖИ ПОЧЕМУ Сквозь сияющую белую ауру Филлис видит, как тяжелый шкаф дрожит на четырех коротких ножках, грозя опрокинуться, несмотря на огромный вес. В разных частях чердака всё ещё вспыхивают снопы синих искр. На короткий миг она задается вопросом, что произойдет, если начнется пожар, пока призрак будет в ней и она не сможет двигаться, но решает не думать об этом прямо сейчас. — Расскажите мне, что случилось с Реджи, — говорит она. — Но не торопитесь, чтобы я могла разобрать. Призрак все еще расстроен, он то раздувается, то сжимается, но пытается слушаться Филлис. — Теперь я вспомнил. Реджи привез меня к человеку. Это был человек, который делал инструменты и подковы. — Кузнец, — говорит Филлис. — Да. Кузнец. У него было очень жаркое пламя, такое жаркое, что оно могло сжечь кости. Реджи отдал ему последнюю монету, чтобы он бросил меня в огонь и никому ничего не сказал. Реджи не сказал, сколько на самом деле стоит монета, но она была серебряной, и кузнецу этого было достаточно. — Но почему Реджи просто не продал монету? Она так дорого стоила, что он мог бы заплатить кузнецу, и у него бы ещё осталось полно денег, чтобы расплатиться с долгами. — Он думал, что монета запятнана, потому что стала причиной моей смерти. Он сказал, что поначалу, может, она и принесёт ему выгоду, но в конце концов он будет полностью разорен. — Боль от присутствия призрака становится невыносимой, но вместо того, чтобы сопротивляться, Филлис делает сознательное усилие, чтобы расслабиться и не бороться с ним, решая не перебивать, пока он не закончит. — После того, как кузнец закончил работу, Реджи попросил его положить пепел в шкатулку. Пепла было немного, потому что у меня уже не было плоти. Реджи привёз шкатулку домой, чтобы я был ближе к нему, и спрятал её под пол для сохранности. — Но почему здесь? — Когда мы были детьми, нашей любимой игрой было притворяться исследователями, — говорит призрак тоскливо. — Когда на улице было холодно или сыро, мы исследовали чердак. И оторвали эту доску, чтобы прятать найденные сокровища. — Ох, — мягко выдыхает Филлис. Её сердце сжимается от боли при мысли о двух белокурых маленьких мальчиках, которые счастливо смеются, бегая по чердаку и представляя себя исследователями, и о том, что с ними стало после. — Реджи так разозлился, когда я захотел войти в ту пещеру на склоне холма. Он сказал, что я всё ещё пытаюсь играть в нашу игру, хоть мы и взрослые мужчины, — говорит призрак. — Возможно, отчасти так и было. Для меня это всегда значило больше, чем для него. Именно я хотел отправиться в путешествие, прежде чем остепениться и принять имение. Побыть настоящим исследователем хоть раз. И я действительно нашел сокровище, хоть это и стало моей погибелью. — Но почему ваш тайник в полу так и не нашли? Доска отошла, когда я прикоснулась к ней. Кто-нибудь мог это заметить. — Реджи привёл людей, чтобы они подвинули шкаф и закрыли это место. Для этого потребовалось четверо человек. Реджи знал, что после этого никто не станет снова передвигать шкаф. Отсюда ничего не убирают, только приносят ещё. Здесь всё потерянное и забытое. — Вы больше не потеряны и не забыты, — уверяет его Филлис. — Мы нашли вас. Мы можем отнести шкатулку и ваш прах лорду Грентэму, правнуку Реджи. Он похоронит вас как следует — на кладбище вместе с семьей… — Нет, я не хочу этого. Я хочу обрести покой. Я здесь так долго. Я хочу быть свободным. — Как нам освободить вас? — Развейте мой прах в каком-нибудь нетронутом месте и дайте ветру унести его. Сделайте это сейчас, сегодня вечером. Мне больше невыносимо существовать так. — Вы напугали всех в доме, — говорит Филлис. — Теперь не только мне снятся сны, но и другим людям, и повсюду темно. — Мне так больно с тех пор, как я начал вспоминать, и особенно с тех пор, как снова увидел шкатулку. Это заставляет меня делать то, чего я не должен делать. Я думал, что хочу знать свое имя, вспомнить, кто я такой, но вспоминать больнее, чем не знать. — Мне очень жаль, — говорит она. — Я не знала, что так будет. Я хотела помочь. — В этом нет вашей вины. Вы делали только то, о чём я просил. Вы настолько же добры, как и храбры. Настоящая леди. — Я совсем не леди, — смущенно говорит Филлис. — Я всего лишь служу в этом доме. Я думала, вы знаете. — Я знаю, — говорит призрак, — и я придерживаюсь своих слов. И поскольку я надеюсь, что мы больше не встретимся на этой стороне жизни, миледи, я желаю вам добра и даю вам все благословения, которые могу дать. А теперь идите и даруйте мне покой. Несколько минут спустя Филлис, держась одной рукой за перила, а другой — за фонарик, который уже почти разрядился, спускается по черной лестнице так быстро, насколько позволяет темнота. В ее кармане лежит забытый нож Мозли, который она подобрала, когда возвращала доску под шкаф. На последней ступеньке она останавливается, приглаживает волосы и платье и заставляет себя размеренно и без шума пройти по коридору в зал для слуг, где Мозли сидит в кресле у очага, рассеянно тыкая кочергой в поленья. Когда Филлис входит, он бросает на неё вопросительный взгляд. — Вы закончили наверху? — Да, — говорит Филлис. Краем глаза она видит, что Томас сидит за столом, через несколько сидений от миссис Патмор, и, кажется, читает газету при свечах, но явно изо всех сил прислушиваясь к их разговору. — Я хотела выйти на улицу подышать свежим воздухом. — Я с вами, — говорит Мозли, и вставая, бросает неприязненный взгляд на Томаса, который отложил газету и перестал притворяться, что не подслушивает. — Мы просто выйдем во двор, мистер Бэрроу, — говорит ему Филлис. — Не о чем беспокоиться. Как только они проходят через заднюю дверь, Мозли поворачивается к ней, и Филлис поражена и тронута, увидев слезы на его глазах. — Слава Богу, с вами всё хорошо! Мне было плохо от одной мысли, как вы там наверху с ним наедине. Как всё прошло? Что нам нужно сделать? — Он хочет, чтобы мы развеяли его прах, — говорит Филлис. — Вы можете принести шкатулку из комнаты? — Конечно, но разве сейчас подходящее время для этого? Земля покрыта снегом. — Знаю. Но он не хочет ждать; он хочет, чтобы мы сделали это сейчас, сегодня ночью. Ему так больно, мистер Мозли, вы себе не представляете. Он всё вспомнил, но ему пришлось заплатить ужасную цену. Но мы можем положить всему этому конец — его несчастью и тому, что происходит в доме, — если только выполним эту последнюю просьбу. — Она сжимает его руку, чтобы донести свою мысль. — Пожалуйста, пожалуйста, принесëте шкатулку? — Да, но нам придется подождать, чтобы вынести её. Вокруг слишком много людей; мы не сможем пройти мимо них и не сможем объяснить, почему мы так поздно уходим. Может, сделаем это рано утром, до восхода солнца? Скажем, что мы решили прогуляться перед завтраком или что-то в этом роде, и это всё равно будет ночь. Более или менее. Это предложение тревожит Филлис — ей не нравится думать о том, что Эдвин будет страдать на мгновение дольше необходимого, — но она должна признать, что Мозли прав: мистер Карсон вряд ли позволит им уйти посреди ночи. — Хорошо. В шесть часов, и нам придется встретиться на другой стороне, иначе миссис Патмор захочет узнать, куда мы идем через кухню. Они уже разворачиваются, чтобы вернуться внутрь, когда раздается щелчок и гудение, и все огни в доме снова загораются, будто бы ничего и не было. На мгновение кажется, что стало светло как днём, и Филлис моргает и прикрывает глаза рукой. Через дверь кухни они слышат слабые звуки аплодисментов, когда остальной персонал празднует внезапное возвращение в современный мир. — Вы думаете, это хороший знак? — говорит Мозли. Филлис поднимает взгляд на окна чердака, всё ещё пустые и темные, и раздумывает над ответом. — Да, — говорит она. — Думаю, что так. Она шепотом желает Мозли спокойной ночи и возвращается в свою комнату. Дверь до сих пор распахнута после ухода Филлис, но теперь из неё на пол коридора льётся успокаивающий поток света. Когда Филлис переступает порог, она почти ждёт, что там будет Эдвин, который набросится на её с вопросами, почему она не выполняет его просьбу прямо сейчас, но в комнате только её собственные вещи: стопки книг и журналов, несколько безделушек, расставленных на полке, её шкатулка с рукоделием и корзина для шитья. Пузырька со снотворным нет, и сначала у Филлис появляется жуткое, фантастическое ощущение, что его вообще не было — что все последние несколько недель были одним долгим сном, — но потом она вспоминает, что оставила его в комнате леди Грентэм. Что ж, она может забрать его утром после того, как они с Мозли выполнят поручение. В назначенный час он ждет Филлис одетый так же тепло, как и она: в пальто, шапке и шарфе, и они вместе двигаются в путь. Обогнув деревенскую тропу, они направляются в сторону леса за ней. У Филлис на плече висит сумка из рафии, как будто она ходила по магазинам, но вместо моркови, картофеля и сахара на дне тихо лежит шкатулка с пеплом. — Он говорил про нетронутое место. — Голос Филлис звучит поразительно громко в предрассветной тишине, и она оглядывается посмотреть, не услышал ли её кто-нибудь, но они совсем одни: лишь две маленькие фигурки в белом снежном поле на фоне темноты. — Я думаю, что лес подходит лучше всего, — говорит Мозли. — Теперь здесь не так много нетронутой природы. Они достигают опушки леса как раз в тот момент, когда небо начинает светлеть. Снег и упавшие ветки хрустят под ногами, пока они осторожно пробираются по бревнам и камням. Здесь спокойно, тихо и очень холодно, так что у Филлис начинают неметь пальцы, даже в толстых вязаных варежках, которые она натянула поверх перчаток. Наконец, чуть дальше за развилкой у замерзшего ручья они находят небольшую поляну, и Мозли спрашивает: — Может, здесь? Филлис осматривает это место и хмурится. — Я не уверена. Не очень-то подходит. Разве нет? — Но здесь довольно дико, — говорит Мозли. — И летом у воды, в тени деревьев тут будет хорошо. Есть места и похуже. — Это правда. — Филлис пробирает дрожь от холода. — Хорошо, сделаем это здесь. Если мы захотим придти сюда ещё раз, вы сможете вспомнить, где это место? Мозли кивает, и она снимает варежку с перчаткой с одной руки и достаёт из сумки шкатулку. Теперь достаточно светло, чтобы разглядеть узор на крышке — зелёные квадраты и почерневшую серебряную букву «К». Филлис останавливается и осторожно проводит по ней холодным, одеревеневшим пальцем. — Мы так и не выясним, что это значит, — говорит она. — А это важно? — Полагаю, что нет. — Филлис сдвигает крышку шкатулки и смотрит на небольшую кучку пепла и остатков костей, а затем снова на Мозли. — Вы не против, если я сделаю это сама? Думаю, он бы этого хотел. — Вовсе нет, — говорит Мозли, и Филлис набирает прах в ладонь. Он похож на грубый песок, и он очень теплый, и Филлис на короткий миг сжимает руку, думая обо всех случаях, когда она прикасалась к Эдвину в форме духа. Та горящая, потрескивающая энергия кажется настолько непохожей на то, что у неё в руке, но Филлис откуда-то знает, что они связаны. «Этот свет и внутри тебя тоже», — думает она и разжимает пальцы, отпуская пепел. И прежде, чем он успевает упасть на снег, поднимается легкий холодный ветерок и подхватывает его, поднимая в воздух и разнося повсюду, и у Филлис вырывается резкий вздох удивления. — Вы это видели? — Да, видел. — На лице Мозли испуганное выражение, из-за которого он выглядит на двадцать лет моложе, и у Филлис возникает внезапное, почти неконтролируемое желание дотронуться до него и поцеловать. Но она сдерживается и вместо этого переворачивает шкатулку вверх дном, чтобы убедиться, что внутри ничего не осталось. — Теперь всё кончено, Эдвин, — громко говорит она. — Вы свободны. — Думаете, он на самом деле свободен? — Я думаю, что да. — Филлис закрывает шкатулку и прижимает ее к груди. Теперь шкатулка весит меньше, чем когда они с Эдвином цеплялись за неё в их общем сне, но её форму и поверхность она по-прежнему узнаёт так же хорошо, как своё собственное лицо. — Реджи должен был сделать это с самого начала. — Мне интересно, почему он этого не сделал, — говорит Мозли. — Я думаю, это был своего рода эгоизм, — говорит Филлис. — Он искренне оплакивал смерть Эдвина, но не мог его отпустить. Реджи привез его домой, чтобы успокоить свою совесть, а не потому, что так было лучше для брата. Но он не был злым человеком, лишь слабовольным, убитым горем и жадным. Чудо, что он смог расстаться с последней монетой. — Я еще не слышал эту часть истории, — говорит Мозли. — Расскажете мне на обратном пути? Если мы поторопимся, может, ещё успеем на завтрак. А то хотя бы без одного кусочка тоста это утро будет бесконечным. — Справедливо, — говорит Филлис и кладет шкатулку обратно в сумку. Они уже обсудили, что с ней делать, и решили спрятать её в один из сундуков на чердаке, где однажды её сможет найти кто-то кроме них. «Возможно, — думает Филлис, — мисс Сибби и мастер Джордж захотят поиграть в исследователей, когда станут немного старше». — Хотя, погодите минутку… Мозли достает перочинный нож, который Филлис вернула ему несколько часов назад, и вырезает крест на ближайшем к выходу на поляну дереве. — Вот. Чтобы быть уверенным, что мы сможем снова найти это место. Рассвет быстро приближается, и всё вокруг серо-белое, только на востоке небо раскрашено длинными розовыми и золотыми полосами. Как только вдалеке становится виден большой дом, краешек солнца появляется над горизонтом, и они останавливаются посмотреть, как свет разливается по ухоженным лужайкам. Он бьет в окна чердака, и Филлис представляет, как он заполняет огромное пространство, теперь такое сонное, пыльное и обычное без своего измученного духа. Филлис находит руку Мозли рядом с собой и тепло сжимает её. — С возвращением домой, мистер Мозли, — говорит она.