✧✧✧
Если Локи уходил с головой в дремучие потёмки своих мыслей, то Тору требовалось выплеснуть скопившуюся злость. Найти противника и одержать победу. Понять, что в его руках осталось достаточно сил, чтобы защитить своё царство и семью. Вот уже несколько дней Громовержец беспощадно сбивал с ног каждого, кто осмеливался выйти против него на тренировочном поле. Солдатам и простым зевакам оставалось лишь перешёптываться, не догадываясь о причинах царских переживаний. Впервые за свою жизнь Тор столкнулся с тем, что физическая боль не перекрикивала боль сердечную. Взыгравшая совесть не позволяла ему отвернуться от случившегося. Столько мыслей и чувств, а Тор не знал иного, как лупить набитые сенники, которые после его визита можно было отправлять в топку. Усталость, что накрывала его к вечеру, не помогала скрыться от забот. Сон не шёл, и Громовержец с угрюмо сведёнными бровями расхаживал по пустым коридорам в поисках душевного успокоения. Пламя надежды разжёг свет, пробивающийся из-под двери дальних покоев. Тор как можно тише прижался к ней и прислушался в попытке понять, спит ли хозяин комнаты. После чтения Локи часто забывал тушить свечи, которые догорали ещё полночи. В надежде, что на сей раз его брат действительно бодрствовал, Тор легко толкнул дверь и просунул голову внутрь, чтобы оглядеться. Фигуру брата он заметил сразу — сгорбившись, тот сидел за столом и что-то сосредоточенно записывал в небольшой блокнот. На мгновение у Громовержца прорезалось любопытство, но затем его присутствие было замечено, и трикстер злобно сверкнул взглядом, обернувшись на шорох. Признав в нарушителе брата, его лицо вытянулось от удивления. Локи в ту же секунду закрыл тетрадь и отложил её в сторону. — Так и будешь стоять в дверях? Почесав плечо, Тор проскользнул внутрь. Признаться, Локи ожидал увидеть кого угодно, но точно не своего брата. Поражённый оглушительным провалом под Альвхеймом, Тор опустился в ранее неведомую для него пучину самобичевания. «Ничего-ничего… Все это переживают, о всесильный Тор», — хмыкнул про себя трикстер. — Зачем ты здесь? — сощурился он, наблюдая, какими неловкими были движения Громовержца. Он явно над чем-то раздумывал. — Может, поговорим? В его голосе скопилось столько надежды и скрытой мольбы, что Локи поначалу растерялся. Вместо побега от честного разговора Громовержец внезапно самостоятельно провоцировал на откровенность. Непривычное поведение Тора нарушало годами отрепетированные отношения между ними. — Говори, я внимательно тебя слушаю. — Нет, не так… — тут же одёрнул его Тор, будто Локи протянул ему шершавую жабу. Мгновенно осознав, что его поведение напоминает капризы ребенка, Громовержец прокашлялся и аккуратно присел. — Точнее… Ты можешь поговорить без «этого всего», — Тор очертил в воздухе невнятную фигуру и поджал губы, выжидающе уставившись на брата. — Ты же в курсе, что указываешь на всего меня? — прыснул трикстер. — Вот! Я про это и говорю: ты можешь поговорить со мной без всего этого… ехидства? Локи вздохнул и потёр пальцами переносицу. Ему пришлось провести полдня в лазарете за систематизацией записей, и появление Тора только усугубило тянущую усталость. — Тор, у меня был долгий день, и я очень устал. Ты можешь просто сказать, чего ты хочешь? На какое-то время Громовержец замолчал, старательно игнорируя внимательный взгляд брата. Тор готов был смотреть на что угодно, лишь бы не пропасть в глубине его глаз. Для Громовержца признаться в догадках об истинных причинах смерти Трюггви было равносильно глубокой ране, которую, к сожалению, нанесли не телу, а гордости. Совесть же начала разъедать его изнутри, пока в какой-то миг Тор не осознал, что освободить разум поможет лишь признание. — Трюггви… От интонации, с которой Тор произнес имя аса, у Локи сжалось сердце. — Мне кажется… Я думаю… — Тор вздохнул и подрагивающей рукой провел по волосам, — что в его преждевременной кончине отчасти есть и моя вина… Давящая тишина опустилась на их плечи, пока каждый из братьев обдумывал услышанное. Локи непонимающе уставился на брата. За всё время он ни разу не видел, чтобы Тор пересекался с Трюггви. Он даже удивился, когда тот вспомнил его имя, ведь обычно Тор не забивал свою голову такими мелочами. — Что ты несёшь? — Локи беззлобно выдохнул. — Думаешь, Трюггви решил лишить себя жизни, потому что великий Тор не вспомнил его имени? Попытка удержать эмоции в узде провалилась в тот же миг, как его голос надломился и прозвучал надрывно. Усталость приумножила его переживания, вынуждая увидеть в признании брата надменность. — Что?.. Нет… Послушай же… — Нет, это ты послушай, — Локи подскочил к Громовержцу грохочущей тучей. — Мир не вращается вокруг тебя. Будь ты трижды наследник трона или великий Тор — первенец Одина, это не дает тебе права… Видя, как брат все сильнее распаляется в своих речах, Тор поднялся на ноги и схватил его за плечи. Локи на мгновение подумал, что сейчас на него обрушится чужая рука, но Тор лишь встряхнул его, заставляя умолкнуть. — Да послушай же ты! — взмолился Тор. — Я угрожал ему! Тебя отравили, а он был единственным, кому доверился наш отец, и я потребовал от него правды. Меня не пускали к тебе, говорили, что ты проходишь лечение и тебе положен покой, но я чувствовал, что мне чего-то недоговаривают… После того, как я выбил из него признание, то тайно проник к тебе и увидел… Тор осёкся и замер загнанным зверем. Локи же более не требовались иные объяснения. Он знал, благодаря чему смог пережить отравление и по какой причине отец никого не пускал к нему. — Так ты знаешь. От равнодушного тона Тора передёрнуло. «Этот день должен был настать», — рассудил Локи. Раньше казалось, что правда о его происхождении являлась уязвимостью. Он старательно скрывал свои силы и открещивался от особенностей физиологии, игнорируя преимущества, которые могла дать ётунская кровь. На сей раз Локи решил принять обе личины своего существа без страха перед будущим. Только он не учел, что сомнения могли посещать и его названного отца: Один старательно скрывал правду о его происхождении, и только норны ведают, по какой причине царь не избавился от Трюггви. Признание Громовержца расширяло общую картину смерти юного лекаря. Трюггви был загнан со всех сторон: пропавшие письма, угрозы со стороны царской семьи и оскал Тора, способный довести впечатлительного аса до припадка. Непонятно, какой из факторов добил Трюггви. Было ясно одно: вся царская семья оказалась причастна к этой трагедии. — Это всё, что ты можешь сказать? — с надломом произнёс Громовержец. — А что именно ты хочешь от меня услышать? Оправдываться или объясняться Локи не желал. — Как давно отец рассказал тебе? Почему ты не поделился со мной?! Разве я не заслуживаю доверия?! — с каждым словом Тор распалялся, пока не перешел на крик. Локи осадил его тяжёлым взглядом. — Отец не желал, чтобы об этом кто-либо знал. Кто я такой, чтобы не подчиниться воле Всемогущего Одина? — трикстер криво усмехнулся, вызвав у Громовержца болезненную судорогу в груди. Хотелось взвыть. Встряхнуть упрямого младшего брата и сказать, что подобные вещи нельзя утаивать от семьи. Но затем в голове происходит осознание: это отец пожелал сохранить свой секрет. Один не хотел, чтобы законный сын узнал о его предательстве. О том, как он осмелился изменить прекрасной Фригг. Локи оставалось хранить эту тайну в потёмках своей души. «Кто знает, как долго эта правда терзала его…» Тор сделал глубокий вдох. Неожиданным открытием стала первопричина всего, а именно нежелание Всеотца опозорить свой род в глазах окружающих. И не важно, сколь разрушительные последствия ожидают его семью. Тор не мог отрицать любовь Одина по отношению к Локи. После множества событий и драм его чуткость в сторону младшего принца не имела границ. Только в глазах Громовержца подобное поведение отца заиграло иными смыслами и вызывало жгучую ярость. — Не смей, — с нажимом произнёс трикстер, будто бы точно знал, что творится в его голове. Не успел Тор сказать и слова, как Локи вновь ответил на непроизнесённый вопрос. — Что бы ты там себе ни надумал, Один действовал в интересах государства, и не нам обсуждать его решения. Локи понимал, что его слова могли прозвучать странно. Он прожил не один век, становясь свидетелем ужасных трагедий. Притом лишь недавно открыл для себя истину, что действия Всеотца не всегда были справедливыми по отношению к нему, но таили в себе иные смыслы. После победы в сражениях над ётунами Один не был связан обязательствами с отпрысками чужого царства. Вопреки всему он взял на воспитание слабого полукровку, в котором текла ётунская кровь. Это решение могло перечеркнуть годы стараний Всеотца, ведь в битвах с ётунами погибло немало асгардских воинов. Если бы тайна о происхождении младшего принца открылась, то восстания и требования отдать маленького ётуна на растерзание было бы не избежать. Пришлось Локи признать: если бы не разыгравшееся сострадание Всеотца, то он бы закончил свой путь так и не начав. Порой это помогало унять ноющую обиду в груди, одновременно проращивая уважение к отцу. Только стоило разуму ослабнуть, а чувствам занять ведущую роль, как обида захлёстывала с головой. Локи потребовалось немало усилий, чтобы усмирить гордость и взглянуть в глаза правде. Сейчас он видел перед собой самого себя в юношестве, когда от эмоций его выворачивало изнутри. Тор словно стал отражением его боли и злости к отцу. «Непростительно! Ненавижу!» — повторял когда-то трикстер, желая доказать окружающим, а главное — самому себе, что он не жалкая полукровка, а достойный наследник престола. На сей раз Локи осознал, что в силу пылкости и незрелости он совершил множество ошибок, ответственность за которые понесли совсем не те, кто был повинен. — Обещай мне, что не будешь вмешиваться в это, — потребовал Локи. Тор не мог поверить своим ушам. Всегда яростный и горделивый, его брат порой пугал своим оскалом весь дворец, если его душе что-то приходилось не по вкусу. Громовержцу казалось, что, узнав о многолетнем обмане отца, Локи придет в неистовство. В действительности он повёл себя столь сдержанно, что, пожалуй, Тора это даже немного напугало. — Как же ты так можешь… — не унимался Громовержец. — Он предал тебя. Он предал нашу мать… — Если уж говорить откровенно, то предал он только твою мать, — усмехнулся трикстер и тут же прикусил язык, встретившись с напряжённым взглядом Тора. — Она любит тебя больше жизни… Видимо, Тор не уловил смешка в его словах и принялся старательно защищать образ преданной матери. «Язык мой — враг мой», — вздохнул трикстер, опасаясь, что он снова брякнет не подумав. — Я знаю, — Локи старался говорить тише, дабы успокоить взбудораженного Громовержца. — Мы уже всё обсудили и… — ЧТО?! От резкого вскрика Локи дёрнулся и в недоумении уставился на Тора. — Фригг всё знала?! Вы уже и обсудить это успели?! Трикстер шикнул на брата. — Это касается меня, Одина и Фригг. И я не пониманию причин твоего недовольства. — Это я не понимаю, почему ты так спокоен! — парировал Громовержец. — Как ты можешь говорить, что меня это не касается, если я вдруг узнаю, что мой брат не совсем мой брат… — Тор резко замолчал и опустил голову. — По крови я вообще тебе не брат, — хмыкнул трикстер. — То, что у тебя другая мать, не значит, что мы не братья, — Громовержец не унимался, а Локи вдруг замолчал. «Другая мать?» — нахмурился он. Неужели Один даже в такой ситуации не раскрыл всей правды и оставил себе пути к отступлению? Что же именно он наболтал Трюггви? Спрашивать напрямую у Тора не лучшее решение, потому Локи опустил услышанное и тяжело вздохнул. — Это неважно. Мы уже всё обсудили и… — Без меня, — сквозь зубы процедил Громовержец. — Мы все знакомы с твоим нравом. Чему тут удивляться? Вместо спокойного диалога ты заваливаешься ко мне посреди ночи и требуешь ответов. — Локи смакует растерянный вид брата и продолжает давить: — Тебе не кажется, что это мне решать, как к этому относиться? Ведь тебя это касается в последнюю очередь. Тор одаривает его долгим пронзительным взглядом. — Твоя правда. Только отец врал не тебе одному, и ответ держать ему перед всеми. Локи промолчал, наблюдая, как Громовержец со сведёнными бровями покинул комнату, не забыв продемонстрировать, что разговор закончил именно он: от хлопка двери наверняка подскочила не одна служанка.✧✧✧
За трапезой все были заняты своими мыслями. Локи бросал заинтересованные взгляды на брата, пока тот копался в тарелке. После ночного диалога он ожидал, что станет свидетелем чужой вспышки ярости, но Тор не проронил ни слова. Выглядел он поникшим и до странности задумчивым. Поведение, столь непривычное для Громовержца, заставило Локи проникнуться тревожными мыслями. Он ожидал чего угодно. Криков. Битья расписных ваз. Перешёптываний. Только слова, что произнёс Громовержец в то утро, перевернули его мир вверх дном. — Я покидаю Асгард, — не отрываясь от тарелки, произнёс Громовержец. Один и Фригг переглянулись. — Что за вздор? — нахмурился Всеотец. — Откуда такие мысли? — Тор, милый, если тебя что-то тревожит, то… — То что, мама? — он тут же оборвал её. — Что ты можешь предложить мне, кроме очередной лжи? Фригг поджала губы. Хватило одного взгляда на сына, чтобы неприятная догадка отразилась на её лице. Неприкосновенная тема должна была всплыть. И если этот миг настал, то Фригг готова была принять все грядущие последствия. — В чём же ты меня обвиняешь? — Один, напротив, сдавать позицию правого не собирался и с укором поглядел на сына. — Ты знаешь, — Тор резко встрепенулся. — Неужели хочешь, чтобы я произнёс это вслух? — он сощурился и выжидающе уставился на Одина, но тот стойко выдержал его взгляд. Тогда Громовержец вздохнул, поглядел украдкой на брата и произнёс: — Я знаю о твоей измене во время похода на Ётунхейм. В любой другой ситуации Тор бы попытался уберечь чувства Фригг, но от осознания, что оба родителя дурачили его долгие годы, становилось тошно. Громовержец с вызовом вздернул голову в ожидании ответного гнева царя. Вопреки всему, Один сложил перед собой руки и задумчиво кивнул. — Что ж… значит, Локи тебе рассказал… — Ему не пришлось, — хмуро подметил Громовержец, кидая взволнованные взгляды в сторону притихшего брата. Локи позабавила сложившаяся ситуация. Всеотец должен был догадаться со слов Тора, о какой версии событий тот узнал. Легенда об измене во время похода создавалась ради оправдания ётунского обличия. «Притом он специально упомянул меня, чтобы подчеркнуть, что и я знаком с этой историей, — хмыкнул трикстер. — И это еще меня называли богом обмана. Мне бы стоило поучиться у тебя, отец». — Что же ты хочешь от меня? — вздохнул Один. — Можешь начать с извинений, — парировал Громовержец. Дыхание Тора участилось, а из-за сдержанной злости его руки мелко подрагивали. Локи с интересом поглядывал то на одного, то на другого, гадая, у кого же терпение иссякнет первым. На самом деле трикстер не желал очередных семейных распрей, но уязвленная гордость и детская обида не позволяли вторгнуться в чужую ссору и помочь её завершить. Локи знал, что его слов бы хватило, чтобы заставить Громовержца успокоиться хотя бы на какое-то время. И только мелкое злорадство заставило его остаться в роли немого наблюдателя. — Ты забываешься, Тор. Мне не за что извиняться. Все мои действия были направлены на благо… — Кого?! Только не говори, что народа. Сомневаюсь, что это асгардский народ заставил тебя залезть под юбку ётуну. На мгновение Один опешил и вопрошающе поглядел на жену, но Фригг продолжала тихо сидеть рядом, поджав губы. Локи хотелось рассмеяться. Всеотец попал в капкан собственной лжи и теперь был вынужден либо играть в неё до конца, либо вскрыть гноящиеся раны, выложив всю правду без прикрас. В прошлой жизни Тору было неважно, что Локи ему не брат по крови. И он сомневался, что на сей раз что-то бы изменилось. Преданность и открытое сердце — вот что по-настоящему заставляло окружающих проникаться к Громовержцу искренними чувствами. Если бы Локи сказал, что не уважает своего брата за преданность и любовь, которую он продолжал дарить ему, невзирая на постоянные ошибки, то самым наглым образом бы солгал. Только то пламя обиды, что тлело годами в его маленьком сердце, в какой-то момент раздулось за его пределы и превратилось в ледяную глыбу. Локи не знал, что потребуется для прощения отца. Единственное, в чём он был уверен, — Всеотец должен понести наказание за свою ложь. Удовлетворение от растерянности, застывшей на лице Одина, оказало благотворный эффект: Локи будто физически ощущал, как ледяная корка обиды треснула. «Пару лет препирательств с Тором явно заставят отца пересмотреть правильность своих решений. И на том спасибо», — хмыкнул трикстер. У Тора теплились свои обиды. Разгневанный отцовским пренебрежением, ложью Фригг и недоверием брата, Громовержец готов был начать пускать молнии прямо в зале. В его представлении Локи выглядел жертвой, которая смирилась со своей участью и перестала бороться. С достоинством исполняя возложенный Одином долг, Локи старательно отодвигал щекотливую тему на задний план, а когда Тору удалось узнать правду, то он отмахнулся и равнодушно пожал плечами. Только Громовержец чересчур хорошо знал натуру своего брата и не представлял, что же могло произойти, отчего самый опасный пакостник Асгарда сложил свои «мечи» и ступил на путь всепрощения. «Не верю, что ты так просто смирился с этим», — Тор метнул быстрый взгляд в сторону брата. Молчание трикстера наводило на неприятные предположения. Громовержцу не верилось, что Один бы запугал или смог в чём-то переубедить Локи, но не сомневался, что его родные чего-то недоговаривали. Ощущение неведения и слабости перед закрытостью чужих мыслей выводило из себя. Тору хотелось встряхнуть брата и спросить, почему тот столь покорен воле отца. Куда пропали остроты, когда-то лившиеся неукротимым потоком? Где то упрямство, способное гнуть сталь? К его разочарованию, Локи так и не отреагировал ни на один его зрительный выпад. Он упрямо отводил взгляд, с равнодушием выслушивая чужой диалог. Громовержец оборвал попытку отца оправдать свои действия и вскочил с места. От резкого движения тяжёлый стул позади завалился, и все присутствующие синхронно вздрогнули от раздавшегося эха. — Если ты, брат, и дальше желаешь жить в их сетях обмана, то не мне тебя останавливать. С этими словами Тор направился к дверям. Один побагровел и жёстко проговорил ему вслед: — Мальчишка! Жить меня вздумал учить?! Ты не представляешь, что нам пришлось пережить с твоей матерью ради сохранения его жизни. Локи недобро покосился на отца. Слова Тора сковырнули старые раны, и Один вспылил, не желая раскрывать толику истины даже родному сыну. Притом не раздумывая жалил всё новыми и новыми словами приёмного. — Ну так расскажи! Хоть раз в жизни поделись со своими детьми правдой, о Великий Один! Всеотец услышал в словах Тора лишь насмешку, а Локи — отчаяние. Напряжение между ними нарастало, и в какой-то момент трикстер помыслил о вмешательстве, но неожиданно его коснулась материнская ладонь. Взгляд Фригг сквозил усталостью. Она горько улыбнулась ему и поднялась со стула, утягивая за собой. Один удивился молчанию жены, а при её уходе растерял остатки самообладания. Сперва Локи думал уйти от прикосновения, но затем осознал: Фригг желала увести его подальше от жестоких слов. Фразы, сказанные в порыве чувств, могли утяжелить и без того взволнованные мысли. Словно почувствовав сомнения младшего сына, Фригг решила укрыть его от новых обид, которые мог нанести любой из споривших. Оказавшись за пределами зала, Локи сильнее сжал ладонь Фригг в своей и неуверенно улыбнулся. — Мне так жаль, — прошептала Фригг и прижалась к плечу сына.✧✧✧
Ярость разразилась оглушительным громом, а небеса перечеркнула яркая молния. Громовержец покинул дворец с тяжестью на сердце и бурей в мыслях. Он стремительно сошёл с главной лестницы и направился к тренировочным площадкам. Ссора с отцом вновь испытывала на прочность его терпение. Хотелось крушить всё, что попадалось на глаза. Когда Тор оказался перед полем, на котором выставили манекены из свежего сена, он подхватил первый попавшийся под руку меч и принялся наносить тяжелые удары, пока не разрубил манекен пополам. Обуздавшая его ярость не покидала его ещё долгое время. Когда же она отступила, вокруг Громовержца не осталось ни одного целого тренажёра, а меч в его руках покрылся глубокими зазубринами. Тяжело дыша, Тор откинул меч и с опущенной головой побрёл в свои покои. Мысль о путешествии все еще занимала его разум. В сложившихся обстоятельствах покинуть Асгард казалось не такой уж и дурной идеей. Тор никак не мог разгадать мыслей своего брата. То он полжизни тратит на проказы, то неожиданно превращается в объезженную царём кобылу, на спине которой теперь возделывают целые поля. Справедливость? Громовержец не видел её в суждениях отца или молчании брата. Понимая, что ни тот ни другой даже не собирался делиться с ним истиной, Тор кулаком стукнул по стене, напугав проходящую мимо служанку. «Если бы я не вытряс из того бедолаги правду, то так и остался бы ходить в дураках». Воспоминания о Трюггви всегда отзывались болью в сердце. Тор дёрнул плечами, словно пытаясь отогнать нахлынувший дурман, но муки совести не так просто отринуть. Его плечи поддались этой ноше и поникли. Остановившись посреди коридора, Тор тяжело вздохнул. Ему нужно было выбраться отсюда. Покинуть дворец и переосмыслить последние годы, что доверху заполнили промахи и неудачи. Тор больше не чувствовал в себе той мощи, которая бурлила в его венах на протяжении всей жизни. Он обнищал и остался у пустой чаши, которую не мог заполнить. Идею навестить брата Тор отринул сразу, как только она промелькнула в голове. Стоит взглянуть на него, услышать его ровный голос и неоспоримые доводы, как решимость испарится, а он так и останется в цепях собственных сомнений. «Возьму молот, и дело с концом». Теперь Всеотец знал о планах старшего сына покинуть Асгард и после их стычки не подумает его останавливать. При мысли о Локи в душе всё исходило судорогой, но более не стоило сомневаться и медлить. Оказавшись в покоях, Тор поспешил на террасу. Молот стоял у кресла, в котором ещё недавно сидел Локи и весело вёл беседу с ним. «Разлука пойдет нам на пользу», — убеждал себя Громовержец и потянулся к молоту. Но стоило обхватить рукоять и потянуть Мьёльнир, как Тор застыл в немом удивлении. Молот не поддавался его силе. — Что же это… На лице Тора отразилось замешательство. В следующий же миг его сердце наполнилось холодным страхом. Сколько бы он ни пытался, ему не удавалось сдвинуть Мьёльнир и на сантиметр. Всё тело сводило судорогой от напряжения, но молот оставался на месте. Ужас, что подступил к горлу, было невозможно описать. Громовержец резко отступил назад и попятился к двери. Казалось, что происходящее с ним — очередная шутка. В надежде на розыгрыш Тор стал оглядываться в поисках намёка на чужое присутствие, но в комнате никого не было. Тор остался наедине со своим ужасом. Однако ужас быстро уступил место подкрадывающейся ярости. «Неужели отец решил так наказать меня?» С рвущимся из груди рёвом Тор поспешил в царские залы. Ему не верилось, что Один решил поступить с ним столь низко. Магия цвергов наполняла молот силой, но благословление, дарующее право обладать Мьёльниром, было подвластно воле Всеотца. С горящей злобой в глазах Тор ворвался в зал, где с самого утра восседал Один, выслушивая ежедневные отчёты. От неожиданного появления наследника советники застыли в изумлении. — Тор! Что это за дерзость?! Один грозно сжал Гунгнир и предупреждающе поглядел из-под тяжелых бровей на сына. — Всем выйти. У меня с отцом серьёзный разговор. Асы взволнованно зашептались, не решаясь двинуться с места без приказа царя. Когда Тор повторил свои слова и угрожающе двинулся в сторону советников, Один не выдержал и трижды постучал Гунгниром. Советники молча поклонились и поспешили удалиться. — В первую очередь я́ — твой правитель! Особенно в присутствии подданных! Гнев окутал разум Громовержца, отчего он перестал переживать о смыслах сказанного. — Я твой сын! Первенец! Наследник престола! А ты так низко и мелочно обходишься со мной из-за того, что я пролил свет на твою ложь?! Один опешил от услышанных обвинений. — Не знаю, о чём ты говоришь, но помни — за каждое слово ты понесёшь ответственность, потому внимательно следи за своим языком, — в голосе Всеотца чувствовалась сталь. Он гневался, но вовремя успел обуздать опасные чувства и желал того же сыну. Один видел, в какую непроглядную ярость впал его ребёнок, и от этой картины сердце изнывало и кровоточило. — Тогда ответь мне, Всемогущий Один, не ты ли отлучил магию норн? Не по твоей ли воле я лишился их благословения и теперь не могу поднять свой молот?! Слова эхом прокатились по залу, а за его пределами раздался гром. Всего на мгновение Один растерялся, на его лице отразилось непонимание. Рассудок Тора поглотил гнев, лишая возможности заглянуть в глаза истине. Когда Один поднялся с трона и стал приближаться, Громовержец вздрогнул и хотел было отступить, но упрямство быстро вернуло контроль. Он готов был отражать нападки отца. Только встретившись взглядом с ним, Тор увидел, что Один выглядел озабоченным и взволнованным, в его глазах не было злобы на сына за проявленное неуважение. Всеотец остановился перед ним и сжал его плечи руками. — Ты понимаешь, что это означает… — Нет! — возразил Тор и скинул отцовские руки. — Такого не могло произойти! Молот мой по праву! — Молот может поднять любой, кто достоин его силы… — Он мой!!! — взвыл Громовержец, ударив кулаком по груди. — Я достоин! А ты, старый дурак, решил, что сможешь этим напугать меня?! Да ты!.. Лицо обожгло от удара. От неожиданности голова Тора метнулась в сторону. Металлический привкус крови осел на зубах, и Громовержец медленно провёл пальцами по челюсти. Ему не верилось в происходящее. Кожа словно вибрировала после удара, и поначалу было сложно обуздать эмоции. — Я не вправе лишать или награждать кого-то благословлением норн. Это просто глупость, в которую хотят верить недостойные и слабые. Если сказанное тобой правда, то тебе стоит взглянуть в зеркало. Там ты увидишь причину своих бед. Наконец Тор поднял на отца свои глаза и увидел на его лице такую тоску, что внутри всё перевернулось. Если слова отца правда, то он собственными руками накликал на себя беду. Своими же решениями и словами низверг себя с пьедестала достойнейших. Беспомощность отразилась в глазах Тора, и он поспешил отвести взгляд. Его сердце тлело от стыда и вины. Он поддался гневу и повёл себя непозволительно. Хоть отец не кричал и не обвинял его, Тор видел, как вера в него медленно покидала взгляд отца. — Я покину Асгард, — произнёс Громовержец, опустив голову. — Если такова твоя воля, то так тому и быть, — Один с тоской глядел на него, понимая, что настал час, когда он должен отпустить своего первенца на поиски собственного пути. — Мы с матерью жалеем, что скрыли от вас с Локи правду. Случившегося не воротить, и я не буду оправдываться. Но ты должен знать, что ты — мой сын, мой наследник, который всегда будет достоин трона. А силы вернутся, как только тебе удастся отыскать утерянное. Когда Один подступил ближе и притянул в свои объятия, Тор послушно опустил голову на его плечо. Тёплая отцовская ладонь поглаживала его по спине, и он ощущал, как в глазах защипало от подступающих слёз. — Чем дольше я здесь нахожусь, тем меньше я узнаю себя, — с грустной улыбкой признался Громовержец. — Значит, возвращайся, как только отыщешь себя вновь, — подбадривающе кивнул Один и похлопал его по плечу. Сложно поверить, что один-единственный день стал судьбоносным не только для Громовержца, но и для всего Асгарда. Ведь в этот день двое наследников престола вступили на новый путь: один выбрал странствия своим лекарством, другой пожелал посвятить всего себя политическим тяжбам, позабыв о том, кем он являлся.