Vögel haben so viel Glück, dass sie immer wegfliegen können. Птицам так повезло, что они всегда могут улететь.
Мальчишка сидел за длинным дубовым столом с красивыми металлическими узорчатыми ножками, рядом стояли другие фигурные стулья, стоящие в ряд в большой светло столовой с высоким потолком вся отделанная узорчатой лепниной как некое смешение античности и минимализма. На парня справа смотрели из зеркала семейная картина и длинный диван болотный диван, у которого была же обивка, как и у стульев, что отражались. Напротив, были три большие окна, что было прикрыто почти невесомыми занавесками, по бокам были подвязаны плотные балдахины, что закрывались только на ночь. Из них открывался вид на бесконечные запутанные сады, которые плавно переходили в лес. На столе стояла ваза с пышным букетом свежих белых роз, что был собран прямиком из сада. Надо головами свисала большая многоярусная люстра с имитацией подсвечников. Местами можно было просматривалась патина на изгибах орнаментов на стенах, все было украшено, мягко говоря, с размахом и кричало о достатке семейства, что проживало в огромном семейном поместье… В столовой было очень тихо, единственное, что нарушало тишину это постукивание позолоченных столовых приборов о тарелки. Завтрак из двух блюд в лучших традициях аристократических домах, с обслуживанием камердинера и лакеев. Такое чувство будто все это выползло из сериала Аббатство Дантон. За столом помимо сидели статный мужчина в домашнем шелковом халате, выполненный китайскими узорами, держащий в руках газету, будто и забыл, что кроме нее за столом еще кто-то есть. Кто-то вообще еще читает газеты? женщина, в легком платье лимонного цвета, которое подчеркивало фигуру женщины, хотя та уже была в летах и у нее было двое детей. Рядом с ней была девочка, что была чуть помладше мальчишки, что не знал, чем же себя занять помимо приема пищи они то и дело корчили друг другу рожицы. Каждый прием пищи в семье Хюлькенбергов проходил так уныло. Без исключения. Даже банальные гримасы маленькой Стефании уже были спасением. Нико никогда не понимал, к чему этот этикет, подобно ненужному рудименту, сохраняется в стенах этого дома. Как и, например традиция, что каждый должен здесь быть врачом, потому что каждый кто носит в этой семье фамилию Хюлькенберг обязан стать великолепным Доктором и передавать это дальше, то есть на Стеф, это не распространялось. Это не честно, по скромному мнению, Николаса. Например, для нее найдут хорошую партию и удачно выдадут замуж. Это звучало так абсурдно и глупо, что хотелось прочистить желудок. Откуда весь этот консерватизм? И почему его так поддерживала мама? Нико никогда не понимал этого в их семье. Почему все делалось по указке отца, ведь если бы не она, все бы здесь загнулось без нее, однако мнение здесь ее не учитывало, поэтому Николас на нее злился. Мальчишка злился здесь на всех кроме на свою сестренку. Она ни в чем не виновата, она просто маленькая девочка. На часах было семи тридцать. Николас и Стефания вынуждены были откланяться, чтобы собраться в школу, в одну из тех в которую отвозили водители богатеньких детишек. Родителей оставили один на и сразу же за спинами детей начался какой-то диалог, который уже не доходил до ушей детей. Светловолосый мальчишка вбежал в свой комнату. Стены были поклеены темно-салатовым обоями, а мебель была сделана из темного дерева. Рабочий с позолотой стол, стул с салатовый обивкой, два больших шкафа с зеркалами, в которых отражались два больших окна, с поднятыми шторами, чуть подальше кровать, с опущенными балдахинами, которые мальчишке было лень поднимать. Хотелось просто лечь в свой уголок и забыться. Николас взял сегодня не свой обычный кожаный портфель, а сумку побольше. Мальчишка жил под Эммерихом на Рейне и намеревался сегодня сделать очередной очень дерзкий шаг. Сегодня он уедет в Берлин. Это была его не первая вылазка. Пока самыми дальними точками его приезда были Дортмунд и его личная гордость Ганновер. Он хотел вырваться. Хотел стать свободным, хотел перестать слышать это чопорное Николас, он хотел стать поэтом, ведь он романтик, он видел красоту в каждой мелочи, душа требовала свободы. И даже в своей жизненной ситуации он видел ужасающую красоту. Он птица в золотой клетке. Мальчишка надел на себя школьную форму, как и подобает подобным заведениям это обыкновенные пиджак и брюки темного цвета, свитер, рубашка, ничего нового. Мальчишка проверил свой рюкзак. Он с вечера собрал вещи, которые должны были обеспечить его недели на две продовольствием, он искренне надеялся на это. Рюкзак был очень тяжёлым. Когда он взвалил его на спину, ножки на секунду подкосились, но он старался не подавать виду. Он выпрямился и медленно решил покинуть свою комнату. Он открыл большую резную дверь с инициалами НХ и вздохнул полной грудью. Он был уверен, что в этот раз удача улыбнется ему. Никто ничего не сказал ему по поводу набитого рюкзака. Водителю, что каждый день перевозил Нико и Стефанию и сестру было все равно, он выполнял свою работу. Сама Стеф все знала, но не собиралась выдавать своего брата, она искренне хотела, чтобы у Нико было все хорошо. Они сидели и смотрели каждый в свое окно, крепко, державшись за руки. Как же мальчишка сейчас переживал. Вдруг что-то пойдет не так. Он покручивал план в голове, все должно было сработать как швейцарские часы. Он был так в этом уверен. Дети вышли из машины и медленно пошли вперед по направлению к школе, где собирались другие дорогие машины, где собирались такие же богатенькие детки на дорогих машинках их родителей. — Ты прям уверен, что хочешь этого, — девушка с длинной светлой косой и сумкой через плечо, шла нога в ногу рядом с старшим братом с хмурым лицом, — я не уверена, что отец будет терпеть такую выходку в третий раз, — она не смотрела на Николаса, не смотрела по сторонам, а смотрела под ноги, чтобы никто не видел ее обеспокоенного лица, — помнишь он сказал, что сошлет тебя куда-нибудь, а ведь ты единственный человек в нашем доме с кем я могу поболтать хоть немного. — Тебе хотя бы разрешают заниматься любимыми делами, — парировал парнишка, это кольнуло маленькую Стэф. Она не любила в своем братце эти проблески чопорного эгоизма, что довольно характерен в их семье, — а мне даже вздохнуть без расписания нельзя, — в каком-то смысле она понимала его, ее судьба была тоже предопределена без ее ведома. Этот дурной привкус золотой аристократии и заплесневелых старых традиций есть в каждой семье при деньгах и сохранившейся истории, — тошно от всех этих строений клеток и химических формул. В будущем успешно я смогу проводить лишь судмедэкспертизы, трупы хотя бы ныть не будут или не смогут слышать мое нытью на этот ужасный бренный мир. — Ужасно. Если ты все же станешь доктором, буду обходить тебя третьей дорогой, — девчонка в темной длинной темной юбке небрежно толкнула своего братца в бок, отчего тот ели удержался на ногах, но Николас, все же умудрился устоять на своих ногах и толкнул блондинку в ответ, — или наберу тебе клиентуру из моих врагов, — злобно рассмеялась Стефания. — А ты коварна, — с ухмылкой подметил Хюлькенберг, удивленно уставившись, констатировал мальчишка, что не замечал такого за маленькой милой Стеф. Это было неожиданно, хотя нет. Ожидаемо. Отличительная черта. Сарказм как особое искусство общения. — Училась у лучших, — брат и сестра встретились взглядами. Они были вдвоем против всего мира. Больше им никого не надо было. Стефания и Николас единственные освещали путь друг другу. Им было так хорошо друг с другом, она была ему якорем, что держала его дома. Была той самой пограничной чертой, через которою он собирался снова переступить навстречу свободе. — Это упрек или комплимент? — Усмехнулся Николас. Девочка покраснела. На самом деле ей там много хотелось сказать. Она боялась, что если у Нико все получиться, то она больше никогда не увидит, своего брата, что она останется одна. Она боялась, что, если у него не получиться, он тоже не увидит своего брата, потому что у нее его заберут. Все было так сложно. — Решай сам, — коротко ответила она, потрепав зализанные волосы брата, хотя внутри ее разрывало от эмоций. Ребята зашли в здание школы, — Ладно… Удачи тебе, — они обнялись и начали расходиться куда кому надо было. На секунду Стеф остановилась и крикнула в спину своему брату, — Нико… Будь осторожен! — Очень постараюсь! — Крикнул ей в ответ Нико…***
Мальчишка стоял у пешеходного перехода в бежевом пальто, в темных брюках и черной водолазке, с громоздким рюкзаком на спине и мусорным пакетом в руках. Никто не обращал на него, ну и он не заглядывался по сторонам, хотя внутри него сердце колотилось как бешенное. Хюлькенберг только что добрался до Берлина. Он сбежал из школы во время обеденного перерыва, соврав, что у него прием у врача, предоставив ложную записку подделанную записку от родителей. Он сел на поезд из Эммериха, пересел на другой поезд в Дортмунде, чтобы его никак не могли отследить, сделал тоже самое в Ганновере и уже ближе к вечеру оказался в Берлине. Вечерние огни уже зажглись, покрапывал неприятный дождь. Который сейчас час он был не совсем в курсе, потому что он выключил телефон. Он так боялся смотреть на его экран. Боялся, что по нему его отследят. Когда загорелся зеленый он и толпы людей пошли вперед. Он незаметно выбросил мусорный пакет, в котором лежала его школьную форму, которую он переодел в поезде. Мальчишка искал ближайший банкомат, чтобы обналичить карту своего отца. Он долго готовился к этому побегу. Выяснил все коды и все нюансы. Его даже позабавило, что часть паролей его матери и отца — это дни рождения его или Стефании. Скорее всего его уже начали искать, как только он покинул школу. Возможно, уже ищут и в городах, которых он был, но дело в том, что билеты на вокзалах он покупал на накопленные им деньги, так что там они его выследить не могли. Сейчас он выдаст свою локацию через банкомат, поэтому надо срочно было потом убегать и искать, где переночевать. Он и этим вопросом озаботился. Он заранее обговорил этот вопрос одним парнем в интернете, который готов был предоставить ему комнату бесплатно на пару дней, пока не решит, что же делать дальше. Это место было в достаточно далеко от банкомата, который он только нашел. Мальчишка снял деньги и посмотрел на часы, отмеряя примерный расчёт, как быстро его начнут искать именно в этом районе. Сколь плохими у него ни были отношения родителями, по его мнению, они все равно его любили и не поскупятся на средствах, чтобы найти его. Он понял это из предыдущих двух попыток. Поэтому он сделал работу над ошибками, хотя скитаться и прятаться он тоже не хотел. Однако такова реальность на данный момент. Внезапно, как в каком-то кинематографичном клише его внимание привлекли мигающие серебряные экраны телевизоров по другое сторону витрин. Там сообщалось о пропаже ребенка и была его фотография. Рядом проходили люди и тоже замирали у экранов, но кто-то проходил мимо, а кто-то начинал таращиться на него. От чего Николасу становилось не по себе. У него началось неприятное чувство паранойи, особенно когда он видел, что кто-то говорил по телефону. Мальчишка сорвался с места. Он не хотел оставаться на людях., ему казалось, что все глаза были обращены к нему. Его колотило, ему казалось, что он видел своего отца в толпе, или мать, кажется он медленно сходил с ума. Николас постоянно посматривал карту города, которую купил в одной из сувенирных лавок, так как боялся пользоваться телефоном и сверялся с листочком, на котором был написан адрес. Чем дальше он отдалялся от центра, тем меньше становилось людей. Тревога немного отступала. Пальто билось на ветру и наконец он нашел дом с нужным ему номером и подошел нужному подъезду. Он не мешкал ни секунды и тут же подошел и набрал номер на домофоне. Это был небольшой многоэтажный дом, заросший лозой, что по-прежнему была зеленой и придавало дому какой-то романтичный вид. Мальчик подумал про себя, что хотел бы жить в таком доме. Внезапно пищащий звук, возвещал о том, что дверь открылась. Парень потянул на себя ручку и вошел в подъезд. Хюлькенберг поднялся на последний пятый этаж, где его встречали уже двое. Высокий мужчина с короткими темно-русыми волосами, которые забавно вились, тонкими бровями, веселой улыбкой белых зубов и светлыми глазами, что весело сияли исподлобья. У него был выступающий острый подбородок и тонкий прямой нос с небольшой горбинкой, в целом он производил приятное впечатление. Он стоял, спрятав свои руки в кармах домашних штанов и облокотившись о дверь. Рядом с ним в такой же позе стоял мальчишка с светлыми волосами и чем-то отдалённо напоминающий старшего мужчину, что был чуть ниже ростом самого Хюлькенберга. — Я Михаэль Шумахер, — мужчина указал на себя, — Это мой сын Мик, — он потрепал мальчишку по голове, отчего тот недовольно насупил нос, а ты верно… — указал мужчина пальцем на Николаса. Мальчик не растерялся и тут же выпалил уверенно. — Нико Халк, — это звучало максимально глупо, но он и виду не подал на этот счет, он просто не хотел иметь никаких ассоциация с своей семьей. Он сейчас был совсем другим человеком. Далеким от Николаса Хюлькенберга, единственное, что его сейчас связывало с ним это то, что он думал о том, как его сестра и как близки его поиски, — мы созванивались недавно, — неловко улыбнулся парнишка. — Смешная фамилия, — усмехнулся мужчина, а вместе с ним и его мальчишка. Они переглянулись друг с другом. Где-то внутри Нико кольнуло в самое сердце. Он даже представить аналогичную ситуацию со своим отцом. Он помнил только бесконечные упреки с его стороны, — давай, малец, заходи, а то говорить на пороге говорить как-то некрасиво, да и выглядишь уставшим, — наконец все трое вошли в квартиру. Первое что его встретило в квартиры был высокий потолок и очень длинный коридор, застеленный старый паркетом и темные деревянные двери. В прихожей висели куртки, ключница, стояла подставка, заполненная обувью. Нико повесил свое пальто на свободный крючок и снял свои некогда отполированные ботинки, которые в городской пыли потеряли свой блеск. Он снова надел свой рюкзак и пошел за своими двумя «экскурсоводами». Тут ванная. Там хозяйская спальня. Они прошли кухню и вышли в столовую, которая скорее напоминала детскую, заваленную дисками от видеоигр, небольшой телевизор стоял на подоконнике, а сама приставка на стуле рядом. Стол был окупирован детской игрушечной трассой. Справа был дверной проем, над которым была лестница, что кажется вела на второй этаж, что был под самой крышей. В соседней с столовой комнате работал телевизор, там явно кто-то был, — на того оболтуса не обращай внимания, — внезапно выпалил Михаэль, — это Ральф. Мой брат. Временно живет с нами, пока моя жена и старшая дочка навещают ее родителей, — с какой-то горечью произнес он, опуская вниз глаза, будто надавив сам себе на больное место. — Привет, — раздалось из комнаты, — Михаэль тут же поспешил закрыть дверь. Чтобы больше не видеть и не слышать своего младшего брата. Не то чтобы он стыдился его, но капля сомнения в его компании все же присутствовала. Михаэль предложил сесть, на места, где стол не занимала гоночная трасса. Нико снял наконец свой рюкзак и поставил рядом со стулом. Напротив него уселся мальчишка, что изучающе смотрел на Нико. От этого было как-то неловко. — Ты откуда такой. Никак английский Дэнди, разве что немецкий, — Шумахер уселся на центральный стул, как глава дома. Он излучал какую-то сумасшедшую позитивную энергию от чего Халк испытывал крайне смешанные чувства. Он стеснялся и одновременно чувствовал себя как-то в безопасности. — Из Дортмунда, — Нико был убежден, что сказал это уверен. Однако, на самом деле мужчину это не очень убедило, но тот не стал почему-то переспрашивать. Будто он что-то знал, но докапываться до истины не стал. — Не ближний свет. Может тебе чаю? — Михаэль встал с место и направился на кухню, — может чего покрепче? — прикрикнул уже с кухню мужчина. Парень немного раскраснелся, почесав свой затылок. Предложение, конечно, было заманчивым, но не по возрасту. Раздался шипящий звук чайника. — Чая вполне достаточно, спасибо, — в комнате повисла тишина, нарушаемая какой-то немецкой болтовней в соседней комнате, на которую никто не обращал внимания. Мик и Нико начали играть в гляделки. Мальчишка, будто смотрел ему в самую душу. Внезапно он повернул голову к игрушечной трассе, задавая немой вопрос. Они снова посмотрели друг на друга. Хюлькенберг кивнул и тогда они оба пересел чуть ближе и взяли в руки джойстики от машинок, что стояли на старте. Машины двинулись с места. Машинка Мика оказалась красной, а Халка желтой. Они передвигались с забавным звуком и для первого раза Нико делал успехи. Он обгонял парнишку. В проходе стоял Михаэль с бутылкой пива в руках и тихо следил происходящим. — Путешествуешь? — Внезапно спросил мужчина, на этом моменте машинка Нико вылетела на повороте, но тот не расстроился, а смиренно сложил свой джойстик, продумывая, что ответить, по сути, это же и было путешествие? То есть он не будет снова поход на Пиноккио, который не может скрывать, что врет. — Типо того, — усмехнулся Халк. Политкорректное название для его побега. Как долго он будет длиться ему неизвестно. Он радовался каждой минуте вжали от дома и одновременно сердце кровью обливалось, что, наверное, все шишки сейчас летели на бедную голову своей сестры. Однажды он заберёт ее, и они будут счастливы. — И какая же следующая остановка? — Халк смутно представлял своё будущее, просто потому что он не верил сам, что у него оно есть. Он верил в план, он знал, что тот сработает, но что-то внутри твердило ему, что его счастью долго длиться не будет. Мальчик пожал плечами. Так далеко он не засматривался вперёд и сказал, как есть. — Постоянная работа? — Вскинул руками Нико, одновременно пожав плечами. Мальчику попалось это смешным, и он залился смехов, Михаэль тоже улыбнулась, но в его улыбки не было насмешки или упрёка, как если бы он предложил эту идею своему отцу. Отец сказал бы «вот закончишь учебу» катись на все четыре стороны, только все эти четыре стороны будут подразумевать врачебное дело… то есть это ловушка… — Серьезное заявление, — одобряющую начал кивать головой Шумахер старший, а за ним как пересмешник и Шумахер младший. Это была забавная картина. На кухне перестал шуметь чайник. И Михаэль пришлось на секунду снова покинуть Мика и Нико, чтобы вернуть с двумя чашками чая, — И кем же ты себя видишь? — сразу вернулся в разговор мужчина, — К сожалению никем существенным, — честно признался мальчишка, ему очень сильно хотелось излить свою душу, он так устал жить в своём доме, где единственным другом ему была сестра, которая тоже была в плену обстоятельств, а в школе многие готовы были мириться с условиями, в которых они родились, — родители видят меня доктор, а я, к сожалению, вижу себя поэтом. На это быстро и далеко не уедешь. — Ну орудовать словом тоже неплохо, — подумал мужчины, посмотрев куда-то в Даль, а затем снова на мальчишку, который засиял как елочная гирлянда, он никогда не получал прямой поддержки в своём любимом деле, — им можно и страны завоевывать. Зачитай что-нибудь. Ну или попробуй набросать, так сказать, оценим твой навык. Я и Мик великие критики, — Мальчишка достал и портфеля тетрадь и ручку, вырвав страницу. У не была сейчас парочка идей, которые он быстро набросать на два четверостишия.Птицы не ищут клеток Птицы не ищут любовь Они желают свободу Не нужен им отчий дом В душе я вольная птаха Я чувствую крылья в спине Но как их раскрыть вне воли Как быть если ты не в себе
— Вердикт, семь с половиной. Я могу почувствовать в нем тебя, даже, наверное, восемь, но вот… что-то мешает поставить выше, мечтами не звучит складно, рифма иногда не очень. Но в в целом молодец. Хорош, — Нико хотел плакать с счастья, но боялся, что его слёзы выдадут с головой, то, как ему грустно. Мальчик аккуратно попивал горячий чай и рассказывал немного о своей жизни избегая подробностей, которые могли выдать его с головой. Тут на него накатил сон. Он начал тянуться и зевать, он вспомнил, какое длинное путешествие он сегодня проделал. — Не сочтите за грубость, но я очень устал после поездки, не могли бы вы показать мне мою комнату, — мальчишка тут же подскочил с места и взял Николаса за руку, утягивая его вверх по лестнице. Михаэль же взял рюкзак мальчишки. Наверху было две комнаты. Одна была спальня Мика, а другая была свободная. Раньше это были спальни Михаэля и Ральфа, а вся квартира принадлежала их родителям, а сейчас Михаэлю и его семье. Комната, в которую его определили была не очень большой, но он и не жаловался. Мальчишка не стал идти в душ. Он распрощался с хозяевами, разделся до трусов и лег в кровать. Это была самая мягкая кровать в его жизни, как же ему было хорошо, за исключением, что он не мог сомкнуть глаз. Он слышал, как укладывали спать Мика в соседней комнате, сколько добрых слов говорил ему его отец. Он не мог припомнить таких светлых моментов в его жизни. Нико заплакал. Он это делал не часто. В таких семьях как его эмоции — это роскошь, которую себе позволять банально запрещено. Он старался делать это тихо, а прервал его «лакримосу», разговор внизу. Как оказалось шумоизоляция между этажами здесь ни к черту. Нико подошел ближе к двери в его гостевую комнату, которая не была полностью открыта, и аккуратно начал ее открывать, чтобы услышать разговор. Потому что ему определенно показалось, что он услышал свое имя. Когда он открыл дверь, то увидел сидящим на ступеньках чуть ниже Мика, который тоже подслушивал разговор его отца и дяди. — …Я тебе говорю это тот сбежавший мальчишка. Ты серьёзно не понял? — Громко возмущался Ральф, — Нико Халк и Николас Хюлькенберг, — парень сел рядом с Шумахером младшим, у которого было очень серьезное лицо. Он взял за руку Нико и тому стало так тепло на душе. Он напомнил ему Стеф, — Мы должны срочно его сдать его в полицию, — все внутри похолодело, но парень не сдвинулся с места. — Я не собираюсь сдавать его полиции. Здесь написано, что он пропал, как только я прикрыл дверь он начал плакать в подушку, — голова мальчишки легла на плечо Хюлькенберга, он почувствовал какое-то искреннее сочувствовал искреннее сочувствие, хотя парнишка был еще совсем юн, -Нико не пропал, он сбежал, Ральф. Дети просто так не сбегают от своих родителей сколь угодно обеспеченными они не были. Ему больно и страшно, — точнее и не описать чувства сбежавшего парня. Он подбитая птица, что выпуталась из золотых пут, что пытается найти свой путь, а его снова пытаются вернуть обратно в клетку, — Я погорю с его отцом и выясню лично, что не так, но сегодня он ночует здесь. И будет здесь столько сколько ему понадобиться — Лучше не иди поперек людей с деньгами Шуми. Если не отдашь им их отпрыска, они могут и твоих детей у тебя забрать, — и тут у Нико по спине побежали мурашки от страха. Неужели его отец способен на такое? Способен отнять детей у другого человек, только потому что кто-то добр к нему и ему не плевать на его проблемы. Рядом мальчишка кажется тоже был в ужасе. Халк отпустил на секунду руку младшего Шумахера, чтобы просто крепко обнять его, он не позволит такому случиться, — у вас с Кариной сейчас не самый простой период в отношениях. Подумай о своей семье, а не о левом богатеньком эгоистичном мальчишке. — А из-за кого у меня обострились отношения, не напомнишь? — Внезапно вспылил Михаэль, но тут же сбавил тон, будто испугавшись, что разбудит мальчишек на втором этаже. Он даже не догадался, что те уже не спали, — никто не смеет забирать у меня моих детей. Понял! Я за свою семью жизнь отдам, — прошипел мужчина. Нико действительно верил, что Михаэль не выдаст так просто своему отцу, что он не даст свою в обиду, но, с другой стороны, он понимал, что и его отец так просто не отступится, что тот способен на многое, в том числе развалить семью Шумахеров. — Вот и держи это у себя в уме? — Разговор двух братьев окончился. Раздался хлопок двери. Мик отпрянул от Нико. На его лице были слезы, но он не сказал ни слова, как и за весь этот вечер. Лишь кивнул, что на его немом языке означало спокойной ночи. Нико разрывался от мыслей. Он не знал, что делать. Он должен был сделать выбор. Спрятаться за чужой спиной, подвергая незнакомых людей опасности или принять свою судьбу, какая бы та не была. Нико встал со ступеньки и пошел в свое временное убежище. Он сел на кровать. ОН все же хотел немного поспать, но решил, что рано утром, он покинет эту квартиру. Он не хочет, чтобы у этих людей были проблемы. На часах было пять утра, когда мальчишка начал собираться. Рюкзак. Водолазка. Брюки. Немного денег, как благодарность за ночлег на тумбочке. Мальчишка начал медленно спускаться вниз, но ступеньки начали предательски скрипеть под его ногами. Когда он спустился, то увидел сидящего за столом Михаэля, который не спал. Перед ним стояла пустая бутылка, а его руки были сложены на груди. Он выглядел очень серьезным. — Ты куда? — Спокойно спросил мужчина, а потому его будто осенило и посмотрел в потолок, — Ну конечно… Ты слышал мой разговор с братом. Я не хочу сдавать тебя, правда Николас, но ситуация крайне сложная, — Хюлькенберг поморщился, услышав свое полное имя, а Михаэль заложил одну руку за голову, чтобы почесать затылок, кажется, он не спал всю ночь, думая над эти вопросом, выглядел мужчина крайне уставшим. — Вам и не придется, — слабо улыбнулся Николас, — я еду домой, чтобы взять всю ответственность за случившееся на себя, — он говорил как взрослый, это удивило Шумахера, он отметил про себя, что это достойно уважения, — я не хочу, чтобы у вас из-за меня были проблемы. Простите, что все так вышло. Вы хороший человек и у вас замечательная семья, — мужчин усмехнулся. В любой замечательной семье есть свои скелеты в шкафу. — Не извиняйся. Я действительно хотел тебе помочь. Мне жаль, Нико, — Это звучало искренне. Халку хватало того, что кто-то хотел ему помочь, что кто-то понимал, что у него все в порядке, что за него готовы были заступиться и что в нем видели не просто богатенького мальчишку с капризами, а личность, — борись за свою мечту, — внезапно добавил мужчина. На этой ноте внутри у Нико все рухнуло. — Очень постараюсь, но боюсь, что это конец… Дверь за Нико закрылась…