Что есть, и чего не должно быть

Тонкие узловатые пальцы зарылись в чуть слипшиеся чёрные волосы, взлохмачивая, пытаясь расчесать, но на деле же только больше спутывая, ровно так же, как и мысли в голове. Парнишка съехал на пол, пустым взглядом царапая пол и судорожно пытаясь придумать хотя бы одно оправдание перед офицером, который снова вытащил его из уличной драки и приволок в участок, грозясь закрыть на десяток суток в последний раз, в следующий же будет арест. Что бы Сехун не пытался поделать – он снова и снова попадал сюда, съёживаясь под строгим взглядом Чжан Исина, и пытаясь не спотыкаться от мысленных проклятий старшего. Поначалу было проще. Сехун кричал «поганый китаец», Исин ему вслед – «чёртов недоносок», на этом и расходились. Сейчас даже как-то неловко было – их встречи уж больше напоминали свидания. «Снова ты?», «А ты, смотрю, соскучился», к чёрту нормы приличия и субординацию. Сегодня Исин сам оттаскивал едва дышащего Сехуна от компании парней из параллельного класса, которые начали издеваться над ним из-за пустяка, а контролировать гнев О так и не научился, хотя, кто бы ему объяснял, как это делается. Отец на двух работах круглыми сутками, своего «подкидыша» он видит только по выходным, даже одежды родителя дома не сыскать – всё его «тряпьё» он носит с собой, переводя деньги сыну и снова пропадая, а Сехун искренне нуждается в помощи, потому что психическое здоровье из-за ментального буллинга отправилось на каникулы в ад. Парнишка всё бы отдал, лишь бы его безболезненно усыпили, как домашнего питомца, потому что такой жизни он не хотел вовсе. - Ещё не уснул? Сехун вздрогнул и поднял голову, глядя на офицера – тот присел и усмехающимся взглядом рассматривал парнишку, выжидая оправданий, но ни одного, как назло, Сехун придумать не мог – ему было плевать, даже если он попадёт в тюрьму, лучше уж там, чем в пустой коморке, на посмешище одноклассников, которые насмехаются над ним и ненавидят каждый божий день. - Есть хочешь? Сехун сдавленно кивнул и отполз к решётке от недовольных рычаний остальных в этой же клетке – ещё минута и ему достанется и от этих мелких преступников. Чжан открыл замок и выпустил парнишку даже без наручников, зная, что тот не сбежит даже если настежь открыть все двери в участке, не сбежит, потому что идти ему некуда, и нигде его не ждут. Кроме кабинета офицера Чжан Исина, который привык к этим чёрным волосам, веснушкам и сломленному взгляду крохотного парнишки, сидящего напротив него в кресле и пытающегося выдавить из себя колкость в ответ на вопросы о семье. - Идём, накормлю. - Почему ты такой добрый со мной? После всего того, что я тебе наговорил за всё это время – я бы на твоём месте только ненавидел меня. - Сначала окажись на моём месте, а потом поговорим о деталях. Исин бросил на диван кожанку и устало упал в кресло, потирая переносицу и фыркая при взгляде на кучу бумаги, которую нужно исписать из-за очередной уличной драки. - Выглядишь ещё хуже, чем обычно. Сехун грустно усмехнулся и поджал дрожащие от бега ноги – было не по себе вот так наблюдать, как офицер бросает ему меню из ближайшего круглосуточного ресторанчика и следом полотенце и дежурный комплект вещей. - Выбери еду и сходи в душ. После – мы поговорим о том, что ты сегодня сделал. И нет, я не добрый, я просто делаю свою работу. Сехун без тени едкой усмешки кивнул и выдавил из себя сухое спасибо, черкнув в меню одно из блюд и торопливо сбегая в душ. Странно, но в последнее время это отделение полиции ему было роднее дома, в который он и возвращаться не хотел. Здесь хотя бы был тот, кто на него злился, в отличие от «отца», которому было искренне всё равно, который ни разу даже не явился чтобы забрать проблемного подростка, из-за чего Исину приходилось самому отвозить парнишку домой. Тёплая вода смывала кровь и неприятно пощипывала раны, мальчишка запуганно осел на пол и поджал ноги, глядя на синяки на коленях и кровоподтёки на руках – он давно упустил из виду момент, когда его жизнь из радостной и солнечной превратилась в это, когда его стали травить и даже пару раз без его ведома пытались подложить под каких-то мужланов. Как говорили его одноклассники – он «женоподобный». Сехун тихо всхлипнул и сжал зубы, сжимая всё ещё хрупкие кулачки и пытаясь держаться до последнего. - Я уже думал, ты счёты с жизнью решил свести. Сехун неосознанно боязливо всхлипнул и сжался ещё больше, беззащитно прикрываясь. - Тебе нужна помощь? - Сам справлюсь. – Хрипло рыкнул парнишка, поднимаясь на дрожащие ноги и рывком стягивая полотенце с крючка. – Не бойся, в твою смену кончать с жизнью не стану. - Я не о своей смене переживаю. – Тяжко вздохнул Исин, глядя на мальчишку и замечая, как невероятно мило смотрятся эти веснушки на покрасневших от стыда щеках. Самое ужасное в этом всём то, что он привык к Сехуну, и даже стал переживать за него, особенно когда к нему в кабинет заявился инспектор по делам несовершеннолетних и сказал, что готовит документы о лишении родительских прав на отца мальчонки, который и без того висел на волоске от криминальной пропасти. Если его заберут в органы опеки – к нормальной жизни он не сможет вернуться. Только не с его изувеченной нервной системой. На столе уже стояла привезённая еда и аптечка, а Сехун не сразу и понял, что стоит всё ещё в одном полотенце и даже забыл забрать сменные вещи. - Давай обработаю. Сехун отступил назад и споткнулся о диван, с глухим испуганным всхлипом падая назад. Исин понимающе прикрыл глаза одной рукой, второй протягивая вещи и отворачиваясь. С каждой их встречей этот малыш был ещё более сломленным, чем год назад, когда он ещё вовсю огрызался, рычал, мог даже нахально оттолкнуть или швырнуть вещь. - Я не хочу домой. Оставь меня на несколько дней. Что мне для этого сделать? Исин тяжко вздохнул и повернулся к мальчишке, рассматривая царапины на шее, скулах, синяки на руках, сбитые хрупкие костяшки, ссутуленная поза, выдававшая его желание стать ещё меньше и незаметнее. - Я должен отправить тебя домой, Сехун. И сообщить твоему отцу о суде через неделю. Он не реагирует на звонки и письма, но через семь дней будет решён вопрос о лишении его родительских прав. - Он не явится. – Безразлично фыркнул О, скрещивая руки и пытаясь отгородиться от слов Чжана, который, между тем, взял аптечку и медленно присел напротив парнишки, намереваясь обработать раны. – Ему настолько плевать на меня, что я его не видел уже две недели подряд. Я не знаю, где его искать. - Тебе нельзя туда. - С чего ты вдруг так печёшься обо мне? Исин страдальчески изломил брови и поддел подбородок мальчишки мягкими, тёплыми пальцами, заставляя того посмотреть в глаза. В чёрных глазах блестела пелена слёз, проскальзывающая вниз по щекам, заливающая веснушки и дрожащие нежные губы. - Если ты думаешь, что никому не нужен – это не так, Сехун. Я переживаю за твоё будущее, мне не плевать на то, станет ли на одного мелкого преступника больше, и нет, не только из-за моей работы. Стоит тебе совершить проступок серьёзнее – ты окажешься там, где не выживешь. Я могу тебе помочь, но хочешь ли ты этого? - Не хочу. Исин хмыкнул и молча начал обрабатывать раны, едва приподнимая одежду и пытаясь не думать о том, что пришлось вытерпеть парнишке, который едва пытался дать отпор, пока его пинали, избивали, швыряли по каждому углу, ломали морально день за днём. - Оставь меня здесь на несколько дней. – Почти одними губами пролепетал мальчишка, судорожно хватаясь за руку офицера и надеясь переубедить его. Плевать, в какой он будет камере – одиночной или с кучей таких же как он – здесь есть полицейские, которые не позволят сделать ему больно. - Тебе нужно домой, а ещё лучше – в больницу. Сехун поджал губы и опустил голову. Ещё год назад он начал бы скандалить, швырять всё вокруг и крыть благим матом полицейских, но сейчас, как ни странно, и желания не было двигаться, и голос словно пропал. А его единственный шанс на спасение терпеливо смывал остатки крови с открытых ран и обрабатывал их, оказывая первую помощь. - Тебе нужно поесть. Сегодня на ночь можешь остаться здесь, утром, когда кончится моя смена, я отвезу тебя домой. Тебе ещё что-то нужно? - Всего лишь новая нормальная жизнь. - Сехун вытер влажное лицо и шмыгнул носом, поджимая ноги и без особого аппетита разглядывая еду на столе. - Ты ещё можешь исправить эту.