Ночь в мотеле

Касаясь бумаги, грифель карандаша мягко вырисовывал линии на листе в едва заметную бледно-голубую клетку. Тетрадь была тонкая, её страницы быстро становились волнистыми из-за высокой влажности вокруг. Рисовать было трудно, но ничем другим парень сейчас заниматься не желал, да и возможности для других действий были весьма ограничены. Роджерс радовался, что смог купить хоть эту тетрадь, а карандаш он всегда носил с собой на всякий случай, как и альбом, но, судя по всему, последний — один из самых важных предметов в его жизни — из сумки вытащила Маргарет. Девушка любила похвастаться перед подругами, какой её парень талантливый и в отличие от их кавалеров, может блеснуть не только мускулами. Впрочем, по этому пункту Стивен тоже мог дать любому фору. Вот только мало кто знал, что парень стеснялся своей фигуры и внешности в целом, это было слишком личное. Сдержанно выдохнув, он продолжал рисовать, время от времени прикрывая бумагу и вытирая своё лицо от капель дождя, рикошетом от асфальта попадающих в глаза парня. Стив сидел на своей куртке, прижавшись спиной к стенке корпуса остановки — он, как и остальные люди, которые прятались от дождя, ожидал спасительного автобуса. Пассажиров было мало. На скамейке сидела пара вечно недовольных старух, которые обсуждали все, что только попадалось на глаза — к сожалению, кроме остальных людей на остановке, обсуждать было больше некого, поэтому они часто прерывались на проклятия в адрес задерживающегося автобуса. Под навесом торчал мальчик-подросток, безотрывно играющий в свой телефон и, благодаря громкой музыке в наушниках, благополучно игнорирующий все вокруг. А в сторонке стоял мужчина, опирающийся о противоположный Роджерсу косяк. Ничего особенного, просто случайно собравшиеся тут люди, едущие кто откуда, кто куда. У судьбы всегда странная игра. Уши заполнял звук дождя. Стив был одним из немногих, кто не любил слушать музыку в наушниках, потому что те звуки, которые окружали и вдохновляли, были куда интересней. Иногда ему казалось, что благодаря им он и движет грифелем по бумаге, вырисовывая многочисленные картины. В данный момент это был плачущий город — образ, который возникал сам по себе. Много мокрых машин, которые заполонили улицы. Обилие зонтиков, которые были не в силах спасти своих обладателей от беспощадных капель осеннего ливня. Хозяева магазинчиков, у которых из-за погоды не будет толковой прибыли. Старик-пекарь, закрывшийся пораньше и спешащий домой. Бедный мальчишка, зарабатывающий на торговле газет — сегодня и двадцатки не будет. Город на рисунке стоял. Город подчинялся силе стихии, Стив был уверен, что в центре так и было, раз до сих пор не пришел автобус, чтобы спасти их. Все, кто не обладал собственным транспортом, должны были мёрзнуть на остановке, опасаться простуды и болезней, жаловаться на жизнь и, конечно же, задаваться вопросом — почему именно с ними это случилось? Стив не злился на дождь, не видел смысла. Ему даже нравилось вот так сидеть, рисовать — если бы бумага ещё не была такой хрупкой под карандашом, все было бы идеально. Роджерс любил рисовать простым карандашом, изредка при очень большом вдохновении он переходил на уголь. У парня был байк, но коллеги с работы убедили его, что пешком будет безопасней. Стив согласился. Он всегда уважал мнение старших товарищей и прислушивался к ним, ведь не раз на работе они спасали друг другу жизни. Роджерс работал пожарным, поэтому он любил дождь. Искренне. Эта стихия не раз оказывала ему ценные услуги, и такое не ценить было просто невозможно. Грифель скользил по влажной странице, парень сжимал его очень аккуратно, чтобы не порвать листочек. Светлые влажные ресницы подрагивали из-за капель, а глаза не отрывались от серого, но такого завораживающего, однотонного и, казалось бы, живого города. Стив старался как можно чётче передать танец мокрых зонтиков, который Бруклин старательно игнорировал. Стив поник в плечах. Все-таки, какого бы ты ни был телосложения, все равно продрогнешь, если промок от кончиков ресниц до шнурков, и в таком случае никакое занятие не поможет. Да и в заднем кармане джинсов как раз завибрировал телефон, из-за которого по всему телу забегали мурашки, и в один момент стало в сотни раз холоднее, когда пришлось вернуться в реальность из прекрасного серого влажного мира, царившего на едва различимых клетках любимого города. — Да? — Роджерс мягко улыбнулся,— Привет, Пэгги. Нет, я на остановке, тут все тихо. Я уже несколько часов жду. Да, все мокрое, — он разлохматил влажные светлые волосы. — Вроде должны быть, а что? Мотель? — вытерев лицо, Стив оглянулся. — В нескольких метрах. Добегу, конечно, все равно я весь насквозь мокрый. Я позвоню завтра. Да, устал немного, — в понятии Роджерса «немного» означало, что он очень устал и хотел отдохнуть. — Работы завтра много? Хорошо, да, мэм, — улыбнувшись, он спрятал телефон обратно в карман и недовольно передернул плечами из-за того, что мокрая и холодная одежда неприятно липла к коже. Стив заглянул в свою сумку и обнаружил, что она насквозь промокла, даже успела собрать в себе немного воды. С тяжёлым выдохом он вылил все оттуда, опечаленно покачав головой. Спрятать рисунок от дождя вряд ли получилось бы, да и карандашные линии все равно уже размыло водой. — Красиво, — сверху прозвучал тихий бархатистый мужской голос. Да, на остановке же был мужчина, наверное, это он, — Мне нравится. Смущённо улыбнувшись, парень торопливо завернул рисунок в наименее влажную рубашку и спрятал его в сумку.  — Ничего особенного, сэр, — негромко бубня, Стив поднял взгляд на неожиданного собеседника — и в одно мгновение навсегда потерял себя в глубине этих невероятно глубоких, темных, таких завораживающих глаз. — Слышал ваш телефонный разговор. Я тоже хотел так сделать, но мне не хватало на номер. Не хотели бы снять его пополам? Всего на одну ночь. Стив действительно не знал, что с ним сейчас происходило. Наверное, во всем виноваты были эти глаза. Такие темные, такие теплые, что дрожь в теле прошла и началась снова, уже из-за этих длинных черных ресниц, позволив парню только тихо сглотнуть и негромко шепнуть. — Хотел бы… Роджерс собирался продолжить, но после улыбки этого человека в голове забилось только судорожное: «…продать душу, чтобы вечно любоваться вашей улыбкой…» К счастью, он сумел совладать с собой, поэтому просто смиренно и смущённо последовал за новым знакомым, спотыкаясь и пытаясь уберечь свой портфель под кожаной курткой. Ведь его рисунок так оценили.