Take me under

      Когда двери за ними закрылись, Сианна тут же попыталась снова взять ее за руку, но Анариетта лишь резко отпрянула от ее прикосновений, будто они жалили сильнее огня. Сестра неловко попятилась и подняла руки, будто бы признавая поражение. Несколько секунд прошло в молчании, княгиня, немного остыв за это время, покачала головой, отгоняя мысли, и развернулась перед ней, скрещивая руки на груди.       — Что ты хочешь от меня? — равнодушно спросила она.       — Херово все как-то вышло… — поджав губы, произнесла сестра, — Не хотелось оставлять тебя в одиночестве, пока по дворцу, возможно, бродит убийца.       Возможно, ей стоит взглянуть в зеркало.       Анариетта нервно усмехнулась и ничего не ответила. Оставаться сейчас с сестрой наедине — последнее, что она хотела. Разговаривать с ней, давая той шансы повернуть ситуацию в свою сторону — еще меньше. Слышала бы она свои мысли час назад.       — А ты все еще не доверяешь мне, — разочарованно вздохнула Сианна. Не вопрос — утверждение.       — Если бы я не доверяла — ты бы не стояла сейчас передо мной.       Сианна вопросительно подняла бровь, словно ожидая, что та сейчас скажет продолжение фразы. Был бы просто закрыт для Сианны вход в княжескую опочивальню или же она пребывала бы в наименее приятном месте? Но Анариетта не продолжала.       — Если ты что-то хотела сказать, то говори и уходи, — только произнесла она, — У меня нет желания опять терзаться догадками, что у тебя на уме.       Сестра устало вздохнула, покачала головой и развернулась к столу. Звякнул серебряный графин, послышалось тихое журчание, и пару мгновений спустя Сианна подошла к ней со стаканом в руке.       — Выпей, тебе надо успокоиться. Это вода.       Она издевается?       — Не хочу, — так же безучастно отказалась Анариетта, хотя и у нее жгло горло от подавляемых эмоций.       — Не бойся, — на ее губах мелькнула тень странной ухмылки, — Она не отравлена, — Сианна замолчала, но потом безмятежно прибавила, — Наверное. Вдруг это твоя горничная мутит воду.       Издевается.       — Ладно, неуместная шутка…       — Я не хочу!       Сианна даже удивленно отшатнулась, глядя на нее искренне непонимающим взглядом всегда все понимающих лучшее ее самой глаз, пожала плечами и сама опустошила стакан.       Точно не отравлена.       И ладно. Будто бы сестра могла ее отравить. Сианна могла издеваться над ней сколько угодно, но никогда не решилась бы убить. После всего, что вытерпела из-за нее, никогда. Правда же? Горло заскребло сильнее.       К черту, та прекрасно понимала, с каким огнем так увлеченно играла. Анариетта обошла сестру и следом налила себе полный стакан. Когда она повернулась, залпом осушив его, Сианна никак не отреагировала, но даже в плохо освещенной комнате княгиня могла разглядеть ее горькую чуть заметную усмешку.       О-о-о, так она плетет за ее спиной паутину интриг и в глаза смеет требовать доверия?       Удивительно, но Сианна первая отвела взгляд. Не выдержала или хотела, чтобы сестра так думала? С тяжелым вздохом она опустилась в кресло. Был ли это вздох усталости или разочарования? Или она просто хорошо играла нужную роль, намереваясь в очередной раз в своих целях разжалобить сестру мученическим видом? Ее мысли все еще оставались неясны. Сианна снова против воли впутала ее в очередную игру. Что бы то ни было, Анариетта молча села в кресло напротив. Она не собиралась ей уступать. Слишком много она ей и так уступила.       — Сианна, ты хотела поговорить, но молчишь.       Она, наверняка, судорожно обдумывала следующий шаг, просчитывала все возможные исходы и выбирала, какой из них лучше скажется для нее в будущем. Даже если она и не виновата, для Сианны все равно все шло откровенно не так, как она того бы хотела: Анариетта, чудом избежавшая смерти, вместо того, чтобы в страхе за жизнь прижаться к сестре и наобещать ей золотых гор за одно лишь присутствие рядом, собиралась упрямо идти ей наперекор.       — Ты как будто ничего не понимаешь…       — Да, верно. Мне было приятно узнать о моих интеллектуальных способностях из разговора с ведьмаком, — зло отрезала княгиня. Не ожидавшая сопротивления Сианна подняла на нее взгляд, хотела что-то сказать, но осеклась и закатила глаза.       — Не цепляйся к словам. Я не это имела в виду.       — О, так может, просвятишь? Прости, если что-то не понимаю, ты же знаешь, с моим развитием мне трудно переваривать предложения, в которых больше трех слов.       Сианна так напряженно сжала челюсти, что скрип зубов был слышен в любом углу огромной спальни, и сцепила руки на согнутом колене. Анариетта подумала, что мог бы значить этот жест, и с удовольствием пришла к выводу, что ничего хорошего для сестры. Это было не прежнее напряжение, ждущее и давно ей знакомое. Сейчас Сианна не могла знать, чем закончится их разговор. И как это повлияет на нее. Наблюдение за замешательством сестры отозвалось недоброй усмешкой и мыслью, что ее растерянность может быть забавной. Понятно, почему та так любила смущать других. Анариетте хотелось бы продлить этот момент.       — Я тебя не утомляю? Скажи, как только надоест, мы тут же прекратим очередной идиотский разговор.       Княгиня издевательски улыбнулась ей, с удовольствием наблюдая за напускным спокойствием сестры. То была не ее улыбка, так умела улыбаться только Сианна. Сианна молчала, ничего не отвечая: чего-то ждала или все еще хаотично думала и тянула время? Анариетта продолжала улыбаться, нарочито расслабленно откинувшись на высокую спинку кресла — пришла очередь сестры кусать локти, а ее — наблюдать. Наблюдать за чьими-то муками оказалось даже приятно. Сианна была права, когда обозвала их всех гребаными садистами.       — Прости, что пытаюсь сделать хоть что-то для тебя. Видимо, ты слишком привыкла к наплевательскому отношению к себе, и забота вызывает в тебе отвращение.       — Какая разница, что я сказала Геральту? — наконец, тихо произнесла Сианна, — Имеет значение только то, что я говорю тебе.       «Так ты хочешь, чтобы я думала…»       — Потому что так ты можешь дрессировать из меня сторожевую собаку, кидающуюся на всех, кто не так посмотрит в твою сторону?       »…потому что ты знаешь, что нужно сказать мне».       — Потому что Геральту я честно сказала то, что думаю. А тебе — что чувствую.       Они замолчали. Сианна в упор смотрела на княгиню ожидая реакции. Словно пыталась разглядеть в ее глазах нужную эмоцию. Но в них перемешалось все: непонимание, недоверие, боль, обида, отчаяние, злость, ярость, разочарование… и сомнение. Анариетта отвела взгляд, нервно покачала головой, словно отмахиваясь от мыслей.       — Если хочешь, — вздохнула Сианна, — Прямо сейчас задай мне любой вопрос, и я отвечу на него. Честно.       — Зачем?       — Что — зачем?       — Зачем ты делаешь это все? Я не понимаю, чего ты добиваешься, — выдохнула Анариетта, — Сначала ты привлекаешь к себе, потом — отталкиваешь; сначала распаляешь — и резко охладеваешь; проявляешь интерес — и игнорируешь… Тебе доставляет удовольствие сбивать меня с толку?       Сианна то приносила жгучую боль одними словами, то словами же утешала; то заставляла возненавидеть себя, то уверяла, что Анариетта намного лучше всех, кого ей доводилось повстречать на жизненном пути; то прививала чувство вины, то смахивала его. Она не могла понять причин такой резкой смены поведения, она искала источники проблем везде, где только можно. Но находила только бесконечное непонимание.       — В чем проблема? Скажи: что не так? Почему ты так поступаешь со мной? Что со мной не так?       Сианна испытывала ее. Все это время она намекала ей, соблазняла и манила. Она была так аккуратна и точна в своих действиях, но все равно не прекращала игры. И не нарушала ее правил. Сколько раз они оставались наедине, проводили время вместе: трапезничали, прогуливались, разговаривали, обсуждали новые указы… спали в одной постели. И Сианна ни разу не позволила ей перейти черту. Словно хотела доказать ей, что княгиня больше не сможет жить без нее. Без ее глаз, рук, ласк, издевок и насмешек. Только Сианна владела ее мыслями и могла владеть телом. Только она.       — Зачем все эти намеки, разговоры, взгляды, жесты, касания… — Анариетта запнулась, — Поцелуи? Зачем ты… привязываешь меня к себе?       — Вот видишь, — Сианна вновь привычно неприятно усмехнулась, но этот жест, как ни странно, принес ей некоторое облегчение, — Не такая уж ты и глупая. Ты же хочешь быть привязанной ко мне.       — Я уже привязана к тебе, разве не знаешь?       «Недостаточно сильно», — Анариетта готова была поклясться, что услышала эту мысль в голове сестры, чувствовала, что ее губы вот-вот дрогнут, и она ее сейчас выскажет. Но та молчала, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику и даже не смотря на нее.       — Зачем?       — Разве не ясно? — тяжелый взгляд остановился прямо на ее лице.       В глазах, взглянувших на нее, снова плескалась палитра противоречивых и не существующих одновременно эмоций: в них можно было увидеть одновременно боль и наслаждение, неуверенность и решимость. И нечто такое, от чего перехватывало дыхание и закрутило внизу живота.       Будто прочитав ее ощущения, за секунду она что-то решила. Сианна медленно, казалось, что стремительно, поднялась с кресла, подошла к ней — спина Анариетты вжалась в спинку кресла. Наивная попытка сохранить расстояние между ними вызвала знакомую усмешку на губах Сианны, она с откровенным наслаждением во взгляде наклонилась к загнанной в угол сестре, оперлась коленом о край кресла, коснулась пальцами пылающей щеки, мягко, но уверенно придвигая к себе.       У Анариетты перехватило дыхание, когда она вновь ощутила растущее с каждой секундой предательское возбуждение, стоило губам сестры коснуться ее. Поцелуй бил пылающим безумием по стянутым внутри узлом нервам. Чувства балансировали на почти стертой грани между желанием и здравым смыслом. Даже за гранью порока.       Но нет, сейчас не то время, не подходящий случай, нельзя поддаться, нужно дать отпор… Княгиня не отвечала ей и даже уперлась ладонью в плечо, не подпуская слишком близко к себе, но Сианна игнорировала все сопротивления и продолжала целовать.       «Нет-нет-нет», — молоточком стучало по вискам в голове в такт участившимся ударам сердца. Она приоткрыла рот, собираясь запротестовать, но сестра опередила ее, глубже толкнувшись языком, и опустила руку ниже на горло, крепко сжимая пальцы, не давая больше отстраниться. Анариетта выгнулась, тщетно пытаясь разомкнуть их губы, — в ответ Сианна подалась вперед, ее колено уперлось между ног.       — Пожалуйста… — слабо произнесла Анариетта, когда ей удалось оторваться, но не смогла договорить, снова встретившись с губами сестры.       — Пожалуйста — что? «Пожалуйста, продолжай»? — усмехнулась сквозь поцелуй та.       «Пожалуйста, остановись».       Она хотела бы произнести это вслух, но не нашла нужных слов. Или оправданий. Анариетта же хотела Сианну, хотела так сильно, что уже была готова наплевать на все моральные и нравственные принципы. Плевать на то, что будет потом. Пожалеет ли она, пожалеет ли сестра. Узнает ли кто-то. Использует ли их порочную связь против них же. Уже было слишком поздно сворачивать с дороги, по которой она невольно шла столько времени. Анариетта слишком желала сестру, и это было очевидным для обеих.       И она опять согласилась и приняла ее условия. Анариетта неуверенно переместила руку ей за плечо, на шею, легко царапнула ногтями за ухом — Сианна даже чуть вздрогнула, ослабляя хватку, — и, наконец, ответила на поцелуй. Княгиня даже не могла дышать, от осознания такой близости, словно боялась сделать что-то не так и невольно оттолкнуть сестру, как случилось в прошлый раз. Но сейчас ощущения были совсем другими. Этот поцелуй совсем не был похож на их первый. Первый поцелуй был неожиданным и необдуманным, а последовавшее за ним утро оставило у нее в памяти самые отвратительные воспоминания. Анариетта чуть отстранилась, пристально смотря в глаза сестры. Нет, в этот раз все будет по-другому. В этот раз Сианна правда смотрела с искренней любовью и безграничным желанием. Такие эмоции невозможно было подделать.       — Честно говоря, я запуталась еще сильнее, — призналась Анариетта.       Сианна странно усмехнулась, обнимая сестру за плечи. Та обняла ее в ответ, прижавшись щекой к животу, и прикрыла глаза. Странная близость принесла ей неуместное спокойствие. Будто в объятиях сестры она нашла безопасное пристанище, о котором мечтала всю жизнь, погруженная в грязные интриги и забывшая о себе и своих желаниях.       — Это ведь не ты сделала? — вдруг глухо произнесла она.       — Не я, — княгиня не видела лица сестры, но была уверена, что, посмотри она ей в глаза, не увидела бы там ни лжи, ни сомнений.       — Я бы хотела, чтобы это сделала ты, — выдавила из себя Анариетта и почувствовала, как напряглась в волосах рука Сианны, — Тогда я могла бы винить кого-то, а не себя саму…       — Что ты говоришь?       — Человек погиб из-за меня, — дрожащим голосом произнесла она, — Невинный человек. И только я виновата во всем.       Сианна сильнее сжала руку на ее плече, пальцами другой обхватила подбородок, тряхнула, заставляя поднять глаза. Стоило ей сделать это, как Анариетта увидела не то разозленный, не то безумный взгляд сестры. Темные брови напряженно свелись к переносице, между ними мелькнула морщинка.       — Неправда, — еле слышно произнесла она. Не потому, что сказала слишком тихо — прошипела сквозь до боли сжатые зубы, — Хочешь — вини меня, но не себя. Ты ни в чем не виновата. Если бы ты не задержалась из-за меня, она была бы жива, а ты — мертва. Ты из-за меня не оказалась там. Из-за меня ты осталась жива.       Сказанное вызвало в ней необъяснимый ужас и в то же время принесло странное облегчение. Анариетта выдохнула, вновь прильнув к Сианне. Слова Сианны были для нее действительно значимы. Только к ним она прислушивалась. Руки сестры слишком приятно огладили плечи.       — Это, — княгиня подняла руку, касаясь кончиками пальцев золотого обруча короны, — Так тяжело…       — Я знаю, — мурлыкнула Сианна, — Я рядом с тобой.       В памяти непрошено всплыли обрывки услышанного разговора сестры с ведьмаком. Анариетта сжала пальцами ткань одежды Сианны. Она правда подумать не могла, что несмотря на все прилагаемые ей усилия сделать жизнь сестры лучше, та не становилась такой. Княгиня так надеялась, что стены ее дворца станут для Сианны домом, которым они когда-то были. Не тем домом, откуда ее безжалостно выкинули.       Но не была до конца уверена, годится ли такая спокойная жизнь для Сианны. Крыша над головой, горячая еда и мягкая постель могли вызвать у нее лишь кратковременный интерес: очарование новизны спало спустя пару дней, а враждебность всего окружения и необходимость соблюдать приличия при дворе начинали действовать на нервы. Сианна не выносила ограничения и ненавидела правила. Ей не составило бы труда незаметно и бесследно исчезнуть. И никто не смог бы ее удержать. Если бы она захотела.       — Но если… — Анариетта прервалась, сглатывая ком в горле, — Если ты не хочешь здесь дольше оставаться, я не буду тебя больше держать.       Пальцы Сианны в ее волосах на мгновение замерли, выдавая ее удивление.       — А ты что будешь делать?       — Пострадаю несколько месяцев и смирюсь. Мне не привыкать.       Сестра ощутимо ослабила хватку объятий и облегченно выдохнула. Так это все было только ради того, чтобы Анариетта не смогла больше терпеть ее рядом и добровольно отпустила? Она нарочно выводила ее из себя разными способами, надеясь сделать свое присутствие невыносимым? Княгине захотелось снова расплакаться и оттолкнуть от себя Сианну, но она не подала и виду. Кто знает, когда она еще сможет вот так провести с ней время? Она боялась упустить последнюю возможность.       — Только, пожалуйста, — Анариетта все-таки выдала себя, судорожно набирая воздух в легкие, а Сианна моментально крепче прижала ее к себе — знала, что сделать, — Хоть изредка давай мне знать, что ты еще жива. И что у тебя все в порядке. Я всегда помогу. Может быть, так будет лучше. Для всех. Для тебя.       — О, ты соизволила подумать о моем благополучии? — саркастично усмехнулась сестра, но тут же прибавила изменившимся тоном, — А для тебя?       — Все вокруг сказали бы: «Определенно».       — Ты чего хочешь?       «Тебя».       Мысль осталась невысказанной, но Анариетта надеялась, что сестра услышала ее и все поняла. Ведь никто не понимал ее так хорошо, как Сианна. Не с полуслова — с мысли, еще даже не зародившейся в больном сознании. Будто бы Сианна всегда знала, о чем та думала. Будто бы она думала о том, о чем знала Сианна. Она думала о своем странном желании так напряженно, что мысль, повисшую между ними в воздухе, казалось, можно было ухватить руками.       Потом Сианна наклонила голову, и Анариетта ощутила, как напряженность оставляет ее, вместе со вздохом сестры — тяжелым, но не усталым. Осознающим. Искривленные усмешкой губы коснулись краешка ее волос. Княгиня не почувствовала поцелуя физически, но знала, что сестра сделала это.       Поняла.       — Моя дорогая, — прозвучало тихим признанием, нарушившим и сгладившим напряженную тишину напряженной ночи, — Разве я могу оставить тебя?       Ее глаза постепенно закрылись, потому что рядом с Сианной тепло и спокойно. Сианна поможет ей. Сианна больше не предаст ее. Они слишком долго пытались снова найти точки соприкосновения, чтобы все оказалось ложью. И сердце у нее стучало слишком размеренно и уверенно для сердца лгуньи.       — Анариетта…       Голос сестры прозвучал для нее отдаленным эхом, Сианна чуть сжала за плечо. Потревоженная Анариетта что-то невнятно произнесла. Она не знала, сколько времени они так просидели. Когда она нехотя открыла глаза, было уже совсем темно, и единственная свеча, которую успела зажечь горничная перед их внезапным возвращением, давно потухла.       — Иди в постель, — раздался над ухом хрипловатый шепот, за которым последовал невесомый поцелуй.       Княгиня протестующе замычала, сильнее смыкая руки на талии Сианны. Ей не хотелось отпускать ее. Хотелось провести вот так в объятиях с ней всю ночь, а потом и день, неделю, год, всю жизнь… Та тихо рассмеялась, опуская руки ей на плечи и вынуждая оторваться от себя. Анариетта так не хотела отпускать Сианну. Что-то ей подсказывало, что позволить той уйти сейчас — преступление страшнее, чем позволить остаться.       — Ты останешься со мной? — еле слышно произнесла она, надеясь, что сестра ее услышит. И Сианна кивнула так же незаметно, как та попросила.       Удовлетворившись ответом, Анариетта неловко поднялась, подходя к трельяжу из красного дерева, и небрежно побросала украшения на серебряный поднос: золотые браслеты все равно что цепи, жемчужные ожерелья — петля, увенчанная драгоценными камнями корона — терновый венец. Сианна неожиданно возникла за спиной из темноты. Ее пальцы невесомо прошлись по волосам, коснулись сверкающего в луче лунного света золота.       — Знаешь, корона смотрелась бы на тебе хорошо.       Анариетта сама не поняла, зачем это сказала. Сон и нечто еще уже почти захватили ее сознание, не давая мыслить разумно. Глупая мысль сорвалась с языка, прежде чем она успела ее обдумать. Странный взгляд Сианны встретился в ее в зеркале.       — Нет, — как-то слишком резко оборвала она, аккуратно снимая с головы сестры мученический венец, но тут же смягчилась, — Я слишком отвыкла от всего этого фарса.       — Подлецу все к лицу.       Она улыбнулась шутке и, не отрывая взгляда от глаз сестры в отражении, на мгновение опустила тяжелый обруч на голову, но тут же, словно вспомнив что-то, опустила руки и поставила корону к остальным украшениям. Анариетта тихо вздохнула: ей доставило странное удовольствие видеть сестру такой, какой ей следовало бы быть, но удовольствие не продлилось долго.       Она хорошо помнила ее. Маленькую, мятежную княжну, которая больше никогда не разговаривала с ней, какой она ее запомнила. Пока та не выросла, став самым большим разочарованием семьи, если не всей княжеской династии. Анариетта никогда не хотела этого для нее. Никогда не хотела, чтобы сестра чувствовала себя той, кем ее все считали. Ущемленной и другой. Она и правда всегда была другой. Она была человеком, чуждым этому жестокому миру, но не сломавшимся под его давлением. За свои страдания она заслуживала все богатства, а взамен получила лишь искреннюю неприязнь и полное равнодушие тех, кому было и не было до нее дела.       У кровати Анариетта с досадой вспомнила, что ей надо было позвать старшую фрейлину, чтобы та помогла ей переодеться. Но нарушать по-своему интимную и такую уютную атмосферу между ней и сестрой чьим-то присутствием совсем не хотелось. Анариетта решила, что этой ночью она обойдется без помощи прислуги.       Сианна опять остановилась за ее спиной. Если бы Анариетта не знала сестру, она бы подумала, что та пребывала в нерешительности, не зная, что делать. Но это же Сианна — у Сианны всегда был план на любой случай. Оставалось разгадать что будет следующим шагом.       — Мне холодно, — в подтверждение своих слов Анариетта обняла себя за плечи.       — Я закрою окно.       — Лучше обними меня.       Сестра остановилась, не сделав и двух шагов, и, помедлив пару секунд, резко повернулась и метнулась к Анариетте. От неожиданности у той подкосились ноги, она не удержалась и села на матрас, Сианна наклонилась еще ниже, еще ближе.       — Маленькая лгунья, — выдохнула она ей в губы, — Здесь жарко, очень жарко, и не только мне.       Пару мгновений Анариетта не двигалась и даже не дышала, а потом вдруг неосознанно и неожиданно подалась вперед, желая снова ощутить жар поцелуев сестры на своих губах. Сианна так же неожиданно, как склонилась, выпрямилась, и княгиня неловко замерла. Все снова повторялось по кругу: позволила — оттолкнула.       Она уже чуть было не раскрыла рот, чтобы с уязвленной интонацией прогнать ее с глаз долой, но игривая усмешка вдруг пропала с губ Сианны, и выражение лица ее сделалось таким серьезным. Сестра опустилась рядом, все-таки позволяя обнять себя и уткнуться лицом в изгиб шеи. Снова позволила. Снова оттолкнет? Только бы не оттолкнула…       Ее руки поднялись по бокам к спине, скользнули под волосы и дотронулись до открытой кожи, и, пресвятой Лебеда, ее руки были горячими, впервые за все время Анариетта смогла ощутить исходящее от сестры тепло, а не пронизывающий холод! Она тихо заурчала от удовольствия, чуть сминая пальцами ткань рубашки Сианны.       — Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, — тихо произнесла Сианна ей на ухо, — Тебе ли не знать: я приношу только тьму, боль, страдания.       Анариетте ли не знать: это не было правдой.       Сейчас, обнимая Сианну и оглядываясь назад, вспоминая все то, что произошло с ней по вине той за минувший год, Анариетта пришла к мысли, что вся ее головная и душевная боль, все пережитые страдания и потрясения стоили того. Она бы пережила это все снова, только чтобы иметь возможность вот так обнять Сианну на пару минут.       Потому что слишком долго она пыталась отрицать очевидную правду. Неопределенная тоска, которую она раньше лишь смутно сознавала, теперь стала осознанным желанием. Желанием глупым, нелепым, смущающим, неправильным. Анариетта гнала его из своих мыслей до последнего момента.       Пора все прекратить. Каждый раз был шагом, что уверенно подталкивал их краю пропасти.       — А если я хочу?       Сианна оторвалась от нее и, не успела княгиня открыть глаза, снова поцеловала, в этот раз намного нетерпеливее и ненасытнее. Анариетта не возражала: она и никогда не была против, она бы позволила сестре сделать это в первую их встречу, на глазах у ведьмака, его приятеля и даже безнадежно влюбленного Дамьена. И теперь они будут целоваться до исступления, до остервенения, пока не задохнуться в объятиях друг друга.       Ведь Сианна наконец попала в ее руки. Сама того не понимая, столько лет она ждала этого момента. Ждала, когда сможет раствориться в ее до боли крепких объятиях; когда ощутит исходящий от нее жар; когда заглянет в красивые глаза сестры и с головой утонет в их губительном омуте; когда вновь почувствует вкус ее губ на своих. Она ощутила вкус кружащего голову вина и позволила себе отбросить все былые сомнения, которые сейчас казались такими смешными и нелепыми, и забыть обо всем. Хотя бы на одну ночь.       Анариетта за весь вечер успела выпить не больше двух бокалов — почти что детская доза в Туссенте, в то время как выпитое Сианной можно было считать в бутылках. Было ощущение, будто бы она в несколько раз пьянее той. И полностью осмыслить происходящее оказалось невыносимо трудно, особенно в момент, когда воспаленный мозг начал осознавать, что произойдет дальше. Сианна опустила руку на ее спину, так уверенно и до невозможности близко придвигая к себе.       Точно не на одну.       Сестра не тратила время на безуспешную борьбу с завязками ее платья, она куда-то запустила руку, и в следующую же секунду послышался треск дорогой ткани, разрезаемой ножом. Ножом? Откуда у нее нож? Она носила с собой нож? Впрочем, неважно… У Анариетты на мгновение мелькнула мысль сожаления, что платье безвозвратно испорчено, но она тут же отмела ее, стоило губам сестры прижаться к шее — плевать, у нее их сотни, и она позволит Сианне безжалостно сорвать с себя каждое. Горячая ладонь коснулась лопаток, кончик языка прошелся по горлу — княгиня, не выдержав, со стоном вздохнула, чувствуя довольную усмешку сестры на своей шее.       Руки Сианны неторопливо блуждали по ее телу, то приятно скользя по открытой коже, то больно сжимая распаленную плоть. Она касалась ее очерченных ключиц, тянула за волосы, сминала грудь, гладила живот и бедра, запустила горячие пальцы под юбку. Анариетта нетерпеливо помогла ей снять с себя остатки платья, оставшись в одном лишь белье.       Оценивающий взгляд пробежался по ней и обернулся довольной ухмылкой. Сианна подняла подернутые пеленой возбуждения глаза — Анариетта смутилась от такого откровенного, какого-то животного желания во взгляде. Не стирая ухмылки, сестра наклонилась к ней и хрипло шепнула на ухо ужасно непристойный комплимент — с каждой секундой становилось только невыносимее.       Анариетта вспомнила их первый поцелуй, после которого Сианна отвернулась и оставила ее в странных догадках. Вспомнила, как после снова пыталась ее поцеловать, но сестра пресекала все ее неловкие попытки на корню. И тогда она пообещала себя закрыть все странные чувства на замок и никогда больше не пытаться проявлять их. Она добровольно заковала себя в невидимые оковы. Но больше не было тех невидимых оков, сдерживавших Анариетту от того, что она так хотела сделать, стоило ей впервые увидеть Сианну после стольких лет.       В следующее же мгновение она ощутила спиной ткань простыни — сестра уложила ее и нависла сверху. Поцелуи спустились к кружеву бюстгальтера, Анариетта вздрогнула, стоило ей ощутить тепло прикосновений к оголенной коже. А когда за разгорячающими касаниями последовали изводящие поцелуи, фейерверк перед зажмуренными глазами явно намекнул, что с сестрой она получит то, что не получала ни с кем и никогда. Безуспешно хотелось свести ноги вместе, она выгнулась, прижимаясь к Сианне, пока руки той гладили бедра так мучительно, что, казалось, выжигали отметины.       Сианна покрыла поцелуями каждый дюйм живота, скользя языком вдоль кромки белья, легко прихватывая зубами кожу. Анариетта подумала, что сходит с ума, так сильны были сейчас все ощущения. Практически обнаженная, она лежала под сестрой, поддавалась ее движениям, вторила ей, позволяла целовать и гладить себя там, где та хотела.       Сианна выпрямилась, непринужденно цепляясь пальцами за верхнюю пуговицу смятого воротника рубашки. Она будто бы совсем не специально так развратно облизнула пересохшие губы и совершенно невинно обронила:       — Поможешь?       Стоило Анариетте дотронуться до первой пуговицы, она поняла, насколько сильно у нее дрожали руки. Стараясь не выдать собственное неуемное желание, которое, несомненно, послужило бы поводом для очередной шутки, она нырнула ладонями под ткань рубашки и прижалась губами к груди. Сианна усмехнулась, небольно царапнула ее плечи, наклонилась и поощрительно поцеловала в растрепанные волосы. По позвоночнику пробежался разряд, узел в животе затянулся сильнее. Но окончательно Анариетта сдалась, когда услышала над ухом первый за ночь тихий стон сестры.       Не глядя, она потянулась к ремню. Сианна глубоко рассмеялась, горячая рука метнулась к затылку, пальцы больно сжали волосы, сначала ближе прижимая к себе голову, но потом вдруг резко оттягивая ее.       — Не торопись, — она накрыла ее ладонь своей, чуть сжимая, и многообещающе шепнула прямо в губы, — Я с тобой еще не закончила.       Анариетту отбросило обратно на подушки, едва сестра влажно коснулась губами внутренней поверхности бедра. Сианна протяжно шепнула горячее «Тиш-ш-ше» ей в живот, жгучий грудь стон пришлось не слишком успешно заглушить собственной рукой. Она не знала, как сестре удалось так скоро заставить ее метаться по кровати, цепляясь за простыни и ее волосы, да и не успевала думать вообще о чем-то еще, кроме мягких губ и горячего языка между ног.       Анариетта разочарованно выдохнула, когда Сианна остановилась, так и не дав ей получить желанную разрядку. Сестра усмехнулась и посмотрела на нее, на ее смущение, раскрасневшиеся щеки и полуприкрытые затуманенные глаза. Взгляд Анариетты требовательный, ждущий, предвкушающий, обезумевший от желания. Ее взгляд был таким же, как и у сестры.       Сианна потянулась к ее губам и поцеловала, неторопливо, вдумчиво, долго, терпко, завязывая все нервные окончания в клубок внизу живота. Когда она положила ладонь Анариетте на живот, та на мгновение сбилась с ритма, забыв отвечать на поцелуй, но тут же ожесточенно подалась навстречу, наверстывая упущенное, едва рука сестры спустилась ниже. Поцелуи прошлись по линии подбородка и челюсти к уху, Сианна больно укусила за мочку, а в следующее мгновение резко, уверенным движением вошла — Анариетта вздрогнула, длинно застонала, запрокидывая голову и цепляясь за напряженные плечи. Сестра горячо и, очевидно, самодовольно усмехнулась ей в шею, притираясь приоткрытым ртом к тонкой коже и вдохнула так резко и глубоко, что наверняка останется след.       — Потише, или слуги за дверью подумают, что я тебя тут убиваю.       — Я не могу…       Ей польстила такая откровенность. Казалось, время замедлилось: Сианна выводила Анариетту из себя своими резкими, глубокими движениями, заставляя прижаться ближе и судорожно цепляться за плечи, жадно глотать горячий воздух и развратно стонать на ухо. Она так изощренно мучила ее, будто бы не обращая внимания на то, что сама сейчас находилась на грани.       Анариетта не могла сдержать стонов и тихих всхлипов, бедра сами подавались навстречу движениям ловких пальцев, губы распухли от нескончаемых поцелуев. В сладком бреду она повторяла имя сестры, выгнувшись от наслаждения. Тело находилось полностью во власти той, она почти доведена до исступления, она готова делать все, что угодно. А сестра лишь улыбалась ее слишком порывистым движениям.       Сианна опять прикусила тонкую кожу — Анариетта зашипела; внезапная боль смешалась с приятной судорогой, ощущения на грани дискомфорта и удовольствия принесли долгожданное облегчение, сладкая нега растекалась по всему телу, стало невыносимо хорошо, до дрожи, до истомы, до наслаждения.       Анариетта порывисто притянула сестру еще ближе к себе, обессиленно пытаясь выровнять сбившееся дыхание, даже не думая нарушить резкую звенящую тишину и витавший вокруг запах секса. Сианна небрежно поцеловала ее в плечо, словно напоминая о своем присутствии. И нетерпении.       Следуя ее немому желанию, чуть шевелившаяся Анариетта села, прижимая сестру к себе рукой, другой опять потянулась к ремню — пряжка жалобно звякнула и избавила от последнего, что их разделяло. Сианна нетерпеливо зашипела, когда ее пальцы проникли под ткань одежды и коснулись обнаженной кожи. Анариетта поцеловала в ямочку между ключиц, не отрывая губ спустилась ниже, заставляя сжать плечи и чуть приподняться, задела зубами напряженный сосок — сестра издала звук, отозвавшийся дрожью в пояснице.       Когда два ее пальца медленно вошли в нее, Сианна сладко и рвано выдохнула, больно вцепившись ногтями в плечо и сжав волосы. Анариетта двигалась медленно, глубоко, размеренно. Точно так же издевалась, вымещая скопившуюся за все время не злость, но какую-то отчаянную ярость, когда сестра испытывала ее, то привлекая, то возводя стены.       Ей доставляло удовольствие ощущать, как сводило ноги Сианны от ее пальцев внутри, как напряженно подрагивали мышцы ее рук на плечах, как судорожно выбивался из ее легких воздух, как бешено колотилось ее сердце, как она податливо отзывалась на каждое движение, как непривычно срывался ее всегда спокойный тихий голос, как она жмурилась от смеси чувств, как больно она царапалась и кусала за губу в неряшливых поцелуях, как заумоляла ускориться. И это все из-за нее: румянец на щеках, капля пота на шее, покусанная раскрасневшаяся губа, зажмуренные глаза, неуемный тремор по всему телу, сбитое дыхание, — Анариетта и подумать не могла что один только вид сестры в экстазе вызовет в ней больше возбуждения, чем движения ее пальцев внутри.       Больно стиснув плечи, Сианна замерла и задрожала. Хаотичное тихое дыхание вдруг ускорилось и так же резко прервалось, как если бы она задыхалась, перерастая в протяжный утробный стон. Ее приятная дрожь передалась телу. Анариетта подняла голову, притягивая свободной рукой сестру к себе для поцелуя. Та ответила сначала лениво, еще приходя в себя после оргазма, но потом разошлась и поцеловала так, как никто Анариетту в жизни не целовал.       — Bloede hoel, — тихо протянула она, утыкаясь лицом в место, где плечо переходило в шею, когда сестра опустилась на спину. Анариетта привлекла ее к себе, обнимая и целуя в волосы. Сианна довольно заурчала и небольно прикусила кожу на горле — вряд ли к утру на ней останется хоть одно живое место. Ну и ладно. Горячая ладонь скользнула по ее животу, снова послав волну приятных разрядов, плавно поднялась к груди, где все еще неспокойно билось сердце, принадлежавшее ей одной. Сианна приподнялась, из-под полуприкрытых век взглянув на нее, и в который раз за ночь невесомо поцеловала, словно никак не могла оторваться от таких желанных губ сестры.       — Если ты скажешь завтра утром, что и это ничего не значит, я не знаю, что с тобой сделаю, — предупреждающе усмехнулась Анариетта, поглаживая кончиками пальцев свежие царапины на ее спине от собственных ногтей. Сестра низко засмеялась в ответ, ложась рядом, и тесно обняла, давая немое обещание.       Будто бы она не позволит ей делать с собой все, что только душа изволит.       Изводиться так, как она захочет.       Давать извращенное наслаждение так, как она пожелает.       И все, что ей оставалось — закрыть глаза и получать удовольствие, которое она ей давала.