Поздней-поздней ночью все люди спят, а я не сплю. Пишу стихи и плачу, и мультики смотрю.

Басманов наблюдал, как удаляется царь. Вскоре перестала быть видна государева спина из-за сильных, но редких порывов ветра, который вместе с воздухом поднимал и не долетевшие до земли снежинки. Федя попытался выскресчь у себя в памяти этот удаляющийся вид Грозного и его последний, пусть и не самый наилучший, осуждающий взгляд. Но, кажется, пришло время отпускать. Фёдор отворачивается и позволяет лишь своему мозгу смутно и будто в забытие вспоминать образ царя. Он понимает, что это их последняя встреча и также осознаёт, что грядёт. Но от этого только легче, он предвкушает заслуженное успокоение, которое зарабатывал годами и по сей день, как последняя собака, внимая каждой капризности Иоанна. Феде легко. Это ощущение свободы начинает сводить с ума и хочется рассмеяться на встречу летящему снегу. Но опричник только отбрасывает свои смольные кудри и устремляет свой взор на дальний горизонт. Вскоре послышались шаги. Рядом с Басмановым выросла тень Воронцова, и брюнет ощутил на себе недобрый взгляд: — Считаешь меня врагом народа? — не поворачиваясь, спросил Федя, — Да не отвечай, знаю, что считаешь. Правда это не так. За всё то время, что опричнина была, я ни разу против государства, а тем более царя ничего не умыслил. Всё пытался и пытался как лучше сделать. Там ведь всем не Вяземский или Скуратов заправляли, как вам сейчас в Москве рассказывают. Обо мне уж не упоминают поди... Хотя сколько раз я Ивана спасал, сколько раз я его... — Басманов говорил вроде и с горячестью в голосе, но всё равно можно было расслышать печаль в его интонациях. Даже Воронцову на секунду стало жаль опального опричника, но вспомнив, какие разговоры ходили про Федору царскую, тут же переменился в намерениях. Вскоре послышались ещё чьи-то шаги, а тем временем Фёдор Алексеевич заканчивал свою исповедь: — ...и всё равно выкрутился! Царь многих казнил и за малое, а меня оставил. Почему? А это всё "колдовство" моё, — ухмыльнулся Федя, — Всех в списке опальных найдут, а про меня скажут, что молодец, смог постоять за честь свою!.. — голос его вздрогнул, после как к нему подвинулся вошедший незнакомый мужик с суровым видом. Бывшая героичность в секунду покинула Фёдора, и он затрясся перед могуществом Предвечной. Настала тишина, которая буквально душила Басманова. Федя пытался удержать слёзы, которые наровились скатиться из его глаз. Он так и стоял, не сумев разглядеть кто стоит позади. Ему не хватало сил, чтобы развернуться и посмотреть в глаза убийцы. Несмотря на всю подавленность Фёдор попытался сопротивляться. Он развернулся, чтобы ударить Воронцова, но холодный клинок тут же нашёл его шею. Усталость и закостенелость мышц дали о себе знать. Кровь потекла сначала тонкими красными струйками, а вскоре полилась багровым ручьём. Федя упал на колени ни в силах устоять. Он издал последний глухой вздох, когда кровь полностью залила его грудь и превратила рубашку в лохмотья. Волосы кое-где налипли на красную жидкость, но всё равно оставались прекрасными даже в таком виде. Басманов упал на холодный снег. Ему тут же вспомнилось, как он спас несколько лет назад Ивана. Как нырнул под воду, как та неприятно обожгла его, как он тогда лежал на снегу и не мог долго отдышаться, и как смотрел на него царь... Красные, будто наполненные кровью, а не слезами глаза прикрылись. На лице опричника застыла вечная улыбка, а в голове пронеслось "Теперь у меня будет покой. Даже столько, сколько я сам пожелаю...".