Addict incarnate

                          — Ну, пришли.       Сначала Марку подумалось, что Дохлый в который раз решил соригинальничать, притормозив у самого богатого дома на всей улице, но щелчок ключа, идеально подходящего к замочной скважине, быстро уверил его в обратном.       Громоздкая дверь охотно поддалась, осклабившись бронзовыми мордами на ручке, и отворилась без единого скрипа, покорно запуская гостей.             — Я… впечатлён! — заключил Рент, разуваясь у порога, когда дверь за его спиной стараниями Саймона закрылась на двойной замок.             — Ещё бы, — хмыкнул тот, подбрасывая на ладони массивную связку ключей с резным привеском, — она тут неплохо устроилась. Я бы даже сказал, охерительно хорошо для нашего раздолбайского семейства. Да я отчасти ради неё и слезаю, как бы сопливо ни звучало — я бы себе столько раз помогать даже и не подумал. Погнали наверх, шмотки кинем.             — Пф-ф, а я-то думал, ты из-за печёнки своей… или что тебя там убивает? — отшутился Марк, следуя за крашеной макушкой по лестнице на второй этаж. — А сколько вас тут человек уживается?.. И почему ты меня до этого никогда к себе не звал, а? Ты же кореш мой чуть не с пелёнок…             — Ну ты смешной! Да это дом её хахаля — наша семейка интерьер портит, видите ли, да и предкам, вроде, замечательно в родной халупе пьянствовать, — на втором этаже располагались три небольших комнаты, одна из которых, по всей видимости, играла роль гостевой и предназначалась по большей части для непутевого братца, — муж её меня терпеть не может, так что я здесь остаюсь редко, когда совсем труба. Во!       Он подошёл к двери самой дальней комнаты и повернул ещё один ключ в ещё одном замке.       Минимум мебели, светлые обои под покраску, бра над диваном-раскладушкой — вот и весь интерьер. Максимальная простота. Картину нарушал только ярко-красный блок сигарет на подоконнике, пачка туалетной бумаги, два рулона бумажных полотенец и ящик минералки в аккурат под письменным столом.             — Короче, здесь и остановимся. Бросай шмотьё и пойдём — покажу, где и что.       Повторять дважды не пришлось — Рентон, сразу заприметив пустующий уголок недалеко от подоконника, сбросил на пол и рюкзак, и джинсовку.             — Здесь, короче, спальня, — он указал налево, — там — другая спальня. Это запретная территория, типа зоны пятьдесят один, и двери туда, как ты уже, наверное, допёр, закрыты. Здесь толчок. Но это скучный толчок, внизу есть толчок покруче.       Спустившись на первый этаж, Саймон круто завернул куда-то под лестницу. Рядом с кладовкой расположилась ещё одна невзрачная, на первый взгляд, дверь, за которой скрывалось кое-что достойное более пристального внимания.             — Та-дам!             — Я, это, с закрытыми глазами шёл. Можно открывать, да?       Не дожидаясь ответа, Рентон осмотрелся, тут же выдав короткое «вау!». За ничем не примечательной дверью притаилась вторая по счёту ванная комната, выдержанная, как и первая, в скромном скандинавском стиле — пол в тёмно-коричневом керамограните; стены, поделенные надвое отделкой под венге в нижней половине и кафелем под слоновую кость — в верхней; несколько встроенных в стены и потолок закрытых светильников, а в центре — главный элемент гарантированного неискушённому гостю крышесноса — ванна-джакузи в тон светлой части стен с устланным выпуклыми пупырышками дном, медными бортиками и смесителями, лестницей из трёх невысоких ступеней, а в довершение — удивившим Рента больше всего — душем, не подвешенным где-нибудь сбоку скрученной до невозможности гадюкой, а укреплённым над головой, прямо в потолке.       Вернее, Марк бы, наверное, своими извилинами и не допёр, что тарелкообразное нечто на потолке — не тарелка вовсе, а душ, если бы самопровозглашённый экскурсовод не поспешил сопроводить свой трёп ознакомительной демонстрацией, подрубив напор воды, обрушившийся прямо в центр пустующей джакузи — в аккурат на головы тем, кому суждено было бы оказаться отмокающими.             — Вот это, блин, капец… — Рентон практически потерял дар речи, чередуя хлопанье глазами с распахиванием рта. — На пять звёзд тянет… Отпад просто. Отвал… всего, блин…       С комментария «там ещё и пол с подогревом» Рентон, не найдя слов, присвистнул.       Сама джакузи формой своей походила на гигантскую пиалу-супницу — гладкую, без единого пятнышка, скола или трещины. Он такое видел только по тиви, потому зрелище приобретало какой-то особый оттенок нереальности…       Помимо основных элементов присутствовал скромный декор — выставленные полукругом полые подсвечники, несколько высоких ваз с какими-то пересушенными вениками…             — Ну это просто что-то с чем-то…             — Гвоздь программы, гордость этого дома! После меня, конечно же, — прищёлкнул языком Саймон, буквально выталкивая ошалевшего гостя в коридор.       Рентон был до того впечатлён недавним зрелищем, что даже не заметил кошку, трущуюся у его ног. Чрезвычайно уродливое, по скромному мнению Марка, создание вылупило на него круглые глаза и издало звук, похожий на скрежет пенопласта по стеклу.             — О, а вот и Матильда притопала! А ну иди сюда, засранка… — Саймон наклонился и умело подхватил пушистого уродца поперёк туловища, усаживая на своё плечо. — Ей по роже будто утюгом дали, прикольно, правда?             — Ага, — Марк осторожно потрепал четверолапую монстрятинку на плече экскурсовода.       Жёлтые фары кошачьих глаз устремились прямо в лицо особо тактильного незнакомца, пушистая тушка ощутимо напряглась, выражая недоверие и словно уклоняясь от настырных почёсываний почти неуловимыми поворотами головы.       Однако дольше положеного животинку никто не тревожил — последующие два часа прошли уже в красочных пиксельных баталиях во втором «Стритфайтер» под аккомпанемент пива и лёгкого, почти сладкого косяка. За игрой и редкими около абстрактными репликами жизнь, казалась бы, заиграла новыми красками.             — Слыш, — окликнул Саймон, одновременно отвешивая меткий хук правой своему полигональному сопернику, — тебя это, не прёт еще?..             — Так, чуть-чуть совсем… А тебя? — не отрываясь от экрана, отозвался Марк.             — Да через час закинусь, отвечаю, — ещё один хук правой. — Утырок!       Удар! Удар! Удар!       От комбинированных атак остренькие пиксели разбежались врассыпную.             — Получай! Ну-ка… А, по морде!       Марка загнали в угол, выбивая последние полигоны уже ногами.             — Мне ведь в этот раз точно слезть нужно… — наблюдая неизбежность поражения, тихо выдал он, опуская контроллер, — Если не выйдет — куда мне податься? Домой теперь только чистым. Новый лист, новая жизнь и всё такое… А гнить в канаве я не хочу. — фраза, сопровождаемая скоропостижным добиванием рентоновского бойца, прозвучала как-то совсем уж отрешённо. — Знаешь, мама всё говорила мне одну фразу, ну что-то типа «найди что-нибудь другое», «торчи от чего-нибудь, что тебя не убивает»… Мне тогда показалось, что я её даже будто бы почти понял, а сейчас вот… не уверен. Если дальше вены колоть — темнота в конце тоннеля, если не колоть — хуй его знает… Как жить-то без этого?.. Я ведь дальше геры ничего не вижу… А тут придется учиться нормального человека из себя строить, вошкаться, что-то делать… Я не знаю, как быть дальше, знаю только, что продолжать так больше нельзя…       Откинувшись спиной на пол, Рентон внезапно затих, уставившись в потолок.             — Чё, сдулся? — Саймон ткнул его локтем под рёбра. — Быстро ты… Ладно, не раскисай раньше времени, я ж не пиздел, когда говорил, что таблы припру. Вообще считаю, что клин клином нужно — ну нет у человека воли перед всеми достижениями химической промышленности, хоть убейся! К ней всё равно придётся обратиться, чтобы потом отказаться… Это, блин, как развод: нельзя просто съебать по тихому — рано или поздно придётся выйти на этот поганый разговор, запариться с бумажками, возненавидеть друг друга ещё больше, понять, что вы друг от друга уже блевать хотите, а только потом уйти. С концами. Сечёшь?..       Пока Марк всекал в преподнесённую ему метафору, гипнотизируя глазами подвесную люстру, Саймон выудил из кармана крохотный пакетик, а из пакетика — круглый и белый «научный прорыв» с удельным весом активного вещества около 33 миллиграммов на моль. Раскусив таблетку зубами на две аккуратные половины, он протянул одну Марку.       Тот, не задавая и не задаваясь лишними вопросами, молча сунул половинку под язык, тут же возвращаясь в лежачее положение. Дохлый молча опустился рядом. Сколько минут прошло в абсолютном молчании? Десять, двадцать, тридцать — может, целый день?             — Нормально так, — в конце концов прошелестел Дохлый, наблюдая за тем, как выбеленный потолок над его головой извивается и волнуется растяжным шатром.       Накрыло внезапно, но очень и очень плавно…             — Мг-м… м-м-м…       Ощущение абсолютной расслабленности волнами накрывало Рентона с головой — в этот раз не было разноцветных хороводов перед глазами, не было блевотной пульсации, искажающей восприятие окружающего мира, не было звёздочек над головой; в этот раз была вездесущая мягкость… воздушность.       Пол был мягким, стены были мягкими, потолок… ох, ха-ха… потолка не было, было лишь огро-о-омное замещающее его облако — эфемерное небо, в котором нет ни кусочка неба, только мягкость плывущих по нему кусочков ваты, затмевающих всё вокруг.             — Са-а-ай…       Саймон тоже был мягким на вид, хоть и казался каким-то… нездешним.             — А?.. — вяло откликнулся тот, насилу переворачивая голову, и две пары абсолютно стеклянных глаз с застывшими в них лунками огромных, как лунные кратеры, зрачков встретились в размытом пространстве. — Т… к… ой-т... ино… инопланет… ный ты...       Его смех будто бы так и не смог окончательно выбраться из-под расслабленной улыбки, выбрасываясь рассыпчатыми крошками.       Таблетка стремительно таяла под языком, как таяла и окружающая реальность. Всё это отчего-то напоминало Саймону медленную, очень приятную смерть в чашке пудинга. Тебя заливают чем-то вязким, сладким, и ты в конце концов задыхаешься в толще этой объёмной, но в то же время плотной субстанции, даже не пытаясь выбраться наружу.       Он протянул ватную, бесформенную руку по направлению к Ренту, наотмашь ощупал его плечо, потом шею, поднялся к уху и зачем-то слегка потянул за него, будто бы пытаясь убедиться, что он все ещё жив.       Что оба они всё ещё живы.       Рентон последовал его примеру: Плечо. Шея. Ухо.       Напоследок мазнув по щеке почти невесомым касанием, рука плавно осела наземь. Бутон подрагивающих пальцев безвольно раскрылся.       Саймон перепробовал много колес: цветных, белых, дорогих, дешёвых, но с того, что ему удалось достать на сегодняшний вечер, вмазывало так, что по большому счёту даже не с чем было сравнить. Полная анестезия.Тотальный катарсис. Какая-то невыносимо приятная клиническая смерть на чистых простынях с чистой совестью и ощущением чистого удовлетворения от всего совершенного за целую жизнь.       Он медленно подтянулся ближе к будто забетонированному в пол Рентону и прижался к его боку то ли в попытках невербально поделиться своими фантазиями, то ли надеясь от них спрятаться.       Рентон перевёл стеклянелый взгляд с потолка на друга. Говорить было выше его сил. Даже ровно дышать было выше его сил. Он лежал, невидящими глазами вперившись в расплывающиеся очертания лица напротив, то смыкая, то размыкая потрескавшиеся губы — точно выброшенная рыба в предсмертных стенаниях.       «Спокойная» фаза продлилась около двух часов; «активная» же началась так внезапно, что даже спонтанное падение рояля с крыши многоэтажного дома в аккурат на твою больную голову казалось вполне предсказуемым развитием событий. Саймон подскочил на месте, глубоко дыша через рот, как пловец после долгого заплыва.             — Ох, блять, — только и промямлил он, стискивая виски обеими руками.       Марк начал приходить в себя через несколько минут после застонавшего в отходняке Дохлого. Вынырнуть удалось на удивление лёгко — стряхнув с себя остатки наркотического оцепенения, Рентон медленно-медленно сел, ощупывая липкими пальцами ламинат вокруг себя.       Голова немного потрескивала, глаза, как песком присыпанные, с трудом видели дальше собственных пяток, но прояснение сознания последовало довольно быстро.             — О’уенное ширево… Мягенько так, но, сука, мо-ощно… — потратив поднакопленные силы на скромненькую рецензию, Рентс тут же рухнул обратно.             — Мне нужна горячая ванна, — Дохлому, как заядлому кислотнику, было в новинку так остро преодолевать такой короткий прыжок между двумя фазами, в то время как его товарищ, обращавшийся к синтетике исключительно на «вы», будто даже посвежел после короткого трипа и был готов ко второму заходу, — и… пиво!..       Последнее слово больше походило на жалобный всхлип — голова трещала так, что держать себя в руках становилось сложновато.             — Бля-я-ять… Да что за хуйня?.. — он перевернулся со спины на живот и остался лежать ничком.             — Чёр-р-рт… хочу… попробовать… целя-я-як… — Ренту, казалось, чужие страдания были до глубочайшей пизды.       Лыбясь на глазах затвердевшему потолку, он уже без особого труда склеивал фразы в коротенькие, но преисполненные смыслом предложения:             — У тебя ведь есть ещё?.. Мне нужна целая. Думаю, накроет фа-а-а-а… — протянул он нараспев, — та-а-а-альнейше… Бляха, это реально… нереально. И даже вену бить не пришлось...       Наконец обернувшись на боевого товарища, слившегося с полом в пламенном французском, Марк «расположился» к диалогу:             — А ты нихуёвенько, я смотрю, устроился… Вкусненько там?             — Заткись, уёбок, — шикнул в ответ Дохлый, — это только начало, сбавь, бля, обороты… Ещё ему подавай, ага… Отсоси — потом проси!..             — Мм-м, кхм-м-м… — оригинальный ответ умер ещё в зародыше, потому Марк просто бессвязно промычал, залипая в каком-то втором измерении, запрятавшимся между дощатым полом и уткнувшимся в него лицом Дохляка, красным и липким. — Ты такой потный, жесть. Морда, как залупа пёсья, пха-а…             — Ка-ак же ты заебал, — силы наконец вернулись к Уильямсону: ноги приятно задрожали от внезапно нахлынувшей энергии, когда Саймон не без труда принял вертикальное положение по отношению к полу, — хотя… в чём-то ты все-таки прав, олигофрен — несёт реально отвратно, так что я в джакузи в компании косяка, пива и твоей обконченной литературы. А тебе приятно в стены позалипать, мудозвон!..             — Моя литература без меня никуда не ходит, на то она, сука, и моя!       Встать удалось очень даже резвенько, однако сохранить вертикальное положение оказалось сложнее, чем отговорить Дохляка от заунывной дрочки в одиночестве.             — Сплю и вижу, как ты наебнёшься с лестницы, и на похоронах я торжественно водружу стопку обкончанных журналов прямо на твою бритую башку, — разглагольствовал Саймон, медленно спускаясь по лестнице, так и норовившей уплыть из поля его зрения. — Аминь! Да чё ты за мной-то прёшься?! Я с тобой на одном километре срать не сяду, не то что в ванне купаться!             — Один хуй твои проблемы — не хочешь, так не хочешь. Я сам полезу. Первый!       С этими словами Рентон, в два прыжка обогнав маятником шатающегося во все стороны Дохлого, лихо преодолел лестницу — перемахнув прямо через перила, как последний идиот.       С треском приземлился на пол и, не теряя и четвертинки драгоценной секунды, рванул вглубь квартиры скорее по наитию, на бегу вглядываясь в проносящиеся мимо немногочисленные двери.             — Оп-оп-оп, сто-оп!.. — притормозив на пороге нужной, он грубо дёрнул ручку на себя и, сопроводив своё исчезновение злорадствующим гоготом, скрылся за дверью, в сию же минуту руками и ногами стягивая с себя остатки шмотья.       Дохлого он встретил голым и довольным, стоя в пустой джакузи в чём мать родила, с улыбкой во все сохранившиеся зубы и широко распахнутыми руками.       Пользоваться джакузи он, разумеется, не умел.       Дохлый благополучно доковылял до ванной комнаты и, едва переступив порог, разразился совершенно неадекватным хохотом, сгибаясь пополам и похрюкивая от внезапно напавшего на него безудержного веселья.             — Вот, блять, предел твоих способностей — яйцами трясти! — он немного успокоился и даже сделал вид, будто смахнул выступившую от смеха слезинку. — Давай, умник, покажи мастер класс в обращении с техникой, ну же!             — На людях не дрочу! — тут же состроумничал Рентон, опускаясь на корточки.       Уильямсон вновь натянул свою фирменную гаденькую улыбку и шаркающей походкой подвалил к бортику джакузи, нависая над сидящим в нём Рентом.             — Ой, правда, что ли?..       Заведённая за спину рука изначально была очень плохим знаком, но Марк допёр до этого только тогда, когда на его голову обрушился столп ледяной воды из душа на потолке.             — Ах ты… падла! — с чувством, во всю громкость голоса выругался он, отскакивая в сторону в попытках уклониться от внепланового заряда совершенно ненужной ему бодрости. — Пизда тебе, Саймон, ёб твою, Хуильямсон! Говна! Блять! Кусок, сука! Ты без пяти минут трупешник — понял, блять?!       Беспочвенные, как казалось, угрозы только подогревали садистский интерес ржущего сквозь стиснутые зубы Уильямсона, однако веселье его продлилось недолго — Рентон, внезапно прекратив бесполезные скáчки на ровном месте, мёртвой хваткой вцепился Дохлому в предплечья и рывком потянул того на себя, увлекая нахальную физиономию в водоворот отрезвляющих водных процедур.             — Ублюдок! — зашипел тот, отталкивая от себя мокрого, но довольного до крайней степени злорадства Рента и безнадёжно соскальзывая по белой керамике на днище ванны. — Да чтоб у тебя хер отсох!..             — Выкуси, говноед! — довольный собой до невозможности, Рентон прыжком покинул ванну прямо через распластавшегося по ней Дохлого, — Приятно искупаться, я за пивом!       Он не был уверен, запасал ли Уильямсон хоть что-нибудь; он знать не знал, где находится кухня, однако ни первое, ни второе не удержало его от бодренькой прогулки по коридорам с голой жопой.       Кухня отыскалась за ближайшим поворотом — потирая ладони, Рентон занырнул в недры двухметрового холодильника, к величайшему разочарованию не обнаруживая там ничегошеньки пивоподобного.             — Да чтоб тебя!.. — шикнул он, с постепенно угасающей заинтересованностью изучая содержимое холодильной камеры.       На глаза попалась нетронутая полторашка колы и пригубленный наполовину пузырь «Clan MacGregor» — на лице тотчас расцвела улыбка.       Разлив имеющееся по высоким кружкам, заправив льдом и предварительно отпив сразу от двух сымпровизированных коктейлей, Рентон поспешил вернуться в купальным процедурам, зажав под мышкой бутыль с остатками вискаря.             — А косяк? — Саймон, видимо, посчитал, что преждевременный и вместе с тем унизительный заход в ванну — знак судьбы или что-то типа того, потому решил не покидать керамическое корыто, а только стащил с себя пострадавшую в пылу сражения одежду и подрубил горячую воду.             — Забыл. — чистосердечно сознался Рент, сосредоточенно расставляя принесённое на кафельном ободке. — Холодно так-то!..       С этими словами он подобрал с пола брошенную разлетайку и, натянув ту на ещё не обсохшие плечи, послушно пошлёпал наверх за куревом, оставляя Дохлого отмокать в одиночестве.       Когда он вернулся, то даже не сразу приметил Уильямсона в окружении пенных нагромождений, практически вываливающихся за пределы ванны. За его недолгое отсутствие тот успел прошвырнуться по ящикам туалетного столика и извлечь оттуда пару тонких резинок для волос — теперь отросшая чёлка была укомплектована в потешный, штыком торчащий хвост.             — Чумовой видок! — хохотнул Рент, раскладывая рядом с одной из заметно подопустевших кружек два скрученных в трубочку бланта, две сигаретки и газовую зажигалку.             — Смотри добро не залей! — раздеваясь, пригрозил он, дополнив угрозу парочкой потерявшихся в шуме воды ругательств, — Ну чё, есть тут дресс-код на Вашей пенной вечеринке, м-сьё?             — Ну надо же, как заговорил! Тебе только пакет на башку, уж больно страшный для моей пати, — хмыкнул Саймон, протягивая пенные руки к ближайшему косяку.             — Да подож-жи ты! — Рент одной левой предотвратил намокание драгоценного курева, отогнав пенные руки звонким шлепком. — Ща сам всё сделаю!       С этими словами он, утерев намокшую в процессе спасательной операции ладонь, зажал один из косяков губами и, чиркнув колёсиком зажигалки, подпалил скрученный кончик сигаретой бумаги. Пламя послушно лизнуло бумагу тоненьким язычком.             — В’от откв’ывай! — не разжимая губ, скомандовал он, залезая в ванну ногами в ожидании, пока Дохлый расшифрует незамысловатое послание.             — Если что-нибудь подсунешь, я тебя, бля, утоплю на месте. — несмотря на предупреждение, рот он всё же открыл.       Подвоха фраза, конечно же, не подразумевала, да и прежде чем Рент успел подумать о какой бы то ни было подлянке, рука его на автомате вставила Дохлому в рот не что иное, как свеженький косячок. Тот, явно удовлетворённый, кивнул.       Пока Дохлый с нескрываемым упоением смаковал косяк, Марк, разогнав по сторонам пенные громады, как море Моисей, погрузился в воду по самые плечи и, стремительно покрываясь мурашками, позволил себе размякнуть по полной программе…             — Норма-альная дурь, — вынес свой вердикт Уильямсон, сделав вдогонку пару крепких затяжек до того, как передать Ренту початый блант. — Чё, как водичка?..       Марк, разомлевший до желеобразного состояния, недюжими усилиями превозмог самого себя, дотянувшись до косяка вытянутыми трубочкой губами.             — Заеби-ись… — промурчал он, почти не размежая век, и выпустил расплывчатое дымное кольцо прямо Дохлому в лицо, — ещё б совесть за нарушение дресс-кода не мучила…       Косяк пошёл по второму кругу, неизбежно нацепляв на себя обрывки пены.             —  А какие ещё… штуки эта… штука, — кивок на керамический бортик обозначил «штуку», избавляя от необходимости описывать ту более детально, — делает?..       В ответ Дохлый лишь ухмыльнулся и без лишних пояснений переключил один из маленьких «рычажков» за своей спиной. Из боковых стенок «штуки» разом хлынуло несколько тугих и горячих струй.             — Гидромасса-а-аж! — блаженно протянул он, сползая по бортику — так, чтобы на поверхности маячила одна только верхушка с хвостиком. — Это лучше, чем секс, братан, отвечаю… Это ка-а-айф…             — А мне вот сравнивать… не с чем… — невзначай исповедался Марк, погуржаясь в мыльные облака и тут же, рефлекторно вдыхая носом, заходясь в кашле.             — Приятного… аппетита, — слюбезничал Уильямсон. — Да ладно, чё ты зарываешься?.. Так я тебе, пиздоболу, и поверил… сравнить ему не с чем, ага…             — Да я стояка как-то полгода не видел… нахуя мне пиздеть?.. Не клеится с еблей, да и ладно, хуй я клал… давно уже. Поебать. Как слезу, может, проще станет — девку себе найду… сношаться будем день и ночь, пока хуй не отсохнет, ну или пизда не треснет — там уж как пойдёт… Слезаю я не за этим, но так-то тоже повод… весомый… В девственниках-импотентах ходить до тридцати — или сколько я там протяну? — такое себе…             — Вот те герыч удружил, Рент-бой, — вмазанно хмыкнул Дохляк. — Я тебе отвечаю — за синтетикой блядское будущее: и шишка стоит, и привыкание относительное… не красота ли?.. Сто-оп… стоп, так ты… ты реально никого не шпехал ещё?.. В смысле, вообще?..       Не акцентировать внимание на сказанном не получилось.             — А ты типа не знал… Заебатый репортаж, опиздеть какие новости… Бля, от тебя это слышать хуже, чем от себя, так что… всё… завали!..       Рентон, пряча взгляд за ободком кружки, прилип к забытому коктейлю, залпом высасывая добрую половину разбодяженного наскоро добра.             — Да ладно, не гасись, — в знак поддержки Саймон легонько ткнул его ногой куда-то в скользкий бок. — Стремнее торчать, чем никого не трахать… А мы уже, считай, не торчим!.. Так что всё… путём!..       Рентс, отставив за спину кружку, немного пристыженно потупил взгляд:             — Слушай… у меня реально ебало такое… стрёмное?.. Или это только по меркам… дресс-кода?..       Руки сами потянулись обратно за кружкой.             — Хера-а тебя развезло, — присвитнул Саймон. — Прям какая-то рубрика «разговор с психологом» из бабского журнала. Да нет, бля, что за бред? Я же шутки шучу и подъебками… подъебываю, только-то и всего… Это, ну… не всерьёз всё… Не кисни тут!.. Кислых на пенных пати вообще не жалуют!.. — последняя фраза сопроводилась лёгким похлопыванием пятки по тощей бочине. — На вот, дунь!..             — Не, ну мало ли… Вдруг я зря на герыч и нестояк бочку качу? —  он рассеяно дёрнул плечами, вновь чуть не по самую макушку ныряя в постепенно расходящуюся по пену.             — Ладно, не хочешь — как хочешь, — пара крепких последовательных затяжек, и Дохлый продолжил таять под гидромассажем, раскатывая губами остатки косяка, — В конце концов… к чему тебе именно девка?..             — Дай! — рука резко же вынырнула из пены, перехватывая косяк, который уже и не предлагали. Рент агрессивно затянулся разок-другой.             — А что?.. — прохрипел он, когда очертания кафельных плит окончательно обернулись бесформенными разводами, дрейфующими в душном воздухе, — у меня аура… голубая?             — Да хуй тебя поймёт, — с подвисанием пробубнил Дохлый, пытаясь уследить за цветными мушками, назойливо мельтешащими перед глазами. — Просто это тоже… возможный… вариант…       Абстрактные рассуждения заполнили комнату в считанные секунды — от допитой мешанины Рента знатно развезло на попиздеть:             — Будь у меня гейская аура, Бэгби бы меня уже прихлопнул. Он же заднеприводных ненавидит, как… как я, блять, не знаю что… прям вот за километр чует — чуйка у него, знаешь, пидорасная. Ну типа это не комплимент, это… на пидорасов. Он как почует мальчика с подвохом, так сразу, бля, глазищи бешеные такие делаются, усищи дыбом — пиздить готов… на смерть!.. Хотя это для него и с нормальными ребятками норма. Он же, бля, отбитый наглухо… просто вообще отбитый… Ай бля, да ты ж сам знаешь… Бэгби, блять… Это ж Бэгби, блять… ты и сам его знаешь… пф-ф… у Бэгби, блять, на пидорасов чу-уйка… У Бэгби, блять, с усищами его… с глази-и-ищами… пф-ф-ф, он бы все-е-ех пидорасов перебил, будь на то его воля, он же это, того… сам знаешь… А я… живой и, вроде… не жалуюсь… даже… Стра-а-анно… И как он до сих пор мне мой же хуй в рот не затолкал — Бэгби же наглухо, на-аглухо отбитый… он такое сразу, бл-… сразу понимает… Пх-хах… пф-ф…             — Бэ-э-эгби, — почти с презрением протянул Саймон, загипнотизированный мыльный пеной на своём запястье, — да п-шёл нахуй этот… Бэгби. Мудло… неотёсанное… Бэгби, блять, сам пидорас латентный… Зуб даю… Не бывают люди вот настолько приёбнутыми просто… так… Но твоё признание — прям высший сорт, я заценил!..             — Признание?.. Не-е-е, ты чё?..       Говоря откровенно, Рентон едва ли помнил сказанное в прошлом и едва ли понимал происходящее в настоящем.             — Не-не-не! — Уильямсон поболтал мокрым пальцем у него перед лицом, — Не надо мне тут!.. я всё-ё-ё слышал…             — Не знаю, чё ты там… слышал, но это всё — пиздё… провокация!.. — Рентон заторможенно обернулся на товарища по ванне, глядя в красные глаза своими красными глазами.             — Да… да… да… — пробасил Саймон, делая нарочито серьёзное лицо и кивая головой в попытках задавить лезущие наружу смешки, — так и есть, ты… бесконечно, бесконечно… прав!.. Ты ведь не просто капитально обдолбался и выдал мне все-е-е-е свои грязные секре-е-етики, нет-нет, никак нет!..              — Да нет у меня никаких… секретиков. Грязных нет, и чистых… нет!.. — не сообразив достойного продолжения, он завершил фразу коротким погружением под воду с головой, почти тут же всплывая на поверхность бритым поплавочком.             — Я… вообще считаю, что любить нужно, — косяк был оприходован почти до основания, — всех! И люблю! И замечательно себя чувствую!..             — Хорошо вам, любвеобильным, живётся, я погляжу… И по морде никто не лупит.             — Да тебя будто лупят! Ты аккура-атно действуй, аккура-атно, сечёшь?.. А принцип со всеми один — с девкой, не с девкой… Главное — пиздеть побольше да покрасивше… И отсос в туалете гарантирован. Учись!.. Тебе вообще какие нравятся, м? Светлые там, тёмные, дрыщи, качки, обабленные, брутальные?..             — Никакие.             — Эх-х, думал, скажешь: «красавцы, как ты»,  — наигранно скуксился Дохлый, чьи зрачки уже разрослись до размера монеты в один шотландский пенни. — Удружи, тормозок — подай сигаретку!       Марк как-то странно хохотнул, не успевая уследить за движением карусели всевозможных ответов в голове: разумные, безумные, нормальные, ужасные, кошмарные, забавные, сопливые, пошлые, глупые, философские… И снова смешок, потому что карусель кружится всё быстрее-быстрее-быстрее, а зрачки разрастаются вширь, перекрывая радужку, заползая на воспалённые глазные яблоки.       Видя, что Марк временно пребывает в прострации и чётких действий, как и ответов, ждать попросту бесполезно, Саймон со вздохом потянулся за косяком, буквально наваливаясь на Рента всем своим весом. Сначала Уильямсон подумал, что это гидромассаж создаёт ощущение того, будто чьи-то руки скользят по его телу, но без труда поймав чью-то (вполне реальную) ладонь, тут же уверился в обратном.             — А ты… чё полез-то?.. — встретив вопросительный взгляд ещё более вопросительным взглядом, неожиданно невозмутимо поинтересовался Рентон.       Лицо друга смотрело на него, как отражение из мутной лужи в непогоду — дрожащее, рябящее, искажённое. Вторая ладонь, не перехваченная, прилипла к чужой спине в опасной от ягодиц близости.             — Я… я-то за сигареткой, — пробормотал Саймон, пьяно погладывая на фактически распластавшегося под ним Рентона и находя эту картину как минимум интересной, — а… ты?..             — А… а я?.. Я просто… недопонял… малость…             — Мгм-м-м, — Дохлый всё-таки дотянулся до заветной палочки мальборо, щёлкнул зажигалкой, пару раз не удержал пламя трясущимся пальцем, после чего с упоением закурил, усаживаясь рядом с Рентоном и со вздохом закидывая свободную руку ему на плечо.             — Ну так что, — он, пользуясь моментом чужого замешательства, обвёл указательным пальцем почти чёрную родинку на его плече, — мы трахаться-то сегодня будем?..