Амнезия

Когда я проснулась, был уже день. В широком окне огнем горело солнце, обливая потолок оранжевым блеском. В воздухе пахло спиртом и чем-то притворно сладким. Я поморщилась, прикрывая нос рукой. Пропитанные лечебными растворами бинты щипали нос, вызывая новый приступ тошноты. Свежего воздуха критически не хватало, поэтому я поспешила встать с кровати и покинуть лазарет. Всего на несколько минут, чтобы не испачкать простыни желчью. Онемевшие ноги упали на холодный пол, спина категорически не хотела выпрямляться, а руки с трудом держались за матрас. Спустя несколько неудачных попыток размяться, ноги все же послушались и поднялись. Опираясь на спинки кроватей, я дошла до двери и вышла. Видимо, сейчас было время обеда. Иначе, как объяснить отсутствие мадам Помфри на рабочем месте? Хотя она могла с тем же успехом отлучиться в уборную. В коридоре было пусто. Слишком тихо, для разгара дня. Сколько я была в отключке? Резонный вопрос, не остался надолго в голове. Душный воздух спёр дыхание, вызывая приступ сухого кашля. Нельзя отвлекаться, нужно добраться до двора. Отсутствие учеников играло на руку, удалось остаться незамеченной. Лишние внимание мне сейчас было не к чему. Добравшись до двора, я вдохнула полной грудью свежий воздух и смело уселась на каменную плиту арки. На улице было непривычно холодно. Я спрятала кисти рук в длинных рукавах сорочки, стараясь сохранить быстро уходящее тепло. Трава ещё не успела высохнуть, видимо совсем недавно прошел дождь. Запах озона коснулся кончика носа. Я невольно глянула во двор, в сторону того самого дерева. Выжженная в форме круга бурая трава, ярко выделялась на фоне зелени. Часть ствола так же покрылась сажей, но заметить это было немного труднее. Интересно, родители Пьюси и Хиггса уже написали дюжину писем или только с десяток? Прикрывая глаза, я наслаждалась умиротворённой тишиной дня. Возможно в последний раз, перед тем, как меня выгонят из школы, или ученики превратят мою беззаботную жизнь в ад. Вряд ли задетая гордость слизеринцев пройдет мимо и не отплатит за содеянное. Ветер проник под одежду, обдувая кожу холодом. Я вновь поёжилась, но уже не от мороза, а от нахлынувших воспоминаний и мрачных картин будущего. Если бы мои родители были живы, чтобы они сказали? Злились бы или были до ужаса горды своей мстительной дочуркой? Голос. Тот властный голос, от которого кровь загустела в жилах, почему он с такой нежностью обращался ко мне и нашёптывал настолько ужасные вещи? Почему его похвала вызвала такую светлую радость и умиротворение, когда разум осуждающе сдавливал шею? Кто он? Наставник? Родственник? Столько вопросов, столько противоречивых чувств в душе. Но стоит только подумать, как узнаю правду, сердце невольно пропускает удар и лёгкие сковывает удушье. Я спрятала голову в коленях и закрыла голову руками, словно отгораживаясь от нового потока вопросов. Но с другой стороны, если бы мне сразу объяснили, рассказали о прошлом, все могло сложиться по другому. И не было бы этих вспышек воспоминаний, необъяснимых всплесков эмоций и ностальгии. Если бы только знала кто я, как жила, как умерла! Почему я не могу вспомнить, почему меня держать в неведении столько времени? Сколько длится этот кошмар? Четыре месяца? Пять? Эти пробелы в памяти изнуряют. Я словно призрак, заляпанное известью, разорванное на тысячу частей полотно, чьи детали никак не могут собраться в единое целое. Сзади послышались приближающиеся шаги. Я обернулась. Навстречу шел директор, в своей обыденной манере сложив руки за спину. Его очки в форме полумесяца поблескивали в лучах солнца, скрывая добродушный взгляд. Он шел неспеша, словно вышел на дневную прогулку. «Ну вот и все. Теперь пора на каторгу.» — пронеслось в голове, когда я встала на ноги и повернула к старику. — Вот вы где, мисс Смит. Мы уж были начали волноваться. — Дамблдор не изменившись в лице, добродушно качнул головой, приветствуя. — Мадам Помфри очень удивилась, когда не нашла вас на больничной койке. Пойдёмте, нам нужно кое-что обсудить. — И как не бывало, он пошел вперёд. — Меня исключат? — нетерпеливо сорвалось с губ. — Нет. Никто не собирается вас исключать за всплеск магии. — он повернулся в пол оборота и улыбнулся, не сбавляя шага. — Но это не было случайностью и вы это знаете. «Дура, дура, дура! Молчи, просто молчи, не усугубляй ситуацию!» — Поверьте, если бы вы умышленно, в здравом уме, так поступили, то не сбежали бы в лес и не прятались целый день. К тому же, вы были в отключке три дня. А это, моя дорогая, явный признак неконтролируемой магии. — Я их чуть не убила. «Да почему я продолжаю это? Заткнись, заткнись, заткнись!» — Но не убили же. — обыденность в его голосе выбила из колеи. Я замедлилась. В голове не укладывалось, почему старик защищает и оправдывает мой проступок. С чего вдруг, он решил встать на мою сторону, после того, как намеренно спаивал ослабевающим зельем. — Понимаю, у вас сейчас много вопросов. Я постараюсь на них ответить, но сначала вы должны кое-что увидеть. Директор остановился у арки, напротив статуи феникса. Гордая величественная птица раскинула в стороны крылья и презренно, словно на букашек, глядела с высока. Искусная работа мастера: четкие проработанные мелкие детали, искусные извилистые формы. Словно живая птица, заточенная в мраморе. Я затаила дыхание. Кажется, любое неверное движение сможет разрушить каменную клетку, освобождая феникса. — Лимонный пирог. И статуя двинулась. Она опустила голову, смотря на тех, кто потревожил ее сон, и медленно закружилась, отворяя проход. Директор прошел вперёд. Я позволила себе выдохнуть и опасливо пошла вслед за ним. В просторном кабинете дышалось тяжелее. Старая мебель, древние артефакты и необычные предметы декора давили на макушку. Сердце трепетно забилось громче, больно пульсируя в висках. Запах специй, пыли, пергамента с чернилами и старых тканей, проетых молью — все перемешалось в носу дурманом, отвратительный горький вкус вязью остался на языке. Воздух был пропитан ядом. Но дверь за нами уже закрылась, преграждая дорогу к отступлению. — Что вы хотели показать? Нельзя надолго оставаться в кабинете. — Полагаю, вы стали восприимчивы к запахам. Что ж, это не удивительно. — словно прочтя на моем лице беспокойство, сказал профессор Дамблдор. — Не бойтесь, скоро вы сможете вернуться к учебе. Прошу сюда. Он рукой указал в сторону стеллажа, под которым стояла невысокая тумба. Я подошла ближе, разглядывая кристально чистую воду. Старик открыл дверцу шкафа и, пробегаясь пальцами по крохотным колбочкам, достал одну из них. Внутри спиралью извивалась белесая нить. Она мерцала холодным светом, то загораясь ярче, то вовсе потухая. Я подошла ближе. К крышке была подвязана потёртая бирка, на которой аккуратным подчеркнем было написано одно единственное слово — «Эвелин». Я затаила дыхание при виде своего имени. Призрачный луч надежды осветил стёклышко. — Это омут воспоминаний. — старик открыл пузырёк и, положив крышку на край тумбы, достал свою палочку. — Вы оставили это воспоминание, как раз на этот случай. Разумеется, я не знаю, что в нем, но надеюсь, оно поможет вам разобраться в сложившейся ситуации. Он вынудил нить из баночки и кинул ее в воду. Омут покрылся мутной пленкой, воспоминание растеклось черной паутиной. В воде показался размытый контур зеркала, откуда на нас смотрела красивая девушка с золотыми вьющимися волосами. Я подошла вплотную. Директор же наоборот сделал несколько шагов назад и, склонил голову, прошел к своему столу. — Окуните голову. Я неуверенно поднесла лицо к воде. Спокойная гладь прошлась рябью, колючий мороз защипал щеки, от чего к ним прилипла кровь. Руки крепко схватились за бортики тумбы, шершавый камень впился в подушечки пальцев, прокалывая кожу. Хрипло вдохнув напряжённый воздух, клубившийся у кромки воды, я опустила голову в омут, думая лишь о том, чтобы не зажмуриться. Размытые контуры лица девушки изменились и, расплываясь черными нитями, приняли другую форму. Незнакомая пустая комната, где стояло только зеркало в полный рост. Обшарпанные стены, покрытые плесенью, гнилой паркет, в щелях которых прятались тараканы. Маленькие лапки торчали и неуклюже барахтались в воздухе. И вновь неприятный трупный запах, который заставил прикрыть нос рукавом. Место явно заброшенное. Я быстро глянула в широкое окно, заколоченное досками, но ландшафта не увидела, как бы не приглядывалась. Вторая я стояла напротив разбитого зеркала. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть незнакомое лицо. Бледная кожа, аристократичные утонченные черты лица, словно высеченные из мрамора, худое телосложение, тонкие длинные пальцы с аккуратным маникюром лежали на деревянной раме. Ноготок очертил овал подбородка, тонкие губы, крылья носа и остановился на виске, привлекая внимание к гетерохромии глаз. — Не могу поверить, что делаю это. — девушка опустила голову, касаясь лбом зеркала. Я коснулась пальцами лба, отчетливо ощущая возникшую прохладу. — Умерла. Не знаю как и кто был тем смельчаком, но факт остаётся фактом. Смерть все же нас настигла. Ее тихий голос громыхал в голых стенах комнаты. Она вытерла кулаком лицо, в котором она держала золотую цепочку, а потом, будто от пощечины, резко выпрямила спину. Глаза ее потускнели, а размазанная тушь подчеркнула уродливость дефекта радужки. Она плакала, расслабилась всего на несколько мгновений и тут же осудила себя за это. Сердце глухо стукнуло в груди. — Эвелин Грин-Де-Вальд, внучка знаменитого освободителя Геллерта Грин-Де-Вальда, и как ты до такого докатилась, а? Стоишь здесь, в заброшенном доме, и плачешь, как маленькая девочка. Кто давал тебе на это право? — она хмыкнула, словно сама мысль об этом, была для нее самым настоящим абсурдом. — Что бы сказал дедушка? При упоминании родственника, она вновь поникла головой и сжала кулаки настолько сильно, что косточки пальцев побелели. — Впрочем, мы здесь не за этим, правда? Нет места сожалению в новой жизни, нет места темным воспоминаниям прошлого, роковым ошибкам и самоистязанию. Она вновь расправила плечи и гордо задрала подбородок, смотря на свое отражение с прищуром. В ее взгляде открыто читалась неприязнь, ненависть и осуждение. К самой себе. — Зная себя, я наверное буду искать зацепки. Постараюсь вспомнить свое прошлое, которое будет мрачнее, чем я себе навыдумываю. Стоит ли себя отговаривать? — она отрицательно качнула головой. — Нет. Неведение будет делать только хуже. В конце нас будет ждать лишь разочарование. — она неожиданно обернулась ко мне лицом. Ее глаза вновь вспыхнули. Я сделала пару шагов назад, пугаясь этого взгляда. Огонь безумия, ярко контрастировал на безэмоциональном лице. Она подняла сжатую руку над собой и раскрыла пальцы. Предмет который она все это время прятала выскользнул из кисти, открывая взору сломанные маленькие песочные часы, окруженные кольцом из золота, в котором сверкали маленькие красные камни. Правда, песка там уже давно не было, лишь разбитые круглые контейнеры. — Детская шалость, крохотная случайность из-за которой я теперь не смогу нормально умереть. Сестра ведь предупреждала, отговаривала, а я не послушалась. — она спрятала цепочку в кармане мантии, где обычно прячут палочки. — Погналась за мнимой возможностью пожить спокойно, а в итоге сделала только хуже. Столько лет прожили в одном доме, а семьёй так и не стали. Ее голова поникла, словно шея напрочь отказалась держать ее. Поведя плечами, она вновь потёрла глаза рукавами мантии, от чего на ткани остались темные мокрые пятна. Но видимо, этого уже не хватало. Слезы продолжали катиться по щекам, их было настолько много, что некоторые даже умудрились упасть на пол. Сердце болезненно сжалось, от нахлынувшей жалости и грусти. Я подошла ближе к себе и, согнув ноги в коленях, коснулась ее щек. Нет ведь ничего плохо в том, чтобы немного пожалеть себя и проникнуться сочувствием. Так почему она не позволяет себе этого? — Выбор — это то, чего у меня никогда не было и вряд ли будет. — и пусть ее голос дрожал от слез, она умудрялась говорить серьезно и естественно. Будто не задыхалась и влага на ее глазах лишь иллюзия. — Эта кровь, знатная фамилия, как бы я хотела от этого отказать и сбежать, пожить хоть немного для себя. "Это не воспоминания, это крик о помощи" – пронеслась в голове назойливая мысль. – Но уже слишком поздно. – ее голос стал тише, переходя на немой шепот. Она говорила одними губами. Может так оно и было на самом деле, а все слова – звук в моей голове. – Пташки дедушки повсюду, они обо всем ему докладывают. Так он узнал о Лунатике, Лили и Севе. Не удивлюсь, если сейчас за мной кто-то наблюдает. – она махнула рукой в сторону окна. – Он убьет их, если усомнится в моей преданности. Не своими руками, конечно. В стенах Азкабана, это будет трудновато провернуть. Другая я скорчилась в болезненной гримассе, плотно сомкнув губы. Она замолчала, отводя взгляд в правый угол, туда, куда выкинула часы и положила руки на виски, массируя их. Мигрень? Или неприятные вспоминания? – Но самое забавное – у меня и в мыслях не было предавать его. Я люблю его, почему же он этого не замечает? Ее голос был переполнен трепетом и гордостью, а губы дрогнули в улыбке. Она положила руку на сердце и болезненно стиснула грудь. Маникюр был испорчен. – Я понимаю, это сейчас сложно осознать и нереально принять, особенно после этого рассказа, но дедушка, правда, любит меня. Нас. – опомнившись, поправила девушка. – И пусть эта любовь колючая, токсичная и приносит одну лишь боль, я не могу перестать отвечать ему взаимностью. Впрочем, не это сейчас важно не так ли? Девушка вновь пришла в норму, пуще размазав сюрьму на лице. Глаза ее поникли в белесой пленке. Она обернулась к отражению и положила дрожащие руки на раму зеркала. С кистей, скрываясь в рукавах мантии, стекала тонкая струйка крови. Только сейчас я обратила внимание на небольшую деталь, когда опустила взгляд ниже ее глаз. Нашивка Слизерина. – Невозможно убежать от прошлого и жить в неведении. Но пока ты не вспомнишь, пока не начнёшь видеть мир, моими глазами, проживи эту жизнь, как тебе хочется. Найди друзей, гуляй с ними ночами напролёт; отмечай все праздники, как тебе хочется; найди себе парня в конце концов! – я пропустила последнее наставление мимо ушей. – И прекрати копаться в прошлом. Поверь, зная наше везение, оно само нагрянет в самый неподходящий момент. Я решительно кивнула, опуская руки на плечи девушке напротив. Изнимождённая, отказавшаяся от чувств и простых радостей жизни, взвалившая на свои плечи непосильную ношу — то была прошлая я. Та я, к жизни которой не хочется возвращаться. Чтобы не случилось, чтобы не преподнесла мне жизнь в будущем, я ни за что не потрачу эту возможность, дарованную мне этими часами. Никогда и ни за что. – И напоследок, выполни крохотную просьбу. Если судьба вновь сведёт тебя с Римусом Люпином, – она горько улыбнулась, плотно сомкнув глаза. – с мальчиком с тремя шрамами на лице, грустными голубыми глазами и самой теплой в мире улыбкой, поцелуй его. Это желание, которое я вряд ли смогу выполнить в этой жизни. Воспоминание резко оборвалось. Мир вновь размылся в воде черными нитями, которые перепились между собой и вытолкнули меня из омута. Глубоко вздохнув, я выпрямилась в спине и, неудачно оперевшись о правую ногу, повалилась на пол. Удар пришелся прямо на копчик, но из-за шока я не почувствовала дискомфорта. Директор привстал со своего кресла и выйди из-за стола, быстро подошёл ко мне. — Мисс Смит, с вами все хорошо? — он любезно протянул мне руку, но я отказалась. Сейчас бы принимать помощь от ходячей мумии, с которой песок сыпался. Или может это крошки лимонного пирога? — Да, директор, если не считать того, что вы умолчали о моем происхождении. — пристав на руках, я криво улыбнулась. — С этим разобрались, но зачем нужно было принимать все эти зелья? Дамблдор понимающе кивнул и вернулся к своему столу, садясь на мягкое кресло в красной обивке. Он лениво достал конфету и смачно ее причмокивал, пока я вставала на ноги и садилась напротив. — Думаю, вы уже догадались, что это было ослабевающее зелье. – опустив голову так, чтобы смотреть на меня не через очки, Дамблдор поджал губы. – И перестали его принимать, если брать во внимание случай во дворе. Очень опрометчиво, попрошу заметить. — Почему? — в голове не укладывалось, зачем мне прошлой, нужно было скрывать свою магию от меня настоящей. — Ну, полагаю, вы поступили так, чтобы огородить себя от опасности. – почесывая бороду, произнес директор. – Поймите правильно, я бы не пошел на такой риск, не окажись вы в такой плачевной ситуации. — он скрестил пальцы, кладя их на грудь. Его взгляд был задумчивым, он смотрел куда-то за стены кабинета. — Как вы знаете, преступник — Сириус Блэк — сбежал из Азкабана. И боюсь, вы можете стать его следующей целью, если он узнает о вашем существовании. – То есть вы хотите сказать, что за свои шестнадцать лет, я успела перейти ему дорогу? Недурно, весьма недурно, Эвелин. — Будет лучше, если мы перенесём этот разговор на завтра. Вам нужно передохнуть и привести мысли в порядок. — мягко уйдя с темы, директор встал из-за стола. — И кстати, передайте вашим друзьям, что не стоит подслушивать чужие разговоры. «Друзья? Фред и Джордж?» Я кивнула, и прощаясь неуклюжим реверансом, вылетела из кабинета. Мне сейчас жизненно необходимо отвлечься и поговорить с близнецами о случившемся. Конечно, опустив пару деталей, касающихся моей фамилии и внешнего вида. Даже если и брать в расчет верность близнецов, нельзя исключать возможных опасностей, которые могут их задеть. А если Сириус Блэк схватит одного из них и начнет пытать Круцио до тех пор, пока не узнает правды? Может, мне даже следовало бы начать их сторонится, до тех пор, пока преступника не поймают… Я хлопнула себя по щекам. Нет, нельзя. Надо сдержать обещание жить на полную катушку. Я в нетерпении топталась на месте, пока дверь оборачивалась вокруг своей оси. Нарочито медленно и долго, издеваясь. Потому я ничуть не удивилась, когда кинулась с объятиями на рыжиков, клещом цепляясь за одного из них. Недоумение, радость, страх, облегчение — эмоции переполняли меня. Я крепче обвила руками и ногами поясницу своей жертвы, прижимаясь неприлично близко. — Эй, я вообще-то тоже скучал. — Джордж сложил руки на боках, наигранно возмутившись моей выходкой. Второй близнец подозрительно притих и неуклюже положил руки мне на талию, немного отодвигая от себя. Его горячее дыхание щекотнуло шею. Я отступила, уже более сдержанно обнимая Джорджа. Щеки Фреда были пунцовыми, а взъерошенные волосы встали дыбом. Он смущённо почесал кончик носа и широко улыбнулся. — Братец, а ты чего это так покраснел? — ухмыляясь, Джордж выразительно поднял бровь. — Не уж то температура? Я пихнула рыжика в живот локтем и, чтобы не смущать второго, громко произнесла. — Сегодня вечером. После комендантского часа. Пикник.