Not Mine

I know you feel a mess and your pillow won't dry You come lay on me instead for a night (So the pillows) dry themselves off (And) We can go home (After) this is all done (And) wet them once more (We'll) live all night long (And) we can go home (After) this is all done (And) keep hoping for more keshi, eaJ – pillows

Если бы у ночи был цвет, то обязательно тёмно-синий, между индиго и абсолютно чёрным. Таким Шинвон представляет себе космос во мраке гостиной, разглядывая небо в незашторенных окнах. Даже несмотря на раздражающе жёлтый свет фонарей, ему нравится просто лежать так, воображая себя персонажем приключенческого фильма о странствиях во вселенной за пределами родной планеты. Маленьким одиноким астероидом в необъятном океане бесконечной пустоты. Пустота, что живёт внутри него, любопытно выглядывает наружу, грозит перелиться через край и поглотить привычный мир, оставив его в полном глухом одиночестве. Это страшно. И привычно. Негромкие шаги в коридоре. Он думает, что это наверняка Хонсок, сейчас включит свет и будет ругаться, что он снова заснул на диване. “Как будто у тебя своей комнаты нет”. Шинвону становится зябко от одной лишь мысли – в комнате чёрная дыра внутри него сразу разрастается до размера голодного монстра. Сожрёт – не подавится. – Хён, спишь? – слова тают в воздухе невесомым шёпотом. Как хорошо, что он обознался. – Нет, – Шинвон поворачивается к Хёнгу, который даже не потрудился включить свет. Либо он, как кошка, видит в темноте, либо помнит каждый угол в общежитии, потому что ухитряется бесшумно пересечь комнату, не пересчитав все острые углы. Шинвон бы не смог. – Хветэк-хён, похоже, опять не ночует дома, и я… хотел поговорить, и не смог заснуть, – словно он когда-то ложился в нормальное время, смешно. – Как видишь, я здесь, – Шинвон садится и пожимает плечами. Он привык: быть последней инстанцией, безмолвным слушателем, хранителем секретов Кан Кино. – Пойдём ко мне, тут неудобно, – Хёнгу мнёт зубами нижнюю губу, ему никогда не было неловко рядом с этим хёном, но почему-то не хочется, чтобы Хонсок внезапно проснулся и увидел их вдвоем. На самом деле всё очень просто – он до сих пор не оставляет надежду споить Шинвона, как бы тот ни отнекивался. В силу возраста подкроватных монстров мистер Ко уже не боится, а вот коллекции вин под его кроватью весьма опасается. Неужели не хочет сболтнуть лишнего? Они ведь и так знают друг о друге буквально всё. – Я уже говорил тебе, – Шинвон скептично переводит взгляд с открытой бутылки дорогого вина на жалобное лицо сидящего с ногами на кровати Хёнгу, – оно мне не нравится, зачем? – Но ты сказал, что выпьешь, если у нас будет серьёзный разговор! – доморощенный сомелье хмурится, – подкаст с распитием алкоголя был сплошным разочарованием, потому что из всех, всех людей в группе, мне разрешили выбрать только тебя! И тех, кто точно будет вести себя прилично, а если напьётся, ни слова по-корейски не вспомнит. – Я сразу знал, что просто так твою идею бы не одобрили, – Шинвон усмехается, – то ли дело моё хип-хоп шоу, мы сразу набрали бы миллион просмотров… Сердитое лицо Хёнгу кажется ему по-особенному милым. Или это рассеянный свет с улицы так красиво вырисовывает его в полумраке комнаты. – Да-да, конечно, кому оно сдалось! Название просто ужасное! Выпустив пар, Хёнгу понимает, что перегнул, по поникшему виду собеседника и извиняется с лёгкой улыбкой. Он всегда так тонко чувствует чужое настроение, аж бесит. – Так о чём ты там хотел “серьёзно” поговорить? – Шинвону действительно интересно, что за шокирующее признание должно заставить его приложиться к спиртному, и нет, он вовсе не пытается уйти от неприятной темы и замять бесконечный спор. – Хён, – Хёнгу строго окидывает его взглядом, – лучше присядь для начала. – Он осторожно наливает вино в пустой бокал, стоящий на низком столике у кровати. – Если это не заставит тебя выпить, то я не знаю, что ещё. – Попробуй, – Шинвон смеётся, но с опасением (мало ли на что способна богатая фантазия разностороннего юного гения). – Это касается не только меня, но и других участников, поэтому никто больше не должен узнать, хорошо? Ага. Шинвон пожимает плечами. Сколько можно тянуть, он же вот-вот умрёт от любопытства? Хёнгу жмурится и глубоко вдыхает, прежде чем продолжить. – Хён, ты же в курсе моей ориентации, – нашёл, чем удивить, конечно, – Хветэк-хён считает, я просто переигрываю, но это правда. Я – гей и, что хуже- нет, страшнее в нашей ситуации… Мне нравится кто-то из группы. – Глаза Шинвона делаются почти идеально круглыми, и он на автомате тянется за бокалом, чтобы промочить пересохшее горло. – Знаю, это ужасно и нечестно с моей стороны, но я ничего не могу с собой поделать. Я просто должен пережить это, верно? – Хёнгу улыбается сладко, но в его словах – бесконечная горечь. – Кто-то? – вино тоже кажется Шинвону горьким, а сердце стучит так громко, что хочется заткнуть уши и спрятать голову под подушку – не поможет. – Я не могу сказать. Оказывается, это больно. Их маленький драгоценный Хёнгу страдает от своих чувств и вынужден скрывать это – Шинвон понимает, что согласится на всё что угодно, лишь бы помочь ему. Даже пить невкусное терпкое вино вместе (он, к счастью, сохраняет ясный рассудок в любой степени опьянения). Конечно, ему интересно знать. А ещё завидно и немного обидно. Пьяный Хёнгу – обнимательный, почти нежный. В отличие от трезвого, не отпускает колкие шуточки и не отталкивает от себя даже в шутку. И Шинвон всегда бессовестно пользуется этим. Украдкой целует его в светлую макушку, прячет лицо в изгибе шеи (надеется, что никто не услышит, как пропускает удары его сердце), отказывается покидать чужую постель под предлогом того, что напился и не дойдёт. Шинвон ведь умный, думал, что всех перехитрил, но после признания Хёнгу уже не чувствует ни капли уверенности.