Во имя любви.

- Простите, что не занесла справки вовремя. Всё так навалилось – новая работа, переезд. – Ольховская вошла в один из кабинетов женской консультации, да так и встала у порога в оцепенении. – Простите, а… мой врач? - Ушла в отпуск. – Улыбнулась Макарова, узнавая пациентку. – Что же вы как неродная? Проходите, присаживайтесь. Или может у вас есть повод сомневаться в моей квалификации? - Что Вы, Лариса Сергеевна, у меня даже в мыслях такого не возникало, просто как-то неожиданно. – Полина нервно теребила ремешок от сумочки. Она специально выбрала это учреждение в надежде, что её там никто не знает. - Ничего удивительного. Центр новый, специалистов не набрали. Вот и приходится подменять друг друга в отпусках. Пациентов-то от этого меньше не становиться. – Она изучила карточку Поли, - поздравляю, Егор, наверное, очень обрадовался? Ещё бы, после потери сына. - Егор? – Полина даже растерялась от такого вопроса. – Мы разошлись. – Коротко ответила она, не вдаваясь в подробности. Она едва ли удержалась от того, чтобы спросить, как там Максим. - Надо же, никогда бы не подумала, что мой племянник способен оставить жену одну в положении. – Лариса выглядела растерянно. – Я бы много отдала, чтобы у меня были внуки, но, увы, господь распорядился иначе. Видимо, я расплачиваюсь за грехи своей молодости. – Она вздохнула, вспоминая прошлое, - Максим тогда ещё только родился. Петя только начал вставать на ноги, общежитие, тесно. Ну, я и решила пойти на аборт. Тайно, конечно. Петя бы, узнав, наверняка стал отговаривать. Максим так быстро вырос, что я не успела насладиться в полной мере радостью материнства. В финансах перестали нуждаться. Жильём обзавелись, а девочка у нас с Петей так и не получилась… или ещё один мальчик. Не думала я тогда, что за мои грехи ещё и сыну перепадёт. Он в последнее время закрылся. Снова перестал выходить на улицу. Мне иногда кажется, что он забывает дышать. От него даже каким-то холодом безразличия веет. Могильным. Скажите, вы поэтому от нас ушли? Он вас обидел? - Что вы, он ни в чём не виноват. – Полина поймала себя на мысли, что не может смотреть этой женщине в глаза. Она лишь чувствовала, как рвётся на части её душа. – Так сложилось. - Мы могли бы обговорить с вами детали, если бы вы всё-таки вернулись? – Лариса смотрела с надеждой. – Зарплату бы вам подняли. С вами он как - будто оживал после той злополучной трагедии. - Простите, но я не могу. – Полина тщетно пыталась унять разошедшееся сердце. – Доктор просил сделать УЗИ повторно. – Решила она переключиться на другую тему, протягивая Макаровой свежие результаты. – С предыдущим там что-то не совсем понятно. От Макаровой не укрылось, как Полина улыбалась, протягивая свежие снимки, как светились её глаза в этот момент от осознания чего-то такого, ранее ей неведомого. В эту минуту она вспоминала себя, когда ей показали первую фотографию сына. Лариса изучила документы. – Полиночка, у вас ведь есть ещё дети? – С надеждой в голосе спросила она. - Это первый и единственный. Сыночек или доченька. – Полина пребывала в каком-то несвойственном ей состоянии, когда поистине хотелось обнять весь мир от осознания того, что в ней бьётся маленькое сердце. Его продолжение. – Столько литературы перелопатила в перерывах на обед. Там советуют общаться с ним или с ней даже на таких ранних сроках, когда он или она ещё величиной с маковое зерно. - Вместе с тем, какая-то невыносимая боль вторгалась в её эйфорию. Она так же понимала, что лишает этого Макса. Парадоксально, но только сейчас Полина в полной мере понимала, насколько он ей по-настоящему дорог. Она вновь и вновь ощущала колебания своей души, будучи не в состоянии что-либо изменить. Чем больше они вот так сидели, тем более ярче передавался Ларисе весь этот калейдоскоп её чувств. - Боюсь, что вам придётся удалить плод. – Лариса сглотнула. Она всё-таки смогла сказать ей это. – У вас внематочная беременность. Это показания к прерыванию. Простите, что я вот так резко. Издержки профессии. Полину окатило взрывной волной. Пальцы онемели, кровь хлынула от головы к пяткам. – То есть как? – Она читала об этом, но не думала о том, что её коснётся подобное лично. Лишиться Макса по собственной глупости, ещё и его частичку, которую ей сам Бог послал во искупление, собственными руками уничтожить? Лариса молчала, давая время переварить информацию и принять непростое решение. – Подождите, но ведь есть маленький процент того, когда спасали и мать, и дитя? – Она снова горела надеждой. - Вы ведь врач, насколько я помню? – Обычно при таких разговорах Макарова вполне могла взвесить всё на холодную голову, но в этот раз у неё защемило в груди. - Вы понимаете, что такой шанс выпадает один на миллиард? – По мере того, как она говорила, Лариса писала направление. - А вдруг это тот самый случай? – Лариса видела – в её глазах стояли слёзы и категорическое неприятие реального положения дела. Да, она, безусловно, осознавала все риски. - Подпишите, пожалуйста. Доктор хороший, сделает все быстро и качественно. Во всяком случае, шансы родить после у вас будут значительно выше, чем сохранить и себя, и малыша в том положении, в каком вы находитесь сейчас. - Вы не понимаете, - Полина отложила предложенные ей бумаги, - этот ребёнок, он… - с губ чуть не сорвалось, что этот малыш её внук, она вовремя сдержалась, - единственный в своём роде и другого такого у меня не будет. – Страх и надежда смешались во взгляде, которым она смотрела на Ларису, - а как бы вы поступили на моём месте, даже если бы вам грозил самый печальный исход? Неужели не рискнули бы и не вцепились в этот мизерный, почти призрачный шанс? – Лариса не нашла, что ответить. Женщина вообще на многое способна, если её загнать в угол, а женщина-мать пойдёт на всё, чтобы защитить своё дитя, даже ценой собственной жизни. – Я не стану подписывать. – Пробормотала она бледными от волнения губами, - если есть малейший шанс оставить в живых хотя бы его, то я этим шансом воспользуюсь. Вы ведь не спасёте мать без её на то согласия? - Я вас понимаю, как никто другой, - Лариса искренне сочувствовала ей, - и всё же, я бы посоветовала вам не рубить с плеча и потом, у ребёнка есть отец? Не с потолка ж он взялся? Мне кажется, в подобных случаях нужно и его мнение на этот счёт услышать, что бы так между вами не происходило. - Он был бы против, если бы обо всём узнал. – В этом Полина не сомневалась. – Он слишком сильно меня любит, чтобы принять мой выбор. – В этом она тоже была более чем уверена. - Самую сильную боль мы причиняем тем, кого искренне любим. Парадоксально, правда? Егор сидел в родном поместье и упивался сначала собственным горем, а потом и горьким напитком, который казался ему сладким до хруста в зубах, по сравнению с тем, что варилось у него внутри. Со смерти сына прошло две недели. Две недели кошмарного сна, от которого он и не надеялся больше проснуться, пока не раздался звонок в дверь. Пощёчина, влетевшая в его лицо, стоило лишь отвориться двери, вмиг его отрезвила. - Не думала я, что ты окажешься таким слабаком. Трус! – Лариса ворвалась в прихожую, намереваясь снова заехать ему по лицу, но в последний момент одумалась, замечая на столе траурную фотографию его сына. – Я не знаю, что там между вами с женой произошло, и, признаться, знать не хочу, но, мне кажется, ты должен с ней поговорить, и принять обоюдное решение – сохранять ли вам малыша в той ситуации, которая случилась. - Интересно, а какая ситуация случилась? – Прыснул он. – О каком ребёнке идёт речь, я что-то проспал? - Так я и думала. – Лариса тяжело выдохнула. – Она тебе не сказала, ты подписал бумаги на развод и адьёс. Ребёнок развивается вне матки, и она не собирается от него избавляться. Егор с минуту выбирался из объятий ступора, в который только что вогнала его родственница. – А с чего вы решили, что ребёнок от меня? – Он вдруг пожалел, что согласился на развод. А если он и вправду окажется его? Эта мысль намертво вцепилась в его мозг. – Чёрт, я что-то не то говорю. - Здесь её новый адрес. – Лариса положила на столик листок, оторванный с блокнота. – Поторопись, пожалуйста. Вам нельзя тянуть с решением. По крайней мере, очень нежелательно. В общем-то, она обо всём этом и сама знает. – Лариса вышла из дома, отправляясь в свою машину, припаркованную у ворот. - Дьявол, где же эти чёртовы ключи? – Бормотал Егор, изучая адрес бывшей жены, попутно обуваясь. - И жили они долго и счастливо. – Полина закрыла книгу. Ей так хотелось, чтобы сказка превратилась в быль. – Ну извини, я не знаю пока, мальчик ты или девочка, поэтому будем чередовать – сегодня почитали про принцесс, а завтра про доблестных рыцарей. – Сказки уносили её в далёкое детство, где она была по-настоящему счастлива. Где она ещё никому не причинила боль. Ностальгия сладким сиропом разливалась по крови, по капельке перепадая и малышу тоже. Обрадовалась, когда раздался стук в дверь. Полина отставила стакан с соком и пошла открывать. – Это, наверное, наши вещички. Оперативно работает доставка. – Открыв дверь, она замерла на пороге. – Ты? - Нет, полтергейст в галстуке. – Егор стоял, срывая с губ сарказм. – Это вам, товарищ бывшая жена. – Он протягивал пакет с фруктами. – Или вы ждали любовничка? – Баринов вошёл в квартиру, пользуясь растерянностью хозяйки. – Соболезную, но это всего лишь я. А здесь, я так понимаю, будет жить мой ребёнок? – Он осмотрел обстановку, прежде чем впечататься в неё вопросительным взглядом. – Принимается, но потом я у тебя его заберу. – Он приблизился вплотную к ней, заполняя собой весь её зрительный радиус. – Жить со мной, я так понимаю, ты откажешься. Но ты вернёшь мне то, чего лишила. Ты вернёшь мне сына. У меня большие связи. Я сделаю всё, чтобы мой сын или дочь, не светила ещё? Родился живым и здоровым. – Он отстранился, шаря по карманам. – Вот. – Нашёл наконец, то, что искал. – Витамины. Таких в нашей стране малое количество. Завтра я пришлю тебе домработницу. Не хватало ещё, чтобы ты с моим ребёнком шастала по квартире с тряпкой. - Это не твой ребёнок. – Твёрдо ответила она, увеличивая расстояние. – Неужели ты думаешь, что я стала бы рисковать своей жизнью ради тебя? - Вот это мы сейчас и выясним. – Он будто бы готовился к подобному ответу, отчего-то был практически уверен в обратном. Это вдохнуло в него жизнь. – Собирайся, мы едем в лабораторию. - К чему весь этот цирк? – Полина пришла в негодование. – Я же сказала – этот ребёнок не твой. – Она отправилась в комнату, а через пару минут вернулась с документом в руках. – Пожалуйста. ДНК-тест недельной давности Вас устроит? – Она смотрела с вызовом, в ожидании его реакции. – Надеюсь, теперь вы оставите меня в покое? Егор бежал глазами по тесту в поисках заветного вердикта. – Девяносто девять и девять… - бормотал он, зеленея на глазах и опускаясь на пол вдоль стены. – Вот урод! – Вырвался всхлип, и тут же замолчал, перебиваемый внезапным приступом смеха. – Вот это поворот! Папаша-то в курсе? Или от него ты тоже по-английски, как и от меня? – Он вдруг расстроился такому умозаключению. – Жаль. Я был весь в предвкушении драмы. Интересно, кого бы он выбрал? Тебя? Или своего ребёнка? А может быть и то, и другое? В гробу. Что более вероятно. – До него только сейчас дошло реальное положение дела. Отчего –то он не допускал и в мыслях подобное, будучи ослеплённым идеей о новом наследнике. Пощёчина заставила его замолчать. – Понял. Уже ухожу. – Он поднялся с пола, заставляя ноги тащить его к выходу. – Совет да любовь. Максим купил солнцезащитные очки и почти не снимал их, хоть и на солнце давно не появлялся. Так ему удавалось спрятаться от самого себя, от собственного взгляда, в котором просвечивали все его душевные терзания. Предатель он или же сумасшедший? Помешанный настолько, что, вычеркнув её из своей жизни, до сих пор не вырвал её из сердца. Она по-прежнему заполняла его до краёв. Это злило, это корёжило его изнутри, будто ржавое железо. – Прости, я всё - таки тебя предал. – Сказал он портрету отца, который держал в руках. – Она мой наркотик, от которого мне ещё долго предстоит лечиться. Как там у психологов? Принятие проблемы – первый шаг к излечению. – Он всё ещё надеялся на то, что, признав этот факт, ему удастся обуздать внутренний бунт, который изо дня в день в конец его выматывал. Он стал бояться засыпать. Там, в мире глубоких снов, его наверняка поджидала она. Хлопнула входная дверь. Максим поставил фотографию на полку, отправляясь в прихожую. – Какие люди и без охраны. – Заметил он брата у двери. - Я к вам спешу, чего же боле? – Язык Егора заплетался. Он прилично накатил по дороге для храбрости. Одержимый триумфом, он практически не замечал того факта, что ему здесь по-прежнему не рады. – Я тебя недооценивал, должен признать. – Он приблизился к Максу, опуская руку ему на плечи. – Ходить ты не мастер, а вот твоему снайперскому мастерству сам Ворошилов бы позавидовал. - Руки убери. – Максим всё ещё каким-то чудом сохранил остатки самообладания. - Фу, как грубо. – Егор на всякий случай отошёл подальше. – Боюсь разочаровать, но училка у тебя в училище была плохая. Этикету совсем не научила. Зря. Я вот тут тебя поздравить пришёл. От чистой души. Хотя нет, вру. – Он снова приблизился к Максу, растягивая момент наслаждения, - чистые души разве что у малышей. А у меня давно утонула в собственном гное из примеси боли и мести. Слушай, а давай тонуть вместе, папаша? По родственному, так сказать. - Проспись для начала, утопленник. – Максим не принял его реплики всерьёз. – Могу постелить на коврике. Жалко на тебя смотреть. - А дитё своё не жалко будет убивать? – Егор даже и не думал мстить. Жизнь сама бумерангом всех наказала. – Он положил на стол Полину карточку, которую забрал накануне с больницы, не забыв прикрепить результат ДНК. – Мои соболезнования, папаша. Нужны будут адреса морга и ритуальных услуг – обращайся. Могу даже по-родственному одолжить деньги на похороны. Они нынче дорого обходятся. Особенно детские. Максим слушал, впадая в ступор и выпадая из него. Буд-то кто-то, забавы ради, окатывал его, то морозной водой, то кипятком. Пробежался по медицинскому заключению и сроку. Замер, не смея даже дышать, узнавая ответ, ради кого она так рискует. - Где она сейчас живёт? – Максим изо всех сил старался придать голосу спокойное звучание. - Лазурная, тринадцать. – Уточнил Егор. – Жаль не увижу эту душераздирающую картину. – Он отправился к двери, полагая, что больше ему здесь делать нечего. – Счастливо. – На этом он решил покончить с главами своей жизни, вырвать страницы из этой опостылевшей книги. Вычеркнуть каждую строчку, каждую буковку – всё то, что хоть как – то напоминало ему о его беде. Он уже купил билет на самолёт. В этом городе он не останется ни дня. Максим вернулся в свою комнату, захлопнул дверь и какое-то время наблюдал закат. Мысли путались, запинаясь друг о друга. – Что ты смотришь? – Обратился он к отцу, который пристальным взглядом следил за ним с фотографии. – Ждёшь, кого я выберу между ней и моим ребёнком? Кто вообще это всё придумал?! И какого хрена?! – Голос сорвался на крик, и, в следующий миг, фотография летела в стену, расшибаясь на мелкие осколки. – Хрен вам! Вот хрен вам! – Он в очередной раз слушал насмешку судьбы, щедрой на подножки. Хотел позвонить по недавно забытому номеру. Забытому ли? Он так и не попал по кнопкам. Пальцы тряслись какой-то неистовой мелкой дрожью, импульсами передавая её по телу. - Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая… - Полина листала новую детскую книжку с яркими картинками. – Тебе нравится? – Она говорила с малышом, который, непременно должен был её слышать, чтобы запомнить этот родной голос. Так ей удавалось не думать о плохом. В её положении было крайне нежелательно думать о плохом. – Это была моя любимая сказка в детстве. Мама говорила, что так же, как и я сейчас тебе, читала её мне, когда я ещё не родилась, правда, на тот момент я уже была размером больше, чем грецкий орех, ну ничего, ты тоже скоро подрастёшь. – Время от времени на неё накатывала тревога за будущее своего малыша, на тот случай, если вдруг она его покинет. Отчего-то другие варианты она не рассматривала. – Всё будет хорошо. Не бывает так, чтобы всё было только плохо. Мы с тобой обязательно справимся. – Она услышала трель дверного звонка. – Кого это к нам занесло так поздно? - Можно войти? – Начал Макс, как только открылась дверь. «- Он ведь не знает. Не знает ведь? Откуда ему об этом знать?» - Для Поли его визит был настолько неожиданным, что она молча посторонилась, ожидая, пока он въедет на коляске в квартиру. – Вы уже возобновили дело? Ты ведь за этим пришёл? – Допустила она единственную причину его пребывания здесь. - Заколку принёс. – Он сжимал украшение в руке. – Забыла у меня. - Заколку? – Полина растеряно смотрела на него, молясь всем святым, чтобы он не почувствовал её внутреннюю дрожь. – Спасибо. – Потянулась она, намереваясь забрать украшение, но он вдруг резко сжал его в кулак. Полина слышала, как крошатся камешки в плотных побелевших костяшках его руки, в то время как он продолжал пытливо смотреть на неё снизу вверх, ожидая ответа. – Мальчик или девочка? - Впервые за последние четыре года он почувствовал, как ползут по ногам мурашки, охваченные диким страхом за чужую жизнь. – Кто из них больше всего достоин чести вкусить запах смерти самого близкого человека на земле? – Он задавал этот вопрос не только ей, но и себе, в глубине души готовясь сделать этот поистине дьявольский выбор. - Человека, который должен был бы оберегать их, выпуская в земную жизнь. – Он всё ещё ждал от неё адекватного ответа, но увидел лишь как дрожат её плечи и сквозь пальцы с закрытого ладонями лица сочатся слёзы. Он вдруг сорвался с места и рухнул на колени. - Поля, Полечка, давай поедем к врачу, ведь ещё не поздно? – Он совершенно не узнавал своего голоса. Настолько он казался ему чужим. – Пожалуйста! – В этот момент он ненавидел сам себя, глотая собственные слёзы с дрожащих холодных губ. Ещё неделю назад он и помыслить не мог о том, что будет вот так умолять об аборте любимую женщину. Женщину, за которую без промедления продаст душу дьяволу, но судьбе злодейке этого оказалось недостаточно. Она будто забавлялась тем, как легко ей удавалось сломать его к чертям, в полной мере вкусив оттенки безысходности. - Кто бы там ни был, я так решила. Это твоё продолжение, Максим. – Слёзы сочились по щекам, но она улыбалась. И столько счастья было сокрыто в жесте этих губ, что Макс невольно вздрогнул. – Ты стоишь. – Продолжала улыбаться она, и гладить его по макушке, - сам. На своих ногах, Максим. Значит, не всё так чёрно в нашей истории. Значит, непременно, будут ещё просветы. Прошу тебя, не надо меня уговаривать. Максим ошарашено уставился на собственные ноги. На смену мурашкам пришло ощущение твёрдой поверхности под ними. Той, которую он совсем не чувствовал последние годы. Но отчего-то он не испытывал ожидаемой радости. Всё то, к чему он отчаянно стремился на протяжении последних четырех лет, вдруг в одночасье потеряло всякий смысл. Более того ему всё больше хотелось вернуться обратно, в кресло, если бы только она согласилась не рисковать своей жизнью. – Я сделал этот чёртов выбор и сделал бы его ещё раз. Ради тебя. – Скользил его промозглый шепот по её ушам подобно лезвию ножа, рассекая воздух. - Я на многое пойду. На всё! - Он совершенно забыл про ту боль, что причинила ему она. Сейчас это было неважным. – Во имя чего свой выбор делаешь ты? – Пожалуй, единственное, что его терзало сейчас. Он отчаянно пытался её понять, но выходило плохо. - Во имя любви, Максим. – Она уверенно смотрела в его глаза, чувствуя, как рядом с ним растворяется собственный страх, уступая место какой-то непоколебимой уверенности, что она всё делает правильно. – Я ведь тебе этого никогда и не говорила, да и стоит ли вообще бросаться такими, пусть и громкими, но по сути своей, пустыми словами? Человека ведь определяют поступки. - То есть, если бы этот ребёнок не был моим, ты бы не рисковала? – До него вдруг доходит вся глубина её речи, - да к чёрту такую любовь! – Взорвался он, закрывая лицо руками. На какой-то миг ему показалось, что теперь он не чувствует не только ног, но и остального тела. Будто парализовало изнутри, выпекая из него чёрствый сухарь. Он оказался не готов принять от неё такую жертву. - Максим, - она уверенно взяла его за руку повела в комнату, - смотри, это мы прочитали на ночь сегодня, - Полина показывала разноцветные детские книжки, которые она уже успела приобрести, - но мне кажется, ему это не понравилось. – В глазах светился какой-то по-детски наивный восторг. - Он что… сам тебе об этом сказал? – Максим всё ещё не мог выйти из ступора, наблюдая за тем, как она светится. Он не мог поверить в то, что это происходит с ним. - Глупый. – Комнату окутал её звонкий смех, - Он ещё размером с зёрнышко. «Зёрнышко» не говорит, но всё прекрасно слышит и чувствует. Твой голос и твоё настроение в том числе. И сейчас ему, должно быть, грустно и страшно, от того, что папа готов от него отказаться. Не важно, по какой причине. Максим сглотнул, подступивший к горлу ком. – А эта книжка ему понравилась? – Он взял с комода первую попавшуюся. - Вини-пух – одна из его любимых. – Уверенно ответила она, чувствуя тепло его горячих рук, что сжимали её пальцы. - Моя тоже. – Максим улыбнулся, - Мне её папа в детстве на ночь читал. - И ты тоже прочтёшь. Обещаешь? – Ей так отчаянно хотелось в это верить. И она верила.