Распахни ее крылья

Йеннифэр усмехается — дуры, это еще мягко сказано. Волшебницу порядком утомили разговоры послушниц о том, кто с кем и в каком темном углу познал счастье плотской любви, ибо разговоры эти вызывали нездоровое беспокойство Цири, которой, пожалуй, было рановато задаваться вопросами сношения полов в самом буквальном смысле этих слов. Заливающий слюнями коридоры храмовых зданий Ярре и полуночные девчачьи обсуждения любовных похождений побудили Йен только на то, чтобы перевезти бывшую княжну к себе в покои, а заодно прочитать лекцию на тему — не прислушиваться к таким темам и не отправляться в экспериментальное плавание. А если уж слишком сильно захочется, то непременно рассказать наставнице, чтоб та перешла к следующей лекции о том, что с этим можно сделать. Чародейка закрывает книгу, спрятав меж страниц письма, а после поворачивает ее корешком от себя, дабы фолиант ненароком не открылся, если Йен в забытье неудачно наклонится и уронит увесистый том с колен прямо на землю или же резкий порыв ветра заставит приподняться обложку, смачно впечатав её в и без того чуть вздернутый нос уроженки Аэдирна. Йеннифэр едва заметно хмурится, сведя тонкие брови к переносице, что свидетельствовало о неудовольствии чародейки из-за отсутствия посуды и нежелании прерывать задумчивость, отвлекаясь на чары. И всё же несколько пасов и одна несложная формула являют миру две глубокие тарелки и по ложке на каждую даму — Йен слишком редко испытывала желание трапезничать с варварским лоском, то бишь прямо руками, сливаясь мордой лица с едой в единое целое, чтоб жирные капли виднелись потом аж на загривке. Чародейка желала приучить и Цири к тому, что столовые приборы не кикиморы — их стоит привечать не реже гребня и мыла и не косится с опаской, ожидая подвоха. Как некогда приучала Геральта к использованию ножа при употреблении мяса. Но, по всей видимости, сей навык был утерян ведьмаком безвозвратно, как и многие другие, полученные во время его долгого пребывания в Венгерберге. А Трисс не хватило ума или сноровки научить девочку чему-то более полезному, чем ежедневное обтирание волшебницы, сотрясавшей все придорожные кусты по причине похеренного амулета. «Чудо, что она не упала с лестницы и не свернула себе шею, засмотревшись на него, куда уж там здраво мыслить и уж тем более не до чужого ребенка, когда так нещадно свербит между ног», — Йен сама не замечает, как одно отсутствие пары простейших предметов приводит к малоприятным мыслям, от которого губы поджимаются сами собой. Чародейка протягивает тарелку Цири и, встретившись с девочкой взглядом, на мгновение замирает, глядя в зеленые глаза. Нет, ни к чему Йеннифэр сейчас думать о прошлом, а дурости Трисс только на совести самой Меригольд, и распыляться в комплиментах подруге, не имея возможности бросить их ей в лицо, нет смысла, ибо скандалить, по мнению Йен, надо только лично, с чувством, с толком, с расстановкой, иначе это похоже на брачную ночь с импотентом — грустно, скучно и столько неоправдавшихся ожиданий. — Рада, что боль отступила, скоро она совсем исчезнет, и ты вовсе о ней позабудешь. Мне немного, — протягивая свою тарелку, произносит чародейка. Отвечать на вопрос Цири она не торопится, лишь отводит взгляд. Не то чтобы Йеннифэр нужно подобрать слова. Нет, всё дело в том, что волшебница и сама до конца не уверена в принятом решении, до сих пор находясь в раздумьях, как лучше поступить для блага львенка из Цинтры. Хотя кажется, что ответ очевиден и лежит на поверхности. Йен принимает обратно тарелку, бессовестно ставит на книгу и неспешно помешивает содержимое ложкой — кажется, от этого на поверхности показалось не абы что, а кусок мяса. — Я хочу, чтобы твое обучение продолжилось в Аретузе, — наконец нарушила тишину Йеннифэр, — ты, наверное, слышала о ней хоть что-то и знаешь, что это школа магии для чародеек. Сейчас ректором является Маргарита Ло-Антиль. И Маргарита — моя… — Йен на секунду замешкалась, не зная, как лучше охарактеризовать Риту, ведь в их отношениях была не только дружба. Но Цири всё же рассуждала по-детски категорично, а пережитые ужасы не заставляли рассмотреть в картине серые оттенки, напротив, только сгущали на полотне темные краски, изгоняя светлое прочь, — дорогая подруга, — у чародейки рос довольно чуткий утенок, и девочка могла различить иронию в тоне, каким были сказаны последние слова, однако истинного смысла понять Цири определенно точно не могла. Собственно, истинный смысл никто до нее доносить и не собирался, — и я ей очень доверяю. Настолько, что готова положиться на неё и в отношении твоего дальнейшего обучения, и безопасности. Причин для выбора Аретузы в качестве следующей вехи на пути Цири было множество, и скрывать их от девочки значит, оскорблять выказанное ею доверию, а также неоправданно принижать ум. Из-за возраста пепельноволосая ещё многого не знала, но глупой её не назовешь, и Йен не сомневалась, что если постарается объяснить ход собственных мыслей, то Цири всё поймет. Быть может, не согласится, но поймет. — Видишь ли, Храм Мелитэле открыт для всех страждущих, и никто не может гарантировать, что в один прекрасный момент люди, которые могут причинить тебе зло, не появятся на пороге храма. К тому же, если ты хочешь заниматься и дальше магией, то это следует делать в месте, приспособленном для подобного. Сейчас мы с тобой изучаем азы и делаем упор на теорию, но без практики достичь хоть каких-то высот в магии невозможно. Если я буду экранировать тебя постоянно — это не даст большого толка в учебе, а меж тем, порой самые простые заклинания у начинающих могут обернуться неожиданными последствиями. А неожиданные последствия привлекают слишком много внимания. И причиняют слишком много неудобства, — Йен сделала паузу, позволяя девочке утрамбовать сказанное в светлой головушке, — в любом случае, если ты будешь против, силой я тебя туда не потащу. Ей здесь уютно. Цири ловит себя на мысли, что не нужна ей в этом храме больше никакая компания, кроме общества госпожи Йеннифэр. Только, разве что, в обществе матери-настоятельницы Нэннеке и Ярре, но даже они меркли по сравнению с тем, насколько Цири комфортно рядом с чародейкой. Цири замечает ее усмешку и довольно улыбаются. Госпожа Йеннифэр всегда ведь права, да? Она ведь не зря требует от Цири беспрекословного послушания во время занятий, потому что знает, что делает? И раз госпожа Йеннифэр согласна с тем, что они — дуры, значит, действительно так и есть! Цири видит ее недовольный взгляд, понимает, что за ним кроется и стыдливо опускает голову. Отросшие пепельные пряди падают с плеч и Цири хочется, чтобы они закрыли ее лицо совсем и госпожа Йеннифэр хоть бы не заметила, как она покраснела! Цири ужасненько стыдно, что она даже не подумала о тарелках, но здесь бы кастрюлю было бы оттащить! Княжна почти что открыла рот, чтобы оправдаться, но чародейка решила проблему отсутствия посуды. Рот так и остался открытым, уже от легкого удивления и восхищения. Как же хорошо жить с магией, когда ты уже все умеешь! — Я тоже так хочу! Она почти благоговейно шепчет, когда накладывает для нее еду, а потом уже и для себя. Это же ведь во время путешествий можно не носить с собой кучу вещей, это ведь все так будет легко достать! Цири хочет спросить — откуда оно берется? Из воздуха, госпожа Йеннифэр что-то преобразовывает или достает из другого места, с той же кухни, например? Если последнее, Цири почти готова обидеться. Ведь кастрюлю с едой чародейка, получается, могла также взять? Однако, другая мысль благополучно прогоняет эту, ядовитую. Ну конечно! Госпожа Йеннифэр наверняка хотела, чтобы Цири выбрала что-нибудь на обед на свой вкус. Значит, она ей… доверяет? От этой мысли по телу почему-то растекается тепло, хоть весна и выдалась довольно прохладной… Невольно Цири думает, а если бы она умела все то же, что умеет и Йеннифэр, смогла бы она тогда спасти Цинтру? Не позволить бабушке умереть, а может… и родителям тоже? Но уже ничего не вернуть, Цири несет в себе хаос, а во сне ее снова и снова преследует черный рыцарь. Только теперь есть кому уткнуться в плечо и почувствовать, как тебя ласково гладят по голове и ты постепенно успокаиваешься. Цири сама не заметила, как она привязалась к чародейке и насколько сильно… «Вот бы так всю жизнь не разлучаться! Я, госпожа Йеннифэр и… и… и Геральт…» Цири кажется, что будь они так все втроем, это сделало бы ее по-настоящему счастливой и не позволило бы болезненному прошлому управлять ее жизнью. Да, все именно так. Именно этого хочется маленькой девочке, которая готова упражняться с мечом, нахмурив лоб, учить магию, но ей слишком не хватает родительского тепла… Цири медленно ест, аккуратно («Как и положено княжне, Цирилла!» — в голове в такие моменты все еще звучит строгий голос бабушки), и слушает чародейку. Школа магии?.. — Это… надолго? — она спрашивает тихо, но теперь откладывает ложку и думает. Она понимает, что чародейка права. Что ей это нужно. Что в храме ей будет безопасно и намного легче. Но вот только… Цири снится не только Черный Рыцарь. Цири видит во сне и заснеженные горы, те самые, что видела из окна своей спальни в Каэр Морхен. Там Цири тоже было хорошо, рядом с Геральтом. Здесь ей хорошо, под деревом, среди пахнущей весной листвы, рядом с госпожой Йеннифэр. Цири хочет, чтобы ей было комфортно. Просто Цири очень надоело плакать в этой жизни и чувствовать себя одной… — Я… Мне кажется, что… Можно я еще подумаю, госпожа Йеннифэр? — зеленые глаза встречают взгляд фиалковых, у Цири немного дрожат губы. Она боится чувствовать себя одинокой. Она боится, что другие ученицы также же дуры, как и эти послушницы. Ее жизнь прыгает по кочкам, она меняется со страшной скоростью с тех пор, как умерла бабушка. — И если я соглашусь… Я еще увижу вас? И… и Геральта? Последний вопрос про ведьмака буквально срывается с ее губ. Цири понимает, что в ее присутствии его лучше не упоминать. Цири слышала его имя, когда госпожа Йеннифэр говорила с матушкой Нэннеке. Она видела, как менялся взгляд чародейки, как она поджимала губы и сердилась. Цири непроизвольно втягивает голову в плечи, снова краснеет, стыдясь, что рассердила ее…