***
Сиреневая ванная комната имела классные плюсы, например, была уютной, приятной глазу и не слишком светлой – для семейной пары с фамилией Саблекрыл и родной дочерью, имя которой напрямую означает «фиолетовый» уж точно. Луи редко бывал в гостях у лучших подруги Вебби, поэтому и другие части их дома, кроме личной комнаты, толком и не видел. Если сравнить, то ванная в доме Скруджа, отведённая только для близнецов, была во много раз больше и мебели в ней было тоже большее количество, но у Саблекрылов в принципе также комфортно и миленько. Почему-то ему снова вспомнилась лодка дяди Дональда. – Я эти пила, – Лина кивает в сторону только что поставленной на тумбу, рядом с умывальником, баночки с белой крышкой, отдающая слегка тёмно-жёлтым цветом. Луи берёт маленький предмет в руку, замечая, что баночка практически размером с его ладонь. На этикетке большими жирными буквами прописано: «Антидепрессанты», а снизу уже маленькими – способ применения, состав, побочка и что-то ещё. Луэллин ещё некоторое время вертит предмет, поднимает голову на девушку; Лина спокойно расчёсывает кончики волос, а после кладёт большую чёрно-синию расчёску, больше похожую на массажку, в органайзер к остальным. – И как? Помогло? Настенные серые часы спокойно передвигают свои стрелки, создавая тихое тиканье: это успокаивало и раздражало одновременно. В комнате Скруджа стоят большие швейцарские часы из какого-то дерева и цифры на них очень маленькие и римские. За ними стало особенно восхищающе наблюдать, когда Луи узнал их полную цену, порывшись в старых и уже ненужных документах дяди, в надежде найти среди практически пожелтевших бумаг что-нибудь хотя бы интересное и выгодное для него самого. – Немного, – Лина наклоняется вниз, перебирая свои волосы и заплетая их в конский хвост, предварительно выпустив передние пряди. – Мне в основном из этого дерьма Вебби помогла выбраться. Луи слегка кивает на слова подруги, смотрит на белый кафельный пол. Парень ни капельки не сомневался, что, если и лечиться, то точно с сильной моральной поддержкой в кармане – у Лины на тот момент были сильные проблемы с психикой и её восстановлением, когда они с Вебби начали встречаться, и только смена статуса друга для друга и большее откровенние в разговорах сыграли главную и действующую роль. У Луэллина есть близнецы, которым можно всё рассказывать и не таить, как что-то самое страшное. «Господи помилуй, ты же не человека убил, после нескольких дней жестоких пыток, правда ведь?» Конечно правда. Безусловно правда. Это не может не быть правдой, вот только парень до боли в каждой косточке, отдаваемая чем-то страдальчески бьющим, как покалывание, но только сравнимое с хождением по битому стеклу босиком, ощущает, что попросту своими мерзкими лживыми словами и обещаниями на всё хорошее кормит и без того наевшегося Хьюберта, чьи мягкое сердце и милосердная душа, скорее всего, не выдержали бы, узнав он о настоящих терзаний и настоящих проблемах младшего и родного брата, тут же начиная накручивать себя, как он всегда и делал в ситуациях подобного рода. Во рту становится смертельно сухо, а в уголках глаз наоборот – слегка влажно, но ни больше ни меньше. Луи не хочет говорить, не хочет признаваться, не хочет впутывать других, более занятых близких в свою яму: если начнут искать корни всего, что с ним сейчас происходит, то потребуют правды. Луи не глупый, Луи что-нибудь придумает, соврёт, заставит поверить на слово. Луи боится того, что его отвратительный секрет насчёт Дьюи узнают – психотерапевт заставит вывернуть душу наизнанку, чтобы детально рассмотреть, а если младший Дак будет нагло врать, то и смысла в сеансах нет; они ничем не помогут. Ему станет легче только тогда, когда он отпустит свои чувства к среднему близнецу, а пока этого не случилось будет справляться сам без какой-либо помощи со стороны, будь-то родственник или совсем незнакомый специалист. – А тебе зачем? – они выходят из ванной комнаты и медленно направляются в спальню сестёр. Лина краем глаза замечает, что друг перед уходом детально осматривает пустую баночку, неторопливо ставя её на место, будто стараясь что-то запомнить. – Да так, – отмахивается он. – Тебе по рецепту продавали? – мальчик переводит на неё глаза и встречается с недовольным и подозрительным взглядом. Ну, только не это. – А, ну, давай, я тебе ещё рецепт покажу, – начала она хмуро, – сфотографируешь, а потом сделаешь копию – так, из-за интереса. Руки нырнули в просторный карман тёплого худи, а нос шмыгнул. Луи хотел закатать глаза, но чисто из-за уважения к подруге делать этого не стал. Девушка смотрит ядовито и по-взрослому: Луи такие моменты терпеть не может. В окружении взрослых и даже родной матери, что ведут себя, как малые дети, и поэтому чаще всего всю ответственность и серьёзность приходиться брать на себя, ты забываешь снова становиться ребёнком. Луэллин и раньше мог вести себя слишком ершисто и смотреть на жизнь с позиции реалиста, но вот во что это вылилось – ранее повзросление, которое обрушивает на розовые очки много того, что несформировавшаяся психика ещё, пока что не готова была узнавать, играет злую шутку. Да, такое даже шуткой назвать сложно. Поэтому Луи постоянно в телевизоре, постоянно смотрит бредовые передачи, что с каждым годом всё фальшивее предыдущих, постоянно подмечает насколько прогнили люди. Он тоже прогнил изнутри, лёжа на диване или засыпая в кровати, и его ужасный и разлагающийся кусок плоти найдёт кто-то, криво морщась от отвратительной вони, а после просто выкинет на свалку, где ему и место. – Что у тебя стряслось? – они доходят до комнаты, и Луи, настолько поникший в свои мысли, даже не понимает как именно. Лина с возрастом стала много на себя брать и отдавать, ничего не требуя взамен. За годы жизни в плену Де Спелл Лина будучи ребёнком накопила в себе много любви и нежности, которую она хотела бы хоть раз выплеснуть, показать, подарить. Просто сама на тот момент она того не понимала, так как подобного не получала и сейчас, когда появилась возможность, она её не упускает. Иногда девушка ведёт себя особенно ласково с ним и, если сначала это настораживало, то уже сейчас – только показывало, что он ей дорог. Луи это ценит и принимает, спокойно отдаёт той же монетой и обнимает крепче, когда Лина просит подойти к ней – она не совсем хорошо подбадривает словами на важные и серьёзные темы, но замечательно справляется в физическом плане. – Слушай, я... я не хочу говорить об этом, – он немного отстраняется и с новой силой прижимается к ней. – Я сам справлюсь, окей? Когда Луи был маленьким, то часто пытался понять почему его братья не любят сидеть на одном месте, или почему они не любят блестящие и золотистые побрикушки. Когда Луи стал постарше, то удивился тому, что близнецы не видят смысла в богатой жизни и в роскошных домах с личными дворецким и служанкой: единственное чем они хотели обогатеть – это воспоминаниями, приключениями, интересными фактами и знаниями, новыми шрамами и ссадинами. Всем, чем Луи бы никогда гордиться и лелеять не стал. Тогда будучи детьми они говорили на такие темы, перебирали каждый разговор, пытались расшифровать каждое слово. Тогда Луи было принято считать эгоистом и алчным человеком, тогда мальчики не понимали друг друга и говорили всё, что только приходило на ум, тогда они были глупыми, но сейчас стали старше, осознанными, понимающими. Старшие Даки всё так же отличались от него, и Луи всё так же было одиноко в плане его интересов или простого времяпровождения – он хотел подбить к себе Вебби при первой же возможности, но девочка оказалась такой же, как и близнецы, поэтому Луи быстро отступил. Больше попыток завлечь кого-либо к себе не было, да и смысла этого делать тоже. С каждым годом что-то меняется: кто-то уходит, кто-то приходит – вот и парню теперь во много раз легче, когда к нему пришла близкая дружба с Саблекрылами. Теперь ему не так покинуто в душе. – Окей.***
Кафельный пол неприятно холодит тело, воздух влажный и наполнен запахом порошка от постиранной мокрой одежды, что располагается на сушилке, рядом с крючками для полотенец. Дьюи максимально дискомфортно, но он всё ещё находится на месте, обнимает колени, утыкается в них лицом. Ему потребовалось несколько часов, чтобы выяснить; один день, чтобы проверить; два дня, чтобы окончательно понять; и требуется ещё некоторое время, чтобы привыкнуть. «я влюбился» Дьюи переживает и не знает, как унять пугающую дрожь. Ланчпад как-то рассказал ему, что чувствовал, когда в подростковом возрасте первой симпатией в его жизни стала милая и очень добродушная продавщица сладостей на остановке, рядом с его домой. Дьюи уже забыл имя той замечательной, по словам пилота, дамы, но чётко запомнил впечатления друга – «...внутри всё как будто взрывалось; говорить было очень трудно, но приятно; её ласковая улыбка заставляла меня находить себе подработку для карманных денег, чтобы снова зайти в маленький магазинчик...». Только он описывал это, как что-то воистину прекрасное, но Дьюи лишь омерзительно от самого себя и всего, чего он ощущает. Можно сколько угодно отрицать очевидное: Дьюи привык бежать от проблем, но ни одно задумчивое выражение лица не скроет весь масштаб ситуации. А ведь самое паршивое, что он и малейшего понятия не имеет, что делать. И даже нет того, кому можно довериться – вдруг осудят. Дьюи вырос мальчиком с добрым сердцем и глупыми идеями. На его уме столько событий развития стать популярностью, сколько и придумать на не трезвую голову нельзя, и он до сих пор продолжает отчаянно пытаться. У него низкая самооценка и зависимость от чужого мнения, поэтому он старается показать себя во всей красе, чтобы на него обратили как можно больше внимания. У него есть свои комплексы и есть искренняя инициатива в помощи другим – даже тупоголовым злодеям, – потому что быть хорошим и героем – это круто. Иногда Дьюфорд не выдерживает чужие языки абсолютно незнакомых ему людей, а если на него выльется тонна всей клеветы от семьи, то и речи заводить не стоит. Особенно страшно если об это просечёт и без того догадливый Луи. – Ты чего здесь сидишь? Голову поднимать совсем не хочется; Дьюи слышит вопрос повторно и чувствует, как напротив него встали. А может и присели. Но лучше бы всё-таки ушли. – Эй, Дью, я хочу помочь, – девочка нежно проходится пальчиками по неуложенным волосам, но парень всё так же неподвижно сидит. – Ну же, посмотри на меня. – Ох, до сих пор помню её красивый голос. – Чувак, это странно. – Не спорю, но у тебя тоже когда-нибудь такое будет. Я в принципе про все отношения говорю сейчас, а не только про романтические. Возможно, что Ланчпад был прав – Дьюи никогда не забудет ничего, что напрямую связано с Вебби: ни внешность, ни черты характера. Даже если они разъедутся будучи повзрослевшими и созрелыми для самостоятельной жизни и будут редко видеться. Она всегда рядом с ним, всегда разделяет интересы, всегда узнаёт первая о новостях, всегда знает больше, чем другие. Если ему и можно было влюбиться в кого-то, так это точно в неё. Ну правда, чем не вариант лучшая подруга, с которой ты так давно знаком? И в этот момент Дьюи чуть ли не выворачивает наизнанку, а из глотки не вываливается завтрак. Среднему близнецу так ужасно, так мерзко, так стыдно и так жаль, что он о таком думает – его мозг, кажется, пытается своими гадкими мыслями ухватиться за любой спасательный круг, чтобы не утонуть в море осуждения и неодобрения себя же, что, конечно же, его не оправдывает. Тонущему даже круг не поможет, и он, с огромным сожалением, упадёт на дно, захлебнувшись. Дьюи знает, что тот бедолага будет им, но это только его вина, за которую он понесёт наказание, и никто его уже не спасёт. – Всё классно, – сипло отвечает он. – Можешь идти. – Я не вижу, чтобы всё было «классно», – Вебби ждёт ещё несколько секунд и кладёт свои руки на чужие плечи. – Хочешь, давай обнимемся? Думаю, тебе станет легче. – У неё начались какие-то проблемы, когда я уже заканчивал восьмой класс. – Она ушла из магазина? – Да. Это был её магазин, и она решила его продать. Я долго не мог отойти от этой новости, когда узнал. Вода в море холодная, но если достаточное время в ней находиться, то можно привыкнуть. Дьюи сравнивает это со своей ситуацией и по коже проходят незаметные мурашки: то ли от мыслей, то ли от мягких подушечек чужих пальцев, что касаются неприкрытой кожи у шеи, пробуя хотя бы приобнять. – Ты можешь мне всё рассказать, когда успокоишься, – мальчик опускает ноги так, чтобы они практически лежали на полу, отвечает на действия сестры, кивает. – И мы вместе придумаем как тебе помочь. Влюблённость вызывала неприятное жжение внутри и улыбку при встрече глазами; чувство стыда и желание как-то невзначай прикоснуться. С одной стороны хочется разрешить эту проблему, поговорить, а с другой – закрыть на это глаза, начать игнорировать. – И ты ничем не смог помочь? – К сожалению, нет. Хотя предлагал свою помощь. – Вебби? – зовёт он, немного поднимая голову. – Я могу тебе доверять? Её тонкие бровки удивлённо приподнимаются, глаза глядят заинтересовано. Она легонько кивает и ждёт, когда мальчик ей всё скажет. – Мне понравился парень. – В этом нет ничего страш... – Нет, подожди, – Дьюи полностью отстраняется и как-то неосознанно думает, что только что лишился защиты. Слишком абсурдно и странно, но подсознание решает всё самостоятельно. – Мне понравился тот парень, в которого мне нельзя было влюбляться. Вебби, когда признавалась в симпатии к Лине, говорила тоже самое. Поэтому, почувствовав резкое дежавю, она немного смутилась – Дьюи влюбился в кого-то близкого. Возможно, в кого-то из друзей, потому что другие предположения выбивали из колеи. – Я долго думал признаться мне ей или нет. – Что ты решил? – Действовать. – Окей... Тогда что она сказала? – Уже плохо помню, но её реакция была... спокойной. Тянуть с каминг-аутом желания нет, но и продолжать начатое тоже. Слова задерживаются на кончике языка, не пытаются произнестись, вовсе снова потихоньку проваливаясь в глотку. Кажется, в ванной комнате стало настолько душно, что хотелось просто залезть под душ и смыть с себя всю невидимую, но до боли в висках тяжёлую грязь. – Луи, – полушёпотом говорит он, поджимает губы. – Что? – Вебби придвигается, хотя скорее, наклоняется поближе. – Можешь сказать погромче? Дьюи немного жмурится и сосредотачивается на новом комбинезоне сестры. Сглотнул, собрался и повторил: – Мне нравится Луи. А ещё мне очень страшно, – ладони вспотели, сердце больно забилось. – Это не тупая шутка и, кажется, я запутался – хотя это, наверное, к лучшему, ха, да? – натянуто усмехается парень, хоть и понимает, что это защитная реакция. – Я в реальной панике потому, что мне даже некому об этом рассказать, но, если ты меня примешь – то это будет супер. Извини, если навязываю это тебе, или если это как-то похоже на манипуляцию, чтобы ты не смогла отказать меня поддержать, – голос слегка пропадает в некоторых моментах, а кисти невидно дрожат. – Ох, чёрт... я такой жалкий. Дьюи ждёт, когда Вебби что-нибудь скажет, но она молчит. Даже не шевелится. Он аккуратно поднимает глаза и видит её помутневшие радужки: Дьюи уже было подумал, что сейчас она определённо признается насколько он аморален, пока не заметил лёгкое покраснение лица и влажность уголков у ресниц. Веббигейл немного прикусывает край верхней губы, чтобы хоть как-то переключить печальное чувство на боль, но у неё не выходит, – маленькая слеза практически незаметно стекает до щеки, где её тут же быстрым движением стирают. – Я точно помню, что она говорила о какой-то своей ошибке. И то, что она сама в ней виновата, поэтому сама со всем справиться: без помощи родителей и друзей. Я хотел её как-то поддержать, но она завершила разговор. – О Боже, прости-прости! – она старательно трёт глаза, чтобы прекратить только что начавшуюся истерику от потери самообладания и контроля над собой. Дьюи на некоторое время кажется, что его скинули с самолёта, и он просто летит на землю тяжёлым грузом. В лёгких появляются дыры, и воздух больше не поступает в них – он понимает, насколько сильно ему нужно что-то сделать, но вот что конкретно? Как будто его покидает всё живое, и он вступает в какое-то краткое состояние алекситимии. – Иди ко мне, – мальчик раскрывает руки для объятий, зовя к себе. Да, это очень странно, что вместо того, чтобы успокаивать его, Дьюи нужно успокоить Вебби – но это лишь к лучшему. Она подлетает к нему, глухо всхлипывает, когда чувствует тёплые ладони на своей спине. – Мне так жаль, – сестра ещё сильнее жмётся и пальцами плавно проходится от плеч к пояснице, поглаживая. – Всё нормально. Только не думай о себе плохо, я рядом. Почему-то стало легче от слов, что его никто не презирает. Для Дьюи это как-то слишком по-тёплому равняется – «люблю, дорожу», и парень это ценит. Резкая и неожиданная, но безумно приятная и важная эмпатия со стороны Вебби сильно растрогала его, кажется, даже очень – он тоже чувствует, как щипет глаза и нос. Ну вот, сначала её довёл до слёз, теперь себя. Дружба с Ланчпадом была лёгкой и довольно интересной. Пересматривать до дыр старые выпуски ЧП, понемногу учиться вождению, выезжать на помощь к Госалин и Дрейку, узнавать о прошлом пилота и о его бывших спутницах – всё это было увлекательно. Если бы не та самая история о первой любви, то Дьюи бы и в жизни не признался никому, как ему тоже бывает херово и что именно его беспокоит. Никогда бы не признал даже самому себе, как нужна посторонняя помощь и как без неё нельзя. Лучше учиться на ошибках других людей, нежели на своих – так намного выгоднее и лучше. Всё-таки Ланпад иногда говорил нужные слова, рассказывал нужные ситуации. – И что с ней случилось потом? Ну, когда она начала всё разруливать? – А? А, потом она спилась и стала наркоманкой из-за того, что быстро сдалась, а после полностью сломалась... М-да, даже близкие уже помочь выбраться из этой ямы не смогли. Умерла она, кстати, от передоза чуть больше года назад.***
Дни быстрее ветра сменяются ночами, и Хьюи уже забывает, что с двадцатого уровня новой компьютерной игрушки переходит на сороковой – один из сложных. Вот уже больше недели его братья находятся в перемирие и даже не спорят друг с другом. Удивительно как-то. Средний близнец стал более спокойным и над чем-то увлечённо сосредоточенным: постоянно в своих мыслях, тем более теперь намного чаще сидит в комнате сестры. Луи не меняется, только вот ест теперь меньше нужного, но в весе немного прибавляет, хотя это к лучшему, если учитывать, что у него уже слегка показываются кости. Вебби светится, как детский ночник ночью, яркими огнями, освещая всё. Недавно Хьюи впервые за долгое время видел её чем-то загруженной, поэтому вид, что был у неё сейчас, вызывал лишь облегчённую улыбку и заразительный смех. Осталось разобраться только с одним... – Чтоб тебя, зараза, – злобно шипит парень в кепке, беря в руки мини-щётку для ванны. – Наберу Бойда, и вместе мы эту глупую технику в один счёт взломаем. Хьюи отличался своим мягким характером и агрессивным нравом в редких ситуациях. Когда накатывал очередной взрыв, который предотвратить или устронить он не смог бы, начинал заниматься уборкой – и злоба увянет, и порядок будет. Он берёт в руки специальное средство для чистки каждой поверхности в этой комнате. Насыпая достаточную норму на губку, Хьюи вспоминает, что раньше у них стоял слишком душистый шампунь в очень маленькой бутылочке, неизвестно откуда взявшийся. И ванна чистая, и запах шампуня развеятся по всей комнате, понемногу растворяясь. Шампунь, кажется, был с цитрусами. Апельсин? Насколько старший сурок помнил, они закинули бутылочку в самую последнюю полку, под умывальником: там близнецы хранили те вещи, которые не пригодились или не пригодятся, но выбрасывать их было жаль. Мальчик садится на колени, открывает белые дверцы полки. Он пролезает рукой дальше, в глубь, отодвигая ненужные предметы. Всё такая же, как и тогда, маленькая бутыль с яркой жёлтой этикеткой и мутной жидкостью внутри сразу же попадается на глаза, пока внимание парня не заинтересовало нечто другое, – прикрытая половыми тряпками бело-оранжевая коробочка, в которой уже была потрачена добрая половина таблеток и на которой было название на упаковке – «Мапротилин» .