Тень императора

- Мне начинать беспокоиться, или ты просто проведать? – ворчливо интересуется Маккой. Привычная липкая изморозь по загривку недовольно отступает, но интуицию не обманешь: клингоны опасны. Всегда. Даже если «просто проведать». - Насколько у тебя сегодня спокойное дежурство, Леонард? О, думает Маккой, интригует. - Спокойное. Располагайся. Приглашением мало того, что не пользуются, так еще и игнорируют полностью – Маккой оказывается прижат к стене, дернувшуюся к карману руку перехватывают точно и крепко. Впрочем, не больно. Ладно, соглашается Маккой, целуй. Ты хотя бы умеешь это делать. Да и отказывать тем, кто сильнее, как-то не принято. Что в академии Звездного Флота, что... вообще. Тем более тем, кто вполне четко обозначает свое расположение, и этот факт защищает от куда более неприятного внимания. - Спок достал? – подчеркнуто миролюбиво интересуется Маккой. Свободная рука – ей не дотянуться до скальпеля, а второй обычно в куртке, которая сейчас осталась на спинке стула – ложится запястьем на отлет широкой ключицы. - Можно и так сказать. Не тянись к скальпелю. Ага, хмыкает Маккой, конечно же. - Предупреждать же надо. Я доктор, у меня рефлексы. Каренг коротко смеется. Не отпускает, к стене прижимать не перестает. Перехватывает обе руки за запястья, подтягивает ногой стул и садится. - Знакомо, - соглашается Маккой. – Намекаешь? - Настаиваю. Были б причины возражать, рассудительно пожимает плечами Леонард, стараясь не коситься на свои руки в стальной хватке. - Я не был бы против, если отпустишь, - замечает он, подчеркнуто послушно садясь: как настаивали, верхом, лицом к зашедшему «просто проведать» медблок гостю. – Я уберу скальпель. Да? Одну руку – левую, неудобно – отпускают. Получается неловко, Маккой едва не режется сам, но, потянувшись, убирает острый и опасный предмет на стол. Даже подталкивает, чтобы отъехал к документам. - Я даже ждал, когда ты от меня потребуешь что-то подобное, - со смешком сообщает Леонард. – Иначе было совсем как-то… странно. Даже для терранца ты терпеливый. И… - Разве ты бы раньше не попробовал сопротивляться? Интересный вопрос. Маккой пожимает плечами снова. - Попробовал бы, конечно. А это бы сильно затруднило воина, м?.. - Скорее, завело. И ты бы навредил себе. Леонард. Кого это когда интересовало. Или Каренг очень хорошего представления о различии сил. Странновато, учитывая, что у него в ближайшем круге общения вулканец. - А тебе бы разве не понравилось? – наверное, это звучит немного как провокация. - Представления о том, что мне нравится, несколько отличаются от общепринятых. Леонард начинает сожалеть о том, что так опрометчиво оттолкнул скальпель. Хотя, вряд ли бы успел в полной мере… - Если это не изнасилование на грани казни, мне интересно. И это не полувулканцы полуподросткового возраста, м?.. К животу плотно и тяжело прижимается ладонь. Хорошо, Леонарду теперь действительно интересно. - Я понял, что ты рисовал у меня на спине, - сообщает он. – А это… тоже какие-то вулканские… точки? - Наиболее мало защищенные участки тела, - давление ненадолго усиливается. – И шея, что отчего-то тревожит намного сильнее. О да, соглашается Маккой, игры с асфиксией никто не любит… даже Джим. - Контроль? – пытается угадать Маккой. - Близко. - Возможность подчинить? - Близко. - Но не страх. - Нет. Ты был близок, Леонард. Близок. Конечно, да. Ему, конечно же, интересно в исключительно профессиональных целях. Хотя он не психиатр. И не сексолог. - Ну, - размышляя, сообщает Маккой, - думаю, я ничего не имею против необходимости… быть послушным. А интонации, конечно, от Джима. Блядская подначка в словах и невинность взгляда. - Верно. - Наказываешь за строптивость или поощряешь за хорошее поведение? Выбор слов, пожалуй, тоже… - А ты хотел бы быть строптивым, Леонард? - Не особо, - признается Маккой. – Быть самому себе пациентом – не предел моих профессиональных мечтаний. - Тогда ты сам ответил на свой вопрос. По телу разливается выброс адреналина, мгновенно дурманит. Маккой коротко смеется. - Джим предпочел бы… сопротивляться. Спровоцировать тебя. Чтобы подчинили и взяли. Хотя бы раз… во второй он брыкается куда меньше. Достаточно жесткое и строгое дисциплинарное взыскание успокоило бы. Но для Джима нет ничего слаще убивать поверивших в свою власть – на втором этапе. Маккою потом там даже лечить нечего. Разве что из уважения к трупу какую-нибудь деталь одежды на застывшие глаза накинуть. Если Кирк предварительно не выкалывал их. - Нравится обсуждать Кирка, Леонард? Маккой чуть наклоняется ниже – доверительно, или, во всяком случае, так должно казаться. - А тебе – Спока? - Это бесполезно. Или тебя интересуют все вариации околовулканского извращенного петтинга? Маккою смешно. Черт, он бы, пожалуй, даже готов был убедить себя, что этого партнера – хочет. Первого, помимо Джима, и это не одурь пополам с азартом. - Скорее – как ты на это согласился. - Почему нет? Мне нравится. - Поцелуи тоже, - почти в прикосновение продолжает комментировать Леонард. По крайней мере, кое-кто умеет это делать - хорошо. - И терранские поцелуи. Да. И что-то в формулировке есть неправильное. Маккою плевать. - Любой наркотик на твой выбор. Врач я или кто… - Объясни? Маккою все еще смешно. - Вколю себе любой наркотик на твой выбор. Каким ты хочешь меня видеть? - Настоящим. Такого наркотика не существует. Настоящий он – давно погиб, триста метров под нулевой отметкой океана, с упавшим с борта яхты игрушкой-пупсом дочери. Тогда это казалось мелочью. С того дня он не видел Джоанну. Маккою до сих пор кажется – он пытается всплыть, но не может. - Настоящий я – где-то под кожей Джима, под лезвием ножа, под… - Здесь. Смех перестает быть маской, сползает облупившейся краской. - Найди. - Ты спрашивал про Спока, Леонард. Его слова: ты даешь разрешение? - Даю, - соглашается Маккой. И перестает искать краем взгляда скальпель. Растворяется в ощущениях – здесь, сейчас, немедленно, вне последствий. Раздевается, с почти-интересом позволяя опрокинуть себя на кушетку медблока. Кстати, ее можно регулировать по высоте. - Не сопротивляйся. - М. Не буду?.. – полувопросительно соглашается Маккой, сгибая колени. Он, в конце концов, не труп, чтобы не двигаться. А тяжелая ладонь на животе против воли вызывает желание закрыться. Хоть как-нибудь. - Будешь. Это непроизвольная реакция. Поначалу. - Черт!.. – Леонарда подбрасывает. Больше от… полувозмущения?.. – Эй. Не здесь… - да, ему больно, его передергивает спазм, но ему все равно смешно. – Не знаю, с кем ты до этого развлекался, но у тебя отвратительно плохо с терранской анатомией, - заявляет Маккой, сдвигая за запястье чужую ладонь. – Здесь. И не так резко, это слегка больно, но раз уж я прекрасно понимаю, что ты творишь… Эй, тебе открыть алгоритм? - Нет, озвучить. - Труп в анатомичке подсказывал студентам, как сдавать зачет, - цитирует Маккой, но откидывается, медленно выдыхая. – Ладонь правой руки. Плашмя. Не давишь. Задача – определить, если где-то… м. Заранее болевая зона. Или локальное напряжение, что-то вроде опухоли или внутреннего поражения… Тебе правда нужна лекция по первичному медосмотру? - Если это заставить перестать одного доктора думать, что ему хотят причинить боль. - Доктор думает, что ему сделают больно только от невежества… - хмыкает Маккой. – Покажу, как не от невежества. Что-то вроде «запомни и никогда так не делай». Уяснил? - Вполне. - Тогда давай руку… учу клингона, как проводить пытки малозатратными способами, - саркастично комментирует Леонард. – Зона Шоффара. Под ребрами, треугольник в две линии под 45 градусов от серединной линии. Теперь включай пространственное воображение, навигатор, а я тебе на память продиктую. Правый верхний квадрант, построить биссектрису, отметить середину. И никогда сюда не бить… - морщится Леонард, но кивает. – Болевая точка… Дежардена. Дальше. Левый верхний квадрант, также построить биссектрису и от ребер на треть вниз. Болевая точка… Мейо. Чтобы я еще раз согласился быть пособием… инквизитор чертов. - Кто? - Неважно. И только потому, что я тебе это показал, ты это повторишь. Но медленно. И даже если будешь довольно сильно давить… в общем, развлекайся. Маккой прикрывает глаза и кривит губы в усмешке: вот в целом поток болевых ощущений сравним с попыткой выкрутить себе же кожу с мышцами на предплечье, только изнутри, ну и… это будет дольше болеть. Маккоя устраивает: боль отвлекает и позволяет держать рассудок чистым. - На вулканце только не экспериментируй, у него где-то примерно там сердце… аналог сердечной мышцы. - Я знаю. Что-нибудь еще, Леонард? - Обойдешься, дальше сам, - огрызается Маккой. И с непроизвольным облечением выдыхает, когда боль перестает навязчиво ныть. - Если бы ты сопротивлялся, было бы намного больнее, правильно? Идиотский вопрос, по мнению Маккоя. - Я же тебе обещал быть послушным. Идиотски звучит, по мнению Маккоя. Но звучит. Звучит так, что в горле пересыхает мгновенно. До судорожного кашля. - Что-то не так, Леонард? - Ну, хм. Нет. - Тогда повтори. - В какой, блядь, формулировке? – огрызается Маккой и очень надеется, что он не краснеет. Вообще нет. - …qalob jIHbej. - Это непроизносимо. - Тогда в той, которая звучала. - «Я обещал» и так далее? - Да. - М. А ты заставь меня захотеть это повторить. Хреновая идея такое отвечать, а, доктор Маккой? Особенно инопланетникам с бешеным физическим преимуществом, которых интересуют ролевые игры. - Хорошо, Леонард. Просто прекрасно, доктор Маккой, вы утром дышать-то без интубации сможете? Ничего нового, скептически думает Маккой, поднимаясь на четвереньки и слегка морщась от тупой ноющей боли в подреберье. Озадаченно замирает, когда ему не позволяют опустить голову на руки. Оглядывается даже. - Нет. Стой ровно. Ничего нового, значит, кривится Маккой, ненаигранно вздрагивая от прошедшему по ребрам прикосновению. По ребрам, чуть ниже, по животу почти до паха… - Нет, Леонард. Стой ровно. - Легко сказать, - огрызается Маккой в который уже раз, но совершенно честно пытается расслабиться и не изображать выгибающуюся в шипении кошку. - Тебе больно? - Щекотно. Пауза как-то… затягивается. - Это неприятно? Блядь, думает Маккой, все же наклоняя голову и пару раз мотнув ей из стороны сторону. Не помогло. В мыслях все равно был туман. - Не очень, - все же удается ему подобрать более-менее адекватный ответ. - Тогда стой спокойно. Не двигайся. И… хм. У Леонарда пересыхает не только горло, но и губы. - Стой смирно, расслабься, не сопротивляйся, не уворачивайся… что из этого? - Все вместе. Одновременно. Иногда Маккой жалеет, что не выучил пару ругательств на клингонском. - Не для медицинского протокола, - шипит он, между прочим, честно выполняя «поставленную задачу» - не позволяя себе сдвинуться с места или хотя бы даже напрячь мышцы, пытаясь уйти или от ладони на животе, или от не то, чтобы неприятных, но непривычных сочетанием действий. Словно статус доктора нуждался в дополнительном подтверждении, в напоминании, что он – принимающий партнер… - Черт. – Леонарда передергивает с короткой дрожью. – Доволен?.. - Что ты хотел спросить? Дрожь стихает волнами, Маккой раздраженно отмечает, что ему – его телу – явно мало, и он явно не сможет выполнить требование на неподвижность. - Не для протокола, - повторяет Маккой, - что Спока, что тебя обычный секс не интересует, что ли?.. Не замечен, не состоял, не привлекался, да и меня сейчас дразнишь, а не… - Спока – нет. Но его никогда и не интересовало, какие бордели я посещал. - А ты посещал… - Кто-то предпочитает изучать эротическую литературу досуракского периода. А кто-то – практику. Стало лучше? - А то ж, - соглашается Леонард, отмечая, что дрожь прекратилась. – Хочешь еще попробовать? - Пока не добьюсь нужного поведения, Леонард. Интересно, кто-нибудь говорил этому поклоннику практики, что некоторые фразы могут снести просто одним своим звучанием? Хорошо, думает Леонард, чуть опуская голову, надо постараться сосредоточиться только на дыхании. Не на волнах боли-удовольствия от очень нужной, очень правильной точки внутри, одно прикосновение к которой заставляет предательски дрожать, а ведь речь не идет об одном прикосновении – технически, доктору даже понятна схема массажа, но по факту – он готов умолять прекратить или… продолжить раза в три сильнее. И уж точно готов упрашивать продолжения, когда пытка неожиданно обрывается. - Ты выполнил. Было сложно? - Чертовски, - выплевывает Маккой. Давится вдохом. Под кожей по всему телу перекатываются спазмы, требование продолжения. – Считаешь, что с твоим заданием справились? - Вполне, да. Хочешь поощрение? - Хочу напомнить, что слишком легкие задачи убивают интерес, - усмехается Маккой. И подсказывает, - усложни. - Усложнить? Хорошо. Подними голову. Ну подними – так подними. Правда, взбешенного рычания сдержать не удается: Леонард принципиально против игр с асфиксией и принципиально против того, чтобы его держали за шею. - Замри. Не двигайся. Любопытство опять подводит доктора: если его не собираются душить, тогда что?.. Всё то же самое, только теперь не отвести взгляд, не опустить голову, и навязчиво-поглаживающие движения под подбородком доводят до края бешенства. Жаль, не до края оргазма, конечно. - Ты не справился, - с сожалением констатирует Каренг, а Маккой, к слову, готов убивать. Без скальпеля, взглядом. Даже у Кирка хватало человечности не издеваться так, а Кирк и гуманность другу вообще не представлены. - Так накажи, чего ждешь? Пощады просить не буду, - огрызается в который уже раз Леонард, как-то подзабыв, что рядом не Джим, и вряд ли сработает. - Ты хотел сложное задание, Леонард. И ты… старался. Но не справился. Ты готов продолжить? До тех пор, пока не справишься. Маккоя ведет. До марева в глазах, правда, вслух он еще всякое ненужное умудряется не ляпнуть. Но, думает Маккой, до этого совсем немного осталось. Потому что ты мой бог, чертов клингонский выродок. Персональное, блядь, божество. - У тебя самого пальцы дрожат, - мстительно шепчет Маккой, потому что говорить – голос сломается, подведет, разобьется скулежом и хрипом черт знает обо что. Но он замирает, позволяя издеваться над своим телом бесконечно долго, в конце концов, даже держать на краю надоедает. – Что, завело? - Давно, - соглашается Каренг. - Так, может, придумаешь что-то поинтереснее игр на выносливость? - Придумаю? Маккой рычит. - Не говори мне, что все, на что ты способен – это проверять, могу ли я перетерпеть, не отвечая, твои довольно приятные попытки меня приручить! - Удачные? - Что, блядь? – ошарашенно давится Леонард очередным раздосадованным рычанием. - Попытки приручить. Удачные? Скотина ты, - жалобно ругается в никуда Маккой. Вслух – вздыхает, покорённо склоняя голову. - Как никогда. Персональное мое, блядь, божество во плоти. Не говори только Джиму, он убьет сначала меня, потом тебя. - Кирк так сильно будет ревновать к одной ночи? Леонарду очень хочется рухнуть ничком на чертову кушетку, и еще – очень хочется разрядки, уже хотя бы просто облегчения, а не удовольствия. И да, выругаться тоже было бы неплохо. Слов только нет. - Одной ночи?.. Джим бы потребовал вторую и себе место в первом ряду – смотреть и комментировать, - досадливо выдыхает Маккой. Умиротворенно прикрывает глаза, расслабляясь и позволяя поднять себя, развернуть, прижать затылком к плечу, черт, эта скотина не то, что не раздеваться, она еще и доспех не постеснялась оставить. - Блядь. Теперь ты точно мое божество. Гремучий коктейль из ласки, контроля, силы и манеры оставаться при оружии, пока я тут ломаюсь до состояния готовой тебе сапоги целовать медузы. - Хм. А ты готов? Скотина же ты, соглашается Маккой со своим предыдущим выводом. - Пока нет. Но уже обдумываю этот… подожди, что ты… - давится Леонард своим недопризнанием, ошарашенно пытаясь извернуться и заглянуть хоть в лицо, если не в глаза «божеству». Но послушно прижимает руки к животу – как показано, как намертво фиксировано запястье, по крайней мере, одно. - Что-то поинтереснее игр на выносливость, - цитируют над ухом Маккоя его же собственную претензию, - нет необходимости придумывать. Я хотел этого сразу. Но тебе понравился тот эпизод с выполнением заданий. - И назад я своего мнения не… - Леонарда выгибает в дугу, благо, удержать на месте тут не считается особой проблемой. Пальцы скребут в спазме по собственной коже, цепляясь, продавливая… Леонард начинает смеяться, несмотря на скрутившую тело боль. Ладно, не такую уж и невыносимую боль. - Не хочу знать, в каком борделе ты подцепил эту идею, - хрипло делится Маккой, вдавливая пальцы уже сознательно и борясь с пошловатым желанием попробовать провести по натянувшейся стенке живота ладонью. Нет, правда, что он там не… не пальпировал? Сместивший внутренние органы чужой член? – Но она абсолютно крышесносная. Ты собираешься двигаться, или от вулканца заразился зависанием в пространстве и времени?.. К слову, продолжает мысленно ругаться Маккой, дотягиваясь до обезболивающего и кое-как натягивая форму (не хватало еще проверки в медблоке в начале третьего ночи, а ведь эти могут), у этого персонального божества, чтоб его сожрало его же остроухое, ни хрена не уставные сапоги. У него какая-то высокопрочная зашнурованная мерзость с откровенными вставками кевлара. И представлять каков на вкус кевлар, Маккой запрещает себе даже пробовать. Еще, блядь, не хватало!.. Что там смотрит Кирк, в принципе-то, Маккою не сильно интересно. Судя по звуковому сопровождению и слегка сбитому дыханию – на понятно какую тематику смотрит. Абсолютно Маккою не интересную. Вдохнуть и попробовать пошевелиться получается только пополам со стоном – на обезболе-то он до их с Джимом комнаты дошел и в постель рухнул, а теперь ни адреналина в крови, ничего другого, лекарственного и нелекарственного. - Джим, блядь… выключи эту мерзость, - морщится Маккой, ему полсекунды взгляда достаточно, чтобы заметить на экране оргию межпланетного профиля. Гребаный ксенофил. И нет, он не видел там арахнидов. Нет, блядь, Джим!.. - Неа, - лениво отзывается Кирк. Сидит, раскинувшись, разведя ноги и даже неувлеченно поглаживая полуэрегированный член через ткань форменных брюк. Маккой морщится снова и прижимает ладонь к животу. Память отзывается – охотно, услужливо, до ощущений, взрыва, стона… - Боунс, тебя наркотой накачали? Отходняки? - Сам, - отбуркивается Маккой. – Эдемом… восьмым. - А на хрена? – все так же лениво интересуется Кирк, звук у своего непотребства приглушает и откидывает голову. Словно задумал подрочить на охрипший голос доктора. – Пока ты спал, я полапал трикодер. У тебя даже синяков не особо. На хрена восьмерка? Стареешь? Заботливый, думает Маккой. Даже с благодарностью, что ли. Расслабленно выдыхает, жмурится. - Для полноты оргазма. Чтоб на старости было что вспомнить. Если доживу. Джим ржот. Прогибается, устраивается поудобнее. И предлагает: - Расскажи. - О, я лучше твоего видео?.. иди к черту, Джим. - Я уже выключил видео. Давай, расскажи. Итак, кого мне пристрелить за то, что он тебя так шикарно оттрахал? Как ни странно, но видео действительно выключено. Как все серьезно, с тоской думает Маккой и устраивается поудобнее. - Если пристрелишь, император, дураком останешься. Кирк урчит. Ему нравится прозвище, нравится, когда его так называют в глаза – с восхищением, ненавистью, досадой, вожделением… - Что мне с ним сделать?.. Ты вернулся сам и не выглядишь жертвой принуждения. Давай, Боунс. Не разочаруй меня. - Влюбить в себя, дать ему себя, мир и вон ту галактику на закуску. Я нашел тебе армию, император Кирк. Урчание становится на порядок довольнее. И даже с протяжным выдохом. Надо, блядь, запомнить на будущее. - А кто гарантирует преданность, Боунс?.. Ты и так стал чьим-то без моего ведома. Некогда было, неуспешно огрызается Маккой, но вслух не произносит ничего - из того, что хочется. - Влюби в себя, Джим, - и вся его империя сойдется на тебе личной преданностью. - Я еще не услышал имя, - выдыхает Кирк, а Маккой прикидывает, стоит ли еще потянуть время и вынудить Джима кончить под звуки чужого имени. Или не стоит. Наверное, все же не стоит. - Я его еще не называл, - мирно соглашается Маккой. – И не назову, пока ты не избавишься от привычки мастурбировать под допрос своего лечащего врача о его личной жизни. - Мой лечащий врач изъявляет желание проявить инициативу и помочь лично? Ага, хмыкает Маккой, размечтался, конечно. - Император признает свою полную несостоятельность в данном вопросе? Император, похоже, все-таки снова ржот. И, судя по шагам, подходит вплотную. Глаза приходится открыть, впрочем, Маккой не то, чтобы даже не особо удивлен – что он там не видел… аллергические реакции даже как-то поинтереснее будут. - Красиво, - соглашается Маккой, отвлеченно следя за движениями руки Кирка и не отодвигаясь от прогнувшейся под коленом постели. – Шикарно. Охренительно. Но если ты испачкаешь меня или подушку… …впрочем, когда угрозы останавливали Джеймса Кирка. - Иди к черту, император, - вздыхает Маккой и утирается. - Привет, - беспечно улыбается Кирк. Непослушные вихры на затылке, очаровательная улыбка, расслабленная поза. Кинжал под курткой, слова острее лезвия. Или смертоноснее нестабильного варп-ядра. – Хороший день, чтобы пообщаться, не находишь? - Вполне, - соглашается его собеседник, на голову выше и выглядящий… подавляюще. Даже при том, что остановился шагов за пять. Джим чуть покачивается с пятки на носок и обратно, явно намереваясь начать сокращать дистанцию. – Ну что ж. Аве, Кирк. - А чего приветствие-то ромуланское? – морщит нос Джим. – Что-то вроде – такая же пакость, обознался, упс? - Ты себя называешь императором. Упс, дипломатично. Один – ноль не в пользу Кирка. Но он готов немного уступить, чтобы ослабить чужую бдительность. - Меня называют, - поправляет он, жмурится на солнечные лучи и сокращает дистанцию больше, чем вполовину. – Кстати, друзья зовут меня Джимом. - А мы друзья? Кирку нравится: неизящно, подначивающе, грубовато, возбуждающе… азарт. - Ты спишь с моим доктором, - замечает Кирк с улыбкой. - Хм. Разве? - Давай пройдемся, - командует Кирк и разворачивается первым. Это не попытка продавить, но попытка тронуть… болото, зыбучие пески, бездонный океан, шельф гранита?.. Боунс редко ошибается в оценке других. Практически никогда. Сто шагов Джим отсчитывает, не прекращая улыбаться. Без предупреждения разворачивается, продолжая идти спиной вперед и цепко вглядываясь в глаза «партнера про прогулке». - Спишь, - подтверждает Джим. – Это такое переносное значение для обозначения очень личного взаимодействия. Не хочешь включить переводчик? Знаешь, терранцы довольно часто используют разные непрямые значения даже на стандарте, тебе, наверное, сложно… Провокация как она есть. Под пленкой притворного беспокойства о чужом комфорте. - Если терранцу комфортнее использовать непрямые значения вместо терминологически правильного обозначения, он может себе ни в чем не отказывать. Как вы называете разные вида секса, запомнить несложно. Два-один, пока не в пользу Кирка. - Не отрицаешь, - с удовлетворением тянет он. - Нет. К чему? - Но это мой доктор. Мой Боунс. - Кто-то оспорил твою власть над ним, Кирк? - Я к тому, что это мой человек, и ты делишь его со мной. Этого мало, чтобы называть меня Джимом? - Мне не нравится твое имя, Кирк. Вот же. Впрочем, ничего неожиданного, а Кирку начинает нравиться диалог. Язвительный доктор, пожалуй, тоже попал на этот крючок. - А Боунс, видимо, очень? - Леонард? Да. Хорошее имя. Сволочь, с восторгом жмурится Кирк. Закидывает руки за голову и смеется. - Боунс редко ошибается в окружающих. И если он сказал обратить на тебя внимание… …влюбить в себя… - …то ты очень, очень хорош. - Передайте Леонарду ответное уверение в его высокой степени профессионализма. - Каким бы профессионалом Боунс не был, это мой человек. А я оказался не в курсе. - Твой. Попросивший о защите и предложивший взять с него, а не предъявлять счет по адресу. - Вот же с больной головы на здоровую… - бормочет Кирк, переходя со стандарта на родной. – Мне бы понравился такой счет. Да и более обширную плату я вроде предлагал. И что изменилось? «Джим бы потребовал бы повторения и себе место в первом ряду», - примерно так шутит Леонард в промежутке между мыслью о том, что Кирк вполне может убить, и признанием в своей крайней заинтересованности происходящим. - А что-то изменилось? Кирк начинает выглядеть окончательно беспечным и беззаботным мальчишкой. - Действительно, - лучезарно смеется он. – Я все еще очаровательное и хрупкое существо, которое вне кинков и категорий. - Кинков и фетишей. - Действительно, - снова соглашается Джим. И обычно после этого многим становится ужасно, ужасно неуютно. Многим, но не всем. Иногда это приятные исключения. Иногда еще и полезные.