До встречи в Вутае!

Сефирот, в очередной раз прокручивая в голове их разговор с Клаудом, поднимался по лестнице в Лабораторию. Ему захотелось пройтись пешком. Генерал решил немного утрясти мысли после случившегося, но получалось только хуже — ему начинало казаться, что он повёл себя резковато. Полностью погружённый в свои размышления, Сефирот достиг нужного этажа и уже протянул руку, чтобы открыть дверь. Но внезапно она распахнулась. Генерал от неожиданности шарахнулся в сторону — то же самое сделал и вышедший на лестницу человек. Они подняли друг на друга глаза — изумрудный взгляд встретился с необычным карим, явно отсвечивающим тёмно-красным. «Винсент!» — все другие мысли тут же вымело из головы Сефирота. Да, это был он, мало изменившийся с их первой и до сего момента последней встречи. Длинные чёрные волосы, красный плащ, железная перчатка — вот, что в первую очередь бросалось в глаза, хотя, если уж начистоту, то Валентайн сам по себе был фигурой запоминающейся ничуть не меньше, чем Сефирот. Когда они с Клаудом разбудили (или правильнее было бы «пробудили»?) Винсента ото сна, тот рассказал, как показалось Сефироту, всё, что знал — а знал он немного. Просто несколько снов, в которых Лукреция якобы приходила к нему, или же он к ней — экс-Турк так толком и не понял. После этого солджеры уехали из Нибельхейма, Валентайн же остался там. Сефирот полагал, что больше никогда его не увидит. И вот, пожалуйста! Винсент смотрел на солджера широко распахнутыми глазами — судя по всему, он удивился не меньше. Они осторожно, точно могли подцепить друг от друга какую-то заразу, разошлись на узком пролёте, и генерал наконец-то получил возможность продолжить свой путь до лаборатории. «Уж не мстить ли он пришёл?» — мелькнула у Сефирота тревожная мысль. …Однако доктор Ходжо оказался живее всех живых. По результатам медосмотра он заключил: — Здоров, как всегда. Профессор поправил круглые очки и записал свой вердикт в медицинском листке Сефирота, прицепленном к планшету. — Угу, как солджер, — устало съязвил Сефирот, вставая с больничной кушетки и накидывая рубашку. Он переоделся сразу же, как пришёл от Лазарда — не обязан же генерал даже на медкомиссию в форме ходить, тем более что все эти ремешки сильно затруднили бы процедуру — пока их снимешь, пока наденешь… Хотя медосмотр и прошёл удачно, но не так быстро, как хотелось бы. Поскольку личным врачом Сефирота с самого рождения был Ходжо, пришлось подождать, пока док освободится. Вообще-то он являлся главой Научного Департамента, мало общего имеющего с медициной, но ведь и Сефирот был человеком весьма неординарным, а потому, как говорил сам профессор, ему требовались специализированные осмотры. Остальных солджеров обслуживала солджерская медчать, исключение делалось только для знаменитой «вутайской троицы». Правда, летом был случай, Ходжо не смог отказать себе в удовольствии лицезреть этого «совсем особенного» солджера, вчерашнего кадета, поэтому даже провёл ему первичную диагностику сам, пожертвовав драгоценным часом из рабочих суток. Обычно Ходжо к осмотрам относился очень серьёзно, но сегодня пару раз отвлекался, что показалось Сефироту подозрительным. Судя по сосредоточенно-напряжённому взгляду, устремлённому в планшет, дока заботили какие-то собственные мысли. — Что-то не так? — поинтересовался генерал, боясь перейти напрямую к интересующему его вопросу. — Всё как всегда, — поджав губы, ответил профессор, и это явно было ложью. Профессор помолчал немного, а потом, крепко сжав ручку в руке, добавил: — Всё хорошо. Валентайн по Билдингу расхаживает. — Да, я с ним на лестнице столкнулся, — негромко сказал Сефирот. — Да? — в тёмных глазах профессора появился блеск — генерал так и не понял, отчего. Как он подозревал, Ходжо и сам толком не знал, какие за чувства его обуревают. — И что он тебе сказал? — Да ничего. Он, как я погляжу, не очень-то разговорчивый тип, — солджер пожал плечами и подошёл ближе. — Но он ведь что-то сказал тебе, так? — Так, — кивнул Ходжо. — Когда я узнал, что он здесь, я сам предложил встретиться. Не могу тебе сказать, что наш разговор напоминал беседу старых друзей, однако же, мы оба получили то, что хотели — информацию. Сефирот пытался сообразить, какая же информация могла им понадобиться друг от друга, однако в голову ничего стоящего не спешило приходить. Генерал рационально решил, что проще будет задать уточняющий вопрос. Док поднял глаза на сына, и вечно опущенные уголки губ, придающие лицу суровость, приподнялись, намекая на улыбку. — Я спрашивал его о Лукреции. То ли этот Бахамут не сказал тебе всего, то ли до меня эти сведения были донесены не в полном объёме, Сефирот, но я сразу понял, что если я хочу найти мою жену, я должен сделать это сам. Ну а ему, конечно же, нужно было узнать, что за дряни я в него напихал, и как теперь с этим жить. Вряд ли он собирался возвращаться в Мидгар, однако я более чем уверен, что, столкнувшись со своей хаотической сущностью, понял — легче будет пойти на компромисс со мной. Никому из нас изначально это не нравилось, но обоим в итоге принесло пользу. Повисла пауза. Сефирот, обнаружив, что так и не застегнул пуговицы на рубашке, начал поспешно исправлять это досадное недоразумение. На самом деле его ни капельки не волновал Винсент. Ему был интересно лишь одно: — Так что? Ты нашёл её? — Да, — в голосе Ходжо послышались победоносные нотки. — Я знаю, где она может быть, и в самое ближайшее время собираюсь проверить свои догадки. …Сефирот уже выходил из Лаборатории. Одной ногой он ступил за порог, как вдруг резко повернулся. Серебристая грива взметнулась, рассыпавшись по плечам на беспорядочно упавшие прядки. Генерала осенил ещё один важный вопрос. — Кстати, а что Винсент делает в Билдинге, тем более на этом этаже? Сюда кого попало не пускают, а он, насколько я знаю, больше не Турк… Взгляд Ходжо потух, он скучным тоном пробормотал: — Как я понял, этот вутаец, Ценг, предложил ему контракт. — Контракт? Да это же чокобо на смех! — свёл брови генерал. — Турк-демон, да ещё и выглядящий так… Сефирот не смог выразить это словами. «Экстравагантно»? Для описания внешнего вида Винсента этого казалось недостаточно. Он вспомнил Турков — все, как один, в отглаженных пиджаках и брюках. Сказать, что Винсент будет среди них выделяться, означало ничего не сказать. — Короче, так, как даже наш Генезис не выглядит, — наконец, подобрал он сравнение. Профессор начал раздражаться, как это всегда было, если речь заходила о Турках. Пожалуй, это смело можно было назвать его больным местом. — Знаешь, я в подробности не вдавался. Но вроде бы этот контракт не на общих условиях, а составленный специально для него, Валентайна. Сефирот пожал плечами и, попрощавшись, наконец, вышел. «Уверен, Ценг знает, что делает», — решил генерал. Тем более что если бы в его собственном отделе случилась такая дилемма, то он бы смотрел на человека, а не на его внешний вид, и живым подтверждением тому служил полковник Рапсодос… да и отчасти он сам. …Сефирот, пока шёл по лестнице вниз, дважды обдумал, как и что нужно будет сказать ученику при встрече — мысли наконец-то вернулись в нужное русло. Он тихо вошёл в пустые тёмные апартаменты и, не заметив, что обуви Клауда нет на стойке, быстрыми лёгкими шагами прошёл в спальню. — Клауд, ты ещё не спишь? Я хотел сказать… — произнёс он, замерев на пороге. Здесь явно никого не было. Квартира пустовала — Сефирот это понял в один миг. В тот самый, когда увидел осколки стеклянной рамки, укрывшие фотографию неравномерными узорами — так нибельхеймский иней покрывает камни мостовой. На душе что-то противно заскребло, рука потянулась к мобильнику, но затем Сефирот замер. «Времени почти полночь. Он наверняка в казарме — где ж ему ещё быть! — а значит, выйти уже не сможет. Получается, что до моего возвращения мы не увидимся — завтра вылетать очень рано. Поговорить по телефону тоже не получится — все уже спят… да и потом, ещё не хватало выяснения отношений на глазах у соседей по казарме. Ну а звонки его смс поистине ужасны, боюсь, что в этом случае он точно всех перебудит, — рационально рассудил генерал. — Пусть лучше всё останется, как есть. Пока меня не будет, он перебесится, и всё решится само собой… я надеюсь». С этими мыслями он и лёг спать, однако, так и проворочался до самого утра. Дождь, который должен был по законам жанра убаюкивать, почему-то мешал и раздражал. Сефирот не помнил, когда он в последний раз мёрз, но сегодня было холодно, зябко и как-то неуютно. В результате едва он задремал, прозвенела противная трель будильника, и пришлось вставать. Настроение на день отлёта было испорчено ещё с ночи…