Fluffy Rage

      — И что Чимин нашел в тебе такого? — замираешь у раковины с салфеткой в руках, через зеркало смотришь на двух омег, что зашли в туалет, явно, не просто припудрить носик, и теперь подпирают противоположную от тебя стену, сложив руки под грудью, стираешь до конца капли на коже и продолжаешь смотреть на них, подозревая что-то неладное. — Не пойми неправильно, у тебя очень красивое личико, но, правда… Чем ты его привлекла? Он не ведется на таких тихонь же...       — Простите? — кидаешь салфетку в мусорное ведро, после чего поворачиваешься к ним и склоняешь голову в вопросе, поправляя тонкие лямки легкого рюкзачка на плечах, совсем не понимая, почему они к тебе пристали с весьма глупыми, по твоему мнению, вопросами. Не их дело, с кем ты встречаешься, даже если они — хорошие знакомые твоего парня.       — Было бы все очевидно, будь ты той, кто вешался на него, — хмурится одна из девушек, а после пропускает сквозь свои пальцы пряди смольных длинных волос, и ты следишь за ней, пытаясь вникнуть в смысл ее раздражения, — но, нет же, это он проявил инициативу, как по мне, это совсем ему не свойственно. Повзрослел? Влюбился?       — Извините, — ты делаешь шаг в сторону и замечаешь, как они отрываются от стены, чтобы пойти за тобой, — зачем вы мне это все говорите? Ну… Да, я встречаюсь с Пак Чимином. Вы же о нем? Что в этом такого?       — Что в этом такого? — на лице второй девушки, с короткой стрижкой, в которой виднеются прядки синих и фиолетовых цветов, появляется усмешка, от которой тебе становится противно. — Похоже, ты совсем не осознаешь, с кем ты встречаешься, милая! Какой наивный цветочек!       — Джиён, сбавь обороты, ты ее пугаешь, — на плечо девушки с каре ложится рука длинноволосой омеги, у которой взгляд, пожалуй, холоднее льдов в океане. Ты допускаешь мысль о том, что эту длинноволосую незнакомку стоит бояться больше её вспыльчивой подруги.       — Не пугает, а, скорее, напрягает, — ты делаешь шаг к ним навстречу, а затем еще один, вызывая в глазах омег огоньки удивления, и собираешься с духом, — я не понимаю, почему вы лезете ко мне со столь странными разговорами?       — Просто нам скучно, — непринужденно отвечает омега со смольными длиннющими волосами, кажется, они у нее до самой задницы, а тебя обдает холодом от нее, в носу застревает запах перечной мяты, и не сказать, что ты его любишь, — и, с недавнего времени, одиноко.       — Раньше, мы без проблем могли ластиться к Чимину, ведь этот мальчик никем не был занят, — тебя передергивает от того количества сахара, что добавляет в свой голос Джиён, которая делится совсем уж неприятными подробностями той стороны жизни Пака, которую ты не стала узнавать, — а, теперь, он занят тобой, целиком и полностью. Возможно, это слишком нагло будет — попросить его у тебя?       — В каком смысле — попросить? — у тебя брови съезжаются к переносице, ты игнорируешь вибрирующий в заднем кармане джинсов телефон и подходишь к этим девицам еще ближе, почти в упор, и каждой заглядываешь в глаза. — Вы его что, снять у меня хотите?       — Нет-нет, у нас и денег-то таких нет — позволить себе такого альфу может, точно, не каждый, — машет рукой девчонка с каре, а ты смотришь на нее, как на последнюю дуру, — просто, раньше… Чимин спокойно ходил между нами, омегами. Не думаю, что ты совсем уж не в курсе его любовных похождений. У нас у всех была негласная договоренность. Поэтому, мы подумали…       — Что? Что и со мной такую договоренность можно создать? — у тебя из глаз, вот-вот, посыплются искры, всего лишь короткий диалог с этими двумя, а тебя уже трясет от их предложения, ты задумываешься о том, с кем же общается Чимин, что к тебе лезут вот такие ненормальные его знакомые и бывшие. Не хочется за собой этого признавать, но ты безумно бесишься и думаешь о том, чтобы провести этому нахалу воспитательную беседу, а заодно узнать у него, сколько еще таких личностей тебе предстоит встретить во время ваших отношений. — Спасибо, обойдусь. У меня другие ценности в жизни, и одна из них гласит, что мужчина у меня один, делить я его ни с кем не буду.       — А я говорила тебе, что все, конец играм, — откликается на твои слова Джиён, однако, ее подруга поднимает руку, призывая ту замолчать, и склоняется над тобой, будучи выше, — Минги, ты что хочешь сделать?       — Ничего, — хмыкает она в ответ, внимательно всматриваясь в твои глаза, полные решимости и гнева, ты вся пышешь жаром, готовая воевать за своего мужчину, за своего альфу, за свои честь и достоинство, — она — интересная девочка, с характером, мне такие нравятся. Я бы ее взяла к себе под крылышко...       — Джинри! — вздрагиваешь от громкого возгласа, который эхом прокатывается по небольшому помещению, резонируя, и сразу понимаешь, что это запыхавшийся из-за волнения Пак. — Почему ты не отвечаешь на… Что происходит?       Поворачиваешь голову и натыкаешься на тяжелый карий взгляд, что переползает с тебя на мигом притихших, вжавших головы в плечи, девушек. Чимин глубоко дышит, его ноздри подрагивают то ли от нехватки воздуха, то ли от охватившей его злости, делает еще шаг к тебе и опускает руки на талию, тут же притягивая к себе и опуская подбородок на голову, прикрывает глаза и громко и долго вдыхает, чтобы твой аромат просочился в легкие.       — А, Чимин-и, — он лениво открывает один глаз и смеряет нечитаемым взглядом двух подружек, подбородком давит тебе на плечо, что даже больно становится, — мы уже уходим, ты не подумай…       — Стоять, — одно слово альфы, а они уже прирастают к земле, боясь даже поднять глаза на него, хаотично начинают бегать взглядом по всем поверхностям, а ты чувствуешь, как тебя сильнее сжимают, — Минги… Сколько раз я тебе говорил успокоиться за последний месяц?       — Не понимаю, о чем ты, — девушка путается пальцами в кончиках своих волос, а ты смотришь на нее и совсем не понимаешь, что к чему, но тебе интересно послушать, все же, ты оказалась втянута в совсем непонятные разборки, касающиеся твоего альфы, — это обычный вопрос, почему ты нас…       — Рот закрой, — рычит резко упавшим голосом парень, а его аура начинает поддушивать, давить, пригибать к земле, — я давно вышел из твоей игры, успокойся и отпусти свои обиды, они ж тебя гложут, как последний кусок мяса.       — Ты не понимаешь, — Минги вскидывает голову, в ее глазах стоят слезы, она прикусывает нижнюю губу, а ты вдруг чувствуешь усилившийся запах мяты, он, и до этого, был в воздухе, кружа немного голову, но теперь точно, пытается собой перебить остальные ароматы вокруг, — мне плохо, Чимин-и, без тебя.       — Мне-то что с этого? — хмыкает молодой человек, вжимаясь в тебя всем телом, ты чувствуешь напряжение его мышц, кажется, даже слышишь, как он скрипит зубами от накатывающей на него злости. Альфам противны усиленные запахи других омег, если они выбирают для себя единственно "истинную". — Нас ничего не связывает и не связывало, так что, не трогай моих людей.       — Метку оставил — и радуешься? — у тебя шея начинает нагреваться, ты поднимаешь руку и накрываешь ладонью след, у тебя, точно, идет онемение в кончиках пальцев, а в голове стремительно пустеет, так как запах сандалового дерева, вдруг, врывается в это помещение и начинает душить, кутать, прятать в себе, до такой степени, что тебя начинает потряхивать, а внутри все скручивает до болезненной истомы.       — Прошло почти три года, — шипит на нее Чимин, из последних сил сдерживаясь чтобы не сорваться, ведь рядом ты, а пугать тебя он совсем не хочет, хоть альфа в нем и слепит уже парню глаза, чтобы закончить за него дело, — Минги, у меня нет желания связываться ни с тобой, ни с твоей компанией, отвали уже и заруби себе на носу: подойдешь к Джинри — я пришлю своих людей. Свободна.       Джиён первая срывается с места, знающая о том, как может с ними разобраться Пак, и безумно напуганная, хотя последнее слово было адресовано вовсе не ей, ее подруга, жутко злясь, уходит следом, оставляя вас двоих в помещении. Ты, правда, задыхаешься, Чимина вокруг тебя слишком много, ноги не держат, они дрожат, потому скатываешься по его телу, слишком четко ощущая все его рельефы, все мышцы, бешено колотящееся сердце, что отдает тебе в спину.       — Джинри? Что с тобой? — ему ничего не стоит взять тебя на руки, ты сразу обвиваешь крепкую шею руками и жмешься всем телом, трешься головой, точно кошка, и закрываешь глаза, стараясь дышать глубже, отчаянно борешься с наваждением, так как, из-за сильной ауры альфы, твоя омега проснулась и теперь подавляет человека в тебе, выпуская наружу инстинкты, которые готовы скрести его кожу уже сейчас, вызывать громкое рычание изо рта альфы и бесконечно сливаться с ним.       — Воздух… Чистый воздух… — шепчешь еле-еле, в итоге, губами прикасаешься к тонкой ткани футболки, пуская через нее тепло по его телу, тебя знобит, тебе слишком плохо, еще немного, и контроль слетит, тебе страшно за то, что может произойти дальше, тебе срочно нужно успокоение, которого совсем нет, особенно рядом с ним.       — Твой аромат слишком сильный, — рычит, глотая гласные, Чимин, сам начиная сходить с ума от аромата персиков в своих легких, после чего, встряхнув тебя в руках, ногой открывает дверь так, что она с гулким эхом отлетает в стену, — потерпи немного, хорошо?       — Ненавижу, — находишь в себе силы усмехнуться, пока внутри все режет и переворачивается, лоно обжигает огнем, внизу живота тянет так сильно, что ты готова завыть, — женские туалеты.

***

      Чувствуешь сквозь сон, как мужское тело наваливается на тебя, хмуришься и предпринимаешь слабые попытки выползти, слышишь утробный рык в ухо и открываешь заспанные глаза, щуришься из-за попадающего в комнату солнца, Чимин ненавидит шторы, потому его окно оформлено весьма лаконично — донельзя чистое стекло с пустым широким подоконником, и даже намека на карниз нет.       Руки Пака сильнее вжимают тебя в с его тело, сонно хрипишь еще не прорезавшимся голосом, а после просовываешь руку и обнимаешь его в ответ, чуть впиваешься ногтями в его плотную кожу на спине, оставляя лунки-полумесяцы в ней, от чего парень дергается, а после ворочается, утягивая тебя за собой так, чтобы ты, в конечном счете, оказалась на его мерно вздымающейся груди. Устраиваешь голову так, что твое лицо утыкается ему в шею, подбородком чувствуешь острую ключицу, Чимин любит спать голым, чтобы никакая ткань не стесняла его движений, а кожа дышала. Ощущаешь его всего и тихо мычишь в тишину комнаты, наполняясь его запахом, как пустой кувшин наполняется водой.       Ты чувствуешь внутренней стороной бедра его утреннюю эрекцию и тихо усмехаешься в мужскую шею, а его ладони съезжают с твоей спины на талию, плавно, точно, ныряя, и проникают под простынь, что едва закрывает самое сокровенное, пальцы жгут кожу утренним жаром, мнут, подтягивают ягодицы, чуть раздвигают их, а затем, ладони устраиваются на булочках, успокаиваясь. Ты плавишься на нем, почти растекаешься и готова мурчать ему в ушко от бесконечного удовольствия.       — Кто бы мог подумать, что ты — жаворонок? — глотаешь зевок в словах и подтягиваешься еще выше, но не рассчитываешь и, по итогу, съезжаешь лицом в подушку под голову Пака, начинаешь пыхтеть, пытаясь выровняться, по итогу, молодой человек просто разжимает руки, и ты скатываешься с него, устраиваясь рядом и заворачиваясь в простынь, которая, честно говоря, начинает альфу бесить. — Возвращаешься далеко за полночь, а, все равно, вскакиваешь, самое позднее, в семь. И как тебе это удается?       — Я очень неспокойно сплю, — отзывается альфа и поворачивает лениво голову, утыкаясь носом в твои спутанные на затылке волосы, вспоминает, как накручивал их на руку и оттягивал, заставляя тебя запрокидывать голову, и облизывается, погружаясь в любимый запах, — и, да, извини, кажется, я зашиб тебя локтем во сне.       У тебя красуется синяк на ребрах, ночью, он, точно, шилом, впился локтем тебе под ребра, от чего ты даже проснулась и сдавленно вскрикнула, отворачиваясь от него. Вот и спи теперь с этим ненормальным, зашибет во сне и даже не проснется. Мычишь в подушку и чуть сворачиваешься, подбирая под себя простынь, у тебя выпирает каждый позвонок под тонкой кожей, спина оголена, поэтому Чимину ничего не мешает спуститься к ней и оставить первый поцелуй на шейном позвонке, вызывая у тебя крупные мурашки. Напрягаешься, второй поцелуй более мокрый, а третий вышибает из тебя воздух, так как горячий, чуть шершавый, язык Пака ловко выводит круг и ползет ниже, а мокрую кожу прижигает холодком комнаты.       Поворачиваешься к нему, отнимая возможность продолжать тебя ласкать и раздразнивать поцелуями и языком, и уже хочешь возмутиться его чрезмерному аппетиту с утра пораньше, как его руки стягивают с тебя простынь, полностью оголяя, а лицо утыкается в твой живот, зубы прикусывают кожу совсем слегка, однако, ты шумно выпускаешь остатки воздуха из себя и мычишь, зарываясь пальцами в его жесткие волосы, признавая поражение, задыхаясь в запахе свежезаваренного кофе, что распространился по всей комнате. Твоя омега просыпается внутри тебя, ты скулишь жалобно, отдаваясь инстинктам, выгибаешься, хочешь, чтобы вся твоя кожа была исследована Паком, его умелым языком, крепкими руками, внутри все горит, внизу сладко тянет, требуя заполнить себя до отказа, требуя члена и горячего семени. Черт, как же тяжело жить с инстинктами, которые, в такие моменты, сносят вам крышу, ты издаешь тихий писк, когда тебя снова кусают, а затем протяжно и громко стонешь, стоит пальцам раздвинуть твои влажные половые губы и проникнуть внутрь, лаская нежные стеночки, которые тут же обхватывают так сильно, узко, мокро, до безобразия пошло.       — Чимин… — ты максимально концентрируешься на словах, которые произносишь, даже на контрольных после трех бессонных ночей так не тупишь, как сейчас. — Позволь, хотя бы, в душ сходить…       На это альфа лишь рычит, бросая на тебя предостерегающий взгляд, пока его пальцы проникают внутрь до упора, ты сильнее выгибаешься, стоит подушечке большого пальца опуститься на горошину клитора и придавить, пуская волну дикого, простреливающего возбуждения по телу. Тебя крутит, внутри все лопается и растекается сладкой патокой, тянет приятно вниз, опуская все к инстинктам.       — Позволь, хоть, зубы почистить… — он резко подтягивается к тебе и накрывает губы в жадном поцелуе, сильно прикусывает и оттягивает нижнюю губу, показывая, где он видал твое желание.       Вымученно сопишь ему в рот и пытаешься сомкнуть ноги, тебя потрясывает, однако, его жилистая рука между бедрами, не дает сжать до конца, она крепкая, сильная, горячая, просто прикосновения кожа к коже уже выносят тебя и весь твой оставшийся разум. Опускаешь ладонь на его грудь, ясно прочувствовав рельеф мышц, скользишь вниз, по резанному прессу, точно, высеченному из-за постоянной сушки, медленно, под подушечками — выступившие вены на его выбритом лобке, кожа здесь жестковата из-за пробивающихся новых волосков, скользишь ниже, после чего отрываешь на мгновение пальцы лишь для того, чтобы сомкнуть их кольцом вокруг твердого горячего члена. Проводишь по всей длине и останавливаешься ровно около головки, оттягиваешь крайнюю плоть, опускаешь глаза и смотришь на яркую бордовую кожу головки, она выглядит так соблазнительно, вся блестит из-за выступившей смазки, из щелочки уретры выделяется предэакулят, накрываешь головку ладонью и прокручиваешь, слыша громкое шипение Чимина.       Не он один знает, как доставить удовольствие партнеру, однако, ты не настолько опытна, поэтому, резко сжав руку на стволе, издаешь сиплый хрип, перетекший в задушенный в подушке стон, когда ноготь большого пальца придавил пульсирующую горошину, а после, точно, чуть подцепил, надавливая вверх, у тебя звезды перед глазами, а внутри так сладко, так тягуче, все горит, что ты теряешься абсолютно в этих простынях, начинаешь метаться, зажмурившись, чувствуешь, как выступает пот на спине, как влажные губы целуют где-то в районе шеи, прихватывают пульсирующую венку под тонкой кожей, вы контрастируете друг с другом, ты на его фоне, точно, растекшееся молоко, а он карамелью оттеняет тебя, Пак оставляет следы на тебе, на ключицах, груди, шее, плечах. Ненасытный, ему всегда тебя мало.       Россыпь укусов, засосов, мокрых поцелуев образует целый букет, и ты то проваливаешься в жерло вулкана, то покрываешься слоем толстого льда.       — И все же, моя милая омега, — ты сжимаешься и тихо стонешь в плечо Пака, содрогаясь в волне оргазма, накрывшей так резко, с головой, унося тебя на самое дно наслаждения, туда, где мягко и тепло, где мышцы, потихоньку, расслабляются, а дышать становится чуточку легче, — ты опять кончила быстрее меня, всего лишь от моих рук. Джинри, ты такая очаровательная.       Момент — он уже нависает сверху, а после резко склоняется. опираясь на локти, чтобы уткнуться тебе за ушко, а ты собираешь руками простыни в многочисленные складки, стоит его члену медленно проникнуть в тебя и заполнить собой полностью. Черт… Как же хорошо, как же нужно. Одной рукой скользишь по его шее и зарываешься в короткие волосы, чуть тянешь их, вырывая из парня стон сквозь стиснутые зубы, он прикрывает глаза, ты видишь, как дрожат его ресницы, а после руки проникают под твою спину, спускаются и надавливают на поясницу, ты прогибаешься и ахаешь, широко распахнув глаза, промежность донельзя чувствительна после оргазма, а угол проникновения меняется, половой орган давит на стенки, растягивает их, у тебя слезы в уголках глаз собираются от того, насколько же тебе хорошо, ты не выдерживаешь, хнычешь громко, чуть извиваешься в сильных руках и вскрикиваешь, когда мужские пальцы опускаются на клитор, добавляя остроты, итак, ярким ощущениям. Слишком много, слишком крышесносно, всего вокруг тебя много.       Чимин усмехается, утыкаясь лицом тебе в шею, и хрипло, громко дышит, а у тебя кровь шумит в ушах, ты слетаешь с резьбы своего разума, инстинкты окончательно завладевают телом, затыкая тебя. Твои пальцы впиваются в его кожу на спине, оставляют полосы, ногти цепляются за выпирающие лопатки.       Чуть поворачиваешь голову и кусаешь за ушную раковину альфу, вырывая из него внезапный высокий рык. Да-да, ты тоже можешь устроить ему подлянку.       Пак улыбается, но прячет лицо в твоем теле, в твоей коже, в твоем аромате, который, кажется, сведет его с ума. Если уже не свел, он не знает. У него в голове ясно горит только одна мысль, она не дает ему теперь покоя никогда, выдалбливает изнутри все, вырезает кровавую татуировку на сердце. Ты его. А он — твой.