***
— Я провожу тебя, — ты вздрагиваешь из-за неожиданно низкого голоса и поворачиваешь голову к Чимину, который подпер ближайший фонарный столб у выхода из университета и теперь крутит в руках телефон, — я знаю, что ты ходишь через мой район, так что вызываюсь тебя проводить. — Спасибо, не нужно, — ты была бы рада его обойти, да только парень резко подрывается с места и встает перед тобой неприступной скалой, закрывая путь и хмуро смотря на тебя, не принимая отказа, его рука замирает в воздухе, явно, уже готовая было хватать тебя за плечо, — почему ты не даешь мне пройти? — Потому что на моей территории возобновились нападения на маленьких и беззащитных омег, прямо, как ты, — Пак склоняет голову и заглядывает тебе в глаза, он слишком близко, ты, буквально, дрожишь, внутри тебя твой зверь поджимает уши и склоняет голову к земле, подчиняясь альфе, лидеру, и это все видно, как на ладони, — мы усиленно патрулируем территории и ищем нарушителей, но, все равно, сейчас моя территория под знаком повышенной опасности. Так что, будь паинькой и не возникай — просто дай проводить тебя. Последние слова он с рыком выдыхает тебе в лицо, опаляя его теплым дыханием с запахом мяты и арбуза из-за недавно выплюнутой жвачки, а его глаза сверкают такой решимостью, что тебе не остается ничего, кроме как сконфуженно кивнуть. Новость о нарушителях его территории не так встряхивает и пугает, как сам Чимин, который, буквально, таранит себе дорогу к твоему сердечку, душе и самым темным ее закоулкам, действуя весьма грубо, но эффектно. Мигом, с твоих плеч стягивают рюкзак, возмущенно успеваешь издать только писк, как вновь встречаешься с жестким взглядом альфы, придавливающим к земле, и проглатываешь все слова, застывая на месте и не веря, что Чимин, пусть и в такой грубой форме, решил понести твои вещи. Семенишь следом и постоянно ловишь на себе взгляды молодого человека, пока сама изучаешь асфальт под ногами, тебе и страшно, и уютно быть рядом с ним, вокруг него такая сильная аура безопасности, у него широкие плечи и крепкая грудь, обтянутая белой футболкой до такой степени, что, даже, неприлично — ты можешь увидеть темные ореолы сосков, просвечивающие сквозь ткань. Ты удивляешься, как ткань еще не трещит от натяжения, хочешь дать ему совет купить вещи на пару размеров больше, но осекаешь себя, ровняешься с ним и идешь по левое плечо, иногда бросая робкие взгляды на его красивый профиль, особенно выделяя острый угол челюсти и небольшую горбинку на носу. — Я видел, что ты сворачивала сюда, — альфа сворачивает на более узкую дорогу и останавливается, чтобы пропустить тебя вперед, — я не знаю твоего места жительства, так что показывай дорогу. — Отлично, — выдыхаешь, пока начинаешь подниматься в небольшую гору, Пак следует за тобой, чуть ли не наступая на пятки, и ты даже задумываешь о том, чтобы резко остановиться и спровоцировать столкновение для того, чтобы сбить с него всю спесь, — теперь ты, еще, и адрес моего дома знать будешь, мистер Большой Нахал. — Может, я и нахал, который, несомненно, останется в плюсе, — слышишь в его голосе отчетливо теплые нотки, наверняка, у него на лице появилась усмешка, альфа доволен собой, — зато я не подлая тварь, которая способна напасть исподтишка. Я предпочитаю… Действовать прямо. — Оно и видно, — бросаешь через плечо, после чего с криком отлетаешь к стене, смотря на то, как жестяная банка, до этого с громким скрежетом упавшая из забитого мусорного бака, начинает катиться вниз, пока ее не придавливает челси Чимина. У тебя сердце стучит где-то в горле, а ладони начинают усиленно потеть из-за вдарившего по крови адреналина, — мать честная, у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. — Ты боишься громких звуков? — у парня бровь взлетает в вопросе, он поднимает банку и легко сминает ее гармошкой в руках, а ты кривишься из-за звука. — Согласен, неприятный звук, но ты меня поражаешь. — Просто выкинь это и пойдем, наконец, — обнимаешь себя за плечи и продолжаешь подниматься, задираешь голову и смотришь на вечернее небо, по которому быстро бегут кучкующиеся облака, передавали дождь, видимо, совсем скоро, он разразится. Ты ненавидишь болеть, но, судя по всему, сегодня все предрасполагает к тому, чтобы ты слегла с температурой, — не хочу мокнуть под дождиком. — Разболеешься еще, — откуда ни возьмись, на твою голову опускается капюшон толстовки, и ты вздрагиваешь, а Пак делает шаг в сторону, — накинь, холодает уже. — С-спасибо, — просовываешь руки в рукава и понимаешь, что кофта тебе сильно велика. Она вся пропахла Чимином, его сигаретами и одеколоном, потому, непроизвольно, начинаешь дышать глубже, загоняя аромат кофе себе в легкие, у тебя ноздри дрожат, это не укрывается от довольного произведенным эффектом Пака, — и хватит так смотреть, альфа-грубиян! — Против инстинктов не попрешь, малышка, — он улыбается, демонстрируя свои острые белые клыки, и вдруг резко меняется в лице, отводя взгляд куда-то за тебя, и ты замираешь, стоя к нему лицом, а спиной к дальнейшей дороге, — зайди мне за спину. — Зачем? — Просто. Зайди. За спину, — чуть ли не рычит на тебя Пак, ты, решив не спорить и проглотив обиду на этот тон, мышкой ныряешь за него и только после этого позволяешь себе развернуться и посмотреть туда, где ты до этого была. — Какие люди, и без охраны, — разводит руками какой-то рослый мужик, ты резко закрываешь рот рукой, так как его феромоны начинают душить тебя до такой степени, что слезы выступают на глаза, а во рту образуется комок, — сам главнокомандующий Пак Чимин! — Какое громкое название, можно было и скромней, — бросает ему в ответ молодой человек, скидывая с плеч оба рюкзака и двигая шеей до хруста, ты чувствуешь, как усиливается его запах, он окружает тебя, дышать становится чуть легче, а внутри начинает теплиться огонек, требующий того, чтобы ты его спроецировала на парне, — вы забрели сюда по делу, как я гляжу? Не стыдно шкодить на чужой территории, подобно оторвавшимся от мамки щенкам? — Гляди-ка, у самого еще клыки не до конца заострились, а уже как хамит нам, — за спиной мужчины появляются еще двое, таких же мощных, страшных, с голодными взглядами, которые мажут по тебе и твоему телу так противно, точно, только что к тебе прикоснулся чей-то огромный язык из зловонного рта. Их феромоны, скорее, не привлекают тебя, а душат и пугают, благо, ты за Чимином, в его запахе тебе проще и стоять, и концентрировать свое внимание, — может, тебе пару зубов выбить, а, Чимин-и? — Мне пробить тебе череп, чтобы мозг на место самому поставить? — низко рычит Пак, расплавляя плечи и делая шаг назад, чтобы закрыть тебя еще больше, рефлекторно с ним отступаешь, иначе каблуки его обуви наступят тебе на пальцы ног. Ты хочешь прижаться к нему, омега в тебе скулит, прося внимания, однако понимаешь, что ему сейчас не до того, чтобы успокаивать тебя, ему, элементарно, защитить тебя нужно. — Или руку выбить? Сломать колено? — Не слишком ли ты громкий? Язык бы тебе оторвать! — один из обидчиков вдруг сгибается и разводит руки в стороны, планируя с разбега схватить Чимина и сжать до перелома позвоночника его за талию. — Отойди в сторону, — ты киваешь головой, как глупый болванчик, и делаешь широкий шаг как раз тогда, когда мужик срывается с места, закрываешь рот руками и подавляешь крик в собственных ладонях. Пак легко уворачивается, а ты пищишь, вжимаясь в стену, боишься того, что здесь происходит, понимаешь, что становишься свидетелем адового месива между альфами, которые, чего доброго, и тебя заденут. Сползаешь по стеночке и утыкаешься носом в холодную молнию толстовки, вдыхаешь запах парня и стараешься себя успокоить, хоть слезы уже и стоят в глазах. Ты боишься за него даже больше, чем за себя, смотришь на то, как молодой альфа бьет ногой под колено напавшему, заставляя того рухнуть, не теряя времени, седлает его сверху и наносит сильный удар по лицу сжатым кулаком, снося кожу своими многочисленными кольцами. Он защищает не только территорию сейчас, но и тебя, маленькую и слабую омегу, поэтому действует быстро и немного хаотично. Затем, он хватает альфу за голову и резко отклоняется назад, в следующее мгновение, с силой врезает ему по лицу головой, до такой степени, что до тебя долетает хруст сломанного носа. Ты зажмуриваешься и жмешься ближе к стене, сцепляешь руки в замок и молишься о том, чтобы все обошлось. Вздрагиваешь и снова слышишь хруст, тупые удары головы происходят с равномерными промежутками, теперь ты понимаешь, о чем люди говорили, когда упоминали фирменное забивание Чимином врагов. Забивание головой. Ты очень надеешься на то, что Пак Чимин не пострадает.***
— Ну ты, конечно, зверь, — Пак утирает стесанным кулаком нос и шмыгает им, на коже остаются кровавые подтеки начавшей сворачиваться крови, — троих уложил, никого не позвал. Все из-за Джинри, да? — понизив голос и подойдя ближе, присаживается перед разложившемся лениво на асфальте Чимином Джебом. — Нас бы вынесли уже, пока я дождался помощи, — у него во рту стоит вкус крови, противный такой, металлический, альфа бесконтрольно лижет разбитую верхнюю губу и смотрит в совсем уже потемневшее небо, чувствует, как на щеку падает первая крупная капля дождя, — она хотела успеть домой до дождя. Эх, я облажался. — Глупый, какой же глупый альфа! — ты раскрываешь над ним зонт, наспех вытащенный из своего рюкзака, о котором ты совсем забыла, и падаешь рядом на колени, закрывая его от начинающегося дождя, парень удивленно на тебя смотрит, даже забыв о крови, выступающей на губе и затекающей в рот. — Тебя никто не учил обороняться? Урок первый: помимо того, чтобы нападать, нужно еще и держать оборону! Молодой человек криво ухмыляется и тут же шипит от боли в стесанном уголке рта, после чего, кряхтя, садится на асфальте, его классные блестящие ботинки теперь все содраны и в пыли, кое-где, на подошве, видны крапинки крови, но ты старательно на них не смотришь, сосредоточив все свое внимание на лице перед собой. На человеке, которого хочется укутать в свои объятия и осторожно сжать, убаюкать и снять всю ту боль, что прострелила его тело. Ты видишь начинающие проявляться синяки, по утру, они все будут черными, огромными, у тебя снова слезы, шмыгаешь носом и салфеткой пытаешься хоть чуточку стереть застывшую корку крови под носом Чимина, однако, он перехватывает твою руку и несильно сжимает, глядя прямо и уверенно в глаза. — Да будет тебе известно, моя милая Джинри, — шепот у него хриплый, сорванный из-за криков и рыков голос дает о себе знать, — я ни о чем не жалею сейчас. Я смог тебя защитить и устранил главных нарушителей своей территории, считай, убил двоих зайцев одним выстрелом. — Какой же ты… — ты поджимаешь губы и осторожно утыкаешься лбом в его лоб, весь в крошащейся корочке крови, всего пару часов назад, этим лбом Пак забил последнего противника, сверкая глазами, налитыми кровью и бешенством. — Вот, что мне с тобой делать? — Принять, простить и полюбить? — нежно трешься кончиком носа об его нос и дышишь его запахом, смешанным с тяжелым ароматом крови, все это забивается тебе в легкие, даря со сладкой истомой еще и горчинку грусти, сглатываешь вязкую слюну и прикрываешь глаза, слушая его тяжелое, наполненное полностью тобой, дыхание. Внутри все ходит ходуном, спазмы в желудке перебиваются бешеным стуком сердца, а с губ срываются судорожные вздохи почти затихшей истерики. — Я подумаю, — тихо выдыхаешь в его губы как раз тогда, когда вы слышите рев сирены скорой, ты даже не уверена, что за ним, Чимин смог что-то расслышать, но горящий взгляд говорит об обратном. А повторять свои слова, в данной ситуации, тебе, честно говоря, страшно.