***
Ему было жарко. Тихо. Просто невыносимо в этой комнате, куда никто и не думал заходить на пятом этаже. Особняк был действительно огромен, а здесь — в самом конце, возле ступеней, ведущих вниз, была целая пустующая комната, которую периодически заваливали драгоценными вещами. Антиквариат в будущем отправлялся на аукцион, а до того момента просто пылился здесь. Пылился… Кажется, Адриан сейчас тоже занимался чем-то подобным. Среди этих безликих стен и пыльных окон. Но если леди Маринетт сказала, что здесь безопасно, он будет здесь. И хотя на самом деле, никто из обычных людей какой-либо опасности для него представить не мог, ему просто хотелось остаться здесь рядом с леди. Одна мысль о ней вызывала сладкую судорогу. Одно воспоминание заставляло саму душу трепетать, а низ живота — болезненно ныть. Каждая клеточка его тела горела без её крови. Сладкая. Эта молодая женщина действительно была чем-то вроде лучшего в мире десерта. За недолгую жизнь Адриан Агрест пробовал на вкус не так много людей и все они были отвратительными. С привкусом гнили и нереализованных желаний. В них сочилось разочарование, боль и тысячи мыслей, сплетающихся в один тугой узел, развязать будет не в силах, наверное, даже Создатель. А надо ли это ему? Но Маринетт Дюпэн была несколько иная. В ней не горели желания, связанные с властью или деньгами, благополучием и состоянием, в ней не копились приторные мысли с оттенком зависти или раздражения. В крови молодой леди бушевал настоящий огонь страсти. Она хотела его. Он это точно знал. А ещё искренно жаждала ему помочь, и эта жажда душила так, словно удавка на шее. Разорвёт ли он её? Адриан не знал, но был уверен, что сам отсюда не уйдёт ни под каким предлогом. Брюнет устало посмотрел на капли воды, стекающих по стеклу. Ванная комната была вся в пару, но ему это нравилось. — Как хорошо, что здесь есть ванная, — пробормотал он, откидывая голову назад, на спинку. Расслабление тем временем — увы — так и не приходило. Он желал очистить голову хотя бы здесь, в ванной рядом с новым местом своего ночлега. Но выходило скверно. Мысли роились вокруг одной и той же особы, вид которой забыть Адриан был не в силах даже во сне. Рядом с ней было стыдно, чертовски смущающе и так голодно. Но без неё… совсем тоскливо. Адриан резко выдохнул. Вспоминать о томном выражении лица леди было неправильно. Практически давиться ощущениями, которые вызывало соприкосновение их тел было неправильно. В конце концов, срывать с себя белье, желая не только освежиться, тоже было неправильно. Но в этот раз выбора иного просто не было. — Если не избавлю себя от этого, — Адриан скептически посмотрел вниз, — то точно сойду с ума. Он представлял её влажные губы, по которым бережно водил пальцами. Они пахли лилиями и шоколадом, который она давала ему по вечерам. Его губы против воли расплылись в лёгкой усмешке. А затем Адриан небрежно оттянул длинные тёмные пряди, зачесывая те назад и открывая ровный лоб. Пропускать мягкие, уже не жесткие и непривычно чистые пряди сквозь пальцы было приятно. Пришлось немного привстать, чтобы сесть поудобнее и тут же практически задохнуться от горячего пара, ударившего в нос. Но отказываться было поздно. Чувства уже затопили с головой, куда болезненнее, чем какой-то паркий воздух. Он оскалился, тут же ощутив, как выпирающие клыки упёрлись в края нижней губы. Маринетт Дюпэн всё также блистала перед его глазами, мысленно извиваясь от движений его рук. Неумелых, только изучающих её чувственные изгибы. Он зажмурился сильнее, не желая прогонять это наваждение с привкусом её шоколадно-лиловых губ и сладкой крови. Нежная, холодная, манящая. Такая освежающая и возбуждающая одновременно. Она позволяла делать с собой довольно интимные вещи без малейших сожалений, словно желала отплатить за что-то. Но за что? Кажется, Адриан ещё ничего ей не дал. Наоборот, давала она. Всю себя без остатка. Адриан сильнее откинул голову, хватая ртом воздух. Его представление, как он утыкается в ложбинку между её небольшой груди, как прикусывает тонкую кожу и проглатывает звонкие стоны, было слишком реальным. Но он продолжал это делать ещё усерднее, двигая рукой вниз живота. Наверняка, Адриан не имел права даже прикасаться к ней. Но остановить был уже себя не в силах. Не в силах с того самого первого прикосновения, которое изранило её тонкую ножку. От этого щемило где-то в груди. И чувства смешались. Потому что… Он не должен был её касаться, но прикосновением мог излечить. А затем ещё тысяча разных «не должен». Проводя рукой по собственному напряжённому телу, Адриан думал о её невероятном теле, открытом для него. Ждущем его. Это было по воле инстинктов. И… это снова было всем. Он вспоминал, как прикусывал её раны, как испил сладкую кровь. Как облизывал нижнюю губу и посасывал её до пульсации, вызывающей дрожь по всему телу. Рот. У неё был красивый рот. Звонкий смех, вырывающийся с него, не мог сравниться с приглушёнными стонами. Это было куда интереснее. И запретное желание воспылало вновь. Адриан правда тонул, ощущая жар. И, конечно же, не от дурацкой воды, окутывающей его тело. Гореть было по-извращённому приятно. Каждой клеточкой, каждым вздохом. Каждой мыслью. Рука, наконец, потянулась к напряжённому члену. Адриан молниеносно распахнул глаза, несмотря на то, что желал быть в прострации после первого прикосновения. Пальцы шевельнулись, проводя по горячей коже вниз. А воображение услужливо дорисовало стонущую девушку перед ним. С распростёртыми объятиями и разведёнными в стороны ногами. Как и пару дней тому назад в хозяйской ванной. Но… они не закончили начатое. Рука резко сжалась, а с губ сорвался тот же горький стон. Разочарования, боли? Дарительного желания. Очередное движение и ладонь сжалась у основания члена. Кровь в нём кипела, как никогда. Адриан мог поклясться, что впервые чувствует такой плотский зов. Это было, безусловно, постыдным удовольствием, волны которого выгибали его тело и вынуждали также безотказно двигать бёдрами навстречу сжатому кулаку. Его леди продолжала в мыслях выстанывать сладкие речи. И Адриан был с ними согласен. С каждой из них. Лишь бы её губы не смыкались, а тело продолжало взывать к нему. Лишь бы это не кончалось. Никогда. Биение сердца было неровным, но Адриану было плевать. Жар требовал выхода. Страсть нуждалась в нём. А он… в ней. — Маринетт, — выстонал брюнет, дёрнув головой. Он быстрее задвигал рукой. Слишком. Всё было слишком. Болезненно, безудержно. Хотелось ли ещё? Конечно, только по-настоящему. Врезаться в стройное тело, прочувствовать всю глубину эмоций, сойти с ума от укуса на шее. Хотелось услышать эти зубодробящие влажные шлепки тела о тело. И, не понимая, почему это так просто, он кончил. Рык вырвался сам по себе. — Какой позор, — пробормотал он с последних сил и практически сползая на край ванной. Ранее не хотелось подобного. Ранее не хотелось её. — Но я бы хотел ещё, — протянул Адриан, горько улыбнувшись. Под кожей бурлила кровь, смешиваясь с собственным разочарованием. Ведь он понимал одно: такими ласками, как в прошлый раз, он не насытится.***
В обеденном зале царила привычная душная тишина, от которой обычная семья непременно бы поспешила избавиться. Веселье в это время года царило, наверное, во многих деревенских семьях, не говоря уже об аристократских домах. Украшенные гирляндами стены блистали издалека и приковывали взгляды, а множество дорогостоящих подарков у камина в гостиных вызывали неизменный трепет в душе. Но это было в нормальных семьях. В доме Агрестов царил мрачный покой. И чем дольше так было, тем сильнее напрягались плечи юной девушки с иссиня-черными локонами. Она ненавидела этот покой всем сердцем и душой. Безусловно, в раннем детстве она мечтала хотя бы о подарках у камина и тысячах маленьких огнях возле дома. Теперь… хотела лишь одного. Чтобы о ней забыли. Это был бы лучший подарок этим зимним вечером. И во всех других вечерах тоже. При таком раскладе она бы не вышла замуж снова. Не обязана была бы заводить семью и тем более — детей. Последнее было особенно устрашающим. Ведь жить с нелюбимым человеком кое-как ещё можно, но вот обременять себя ребёнком от незнакомца? Смогла бы она? Вряд ли. Хотелось именно семьи. Где-то далеко за городом. У самых гор в лесу. С тысячами огней и украшений. И камином, возле которого бы сидел, тихонько посапывая, маленький пухлый ребёнок. А делал бы он это под чутким присмотром отца и ее самой. Вот только это было чем-то из рода фантастики. Что-то Маринетт подсказывало, что тишина в доме Агрестов была неспроста. Разумеется, её явно торопились выдать замуж. Снова. Именно поэтому она была обязана посещать все опостылевшие мероприятия, и именно поэтому отец практически всегда сопровождал её вначале мероприятия. Затем, тактично откланявшись, отправлял её беседовать с толпами высокопоставленных особ. Тут было не до празднества. Габриэль Агрест усердно подыскивал нового кандидата — будущую жертву его политических интриг. Позволить тому, чтобы от такого брака у неё был малыш, Маринетт просто не могла и всеми силами молилась о бесплодии. Пусть она юна и вся её жизнь впереди. Пусть она обречена и теперь обременена определённым долгом. Но лучше так, чем искалечить ещё одну жизнь по воле маразматичного старика с черствым взглядом. К счастью, пока что давящая атмосфера в доме была единственным, что должно беспокоить Маринетт. О причине она сама, впрочем, догадывалась. Именно эта причина сейчас проводила спокойные вечера на четвертом этаже этого проклятого особняка. И благодаря этому, судя по всему, походы на светские балы пока откладываются. Габриэль Агрест потерял сына, которого считал монстром. Неожиданно. Беспричинно. Опасно для него. Маринетт отложила столовые приборы и бережно сложила салфетку, вытерев руки. — Мари, — подал голос Габриэль по другую сторону стола. — Случилось ли что-нибудь, пока я отсутствовал? Про себя девушка почти злорадствовала. Она была готова к подобным расспросам, ведущим прямиком в тот самый пустующий подвал. Благо, было у неё и время на должную театральную постановку эмоций, которую она сейчас благородно изобразит на своём милом личике. Состроив лёгкое удовлетворение и почти счастье на лице, Маринетт пролепетала: — Конечно, отец! Я посетила пять чаепитий, дважды побывала у графини и получила приглашение к герцогине Хлое Буржуа, от которого, вероятно, отказаться снова не смогу. Габриэль нахмурился. Девушка выглядела беззаботно и счастливо. Ни секунды не колеблясь и не раздумывая, она ответила на провокативный вопрос. Очевидно, Маринетт понятия не имела, что отрепье в подвале исчезло, подумал Габриэль. Это было даже лучше, чем он мог себе представить, ведь означало, что его дочь не посещала его и не сблизилась с ним настолько, чтобы выпустить из заточения. Следовательно, опасения были беспочвенны. Маринетт никогда не была лгуньей в его глазах. И это было великолепно. То, о чём можно не беспокоиться, это характер малышки, безоговорочно доверявшей ему — отцу, спасшему её от неминуемой голодной гибели. — Полагаю, ты права, — кивнув, сказал мужчина. — Отказаться от приглашения герцогини будет невежливо. Когда ваша встреча с ней должна состояться? Маринетт продолжила легко и приветливо улыбаться, тщательно имитируя предвкушение от будущей встречи. — О, совсем скоро. Уже завтра я посещу дом Буржуа, отец. Сегодня даже довелось провести несколько часов в бутике Шамаль, чтобы подобрать достойный наряд. — Выбрала? — без особого интереса произнёс Габриэль. Темноволосая кивнула. — Конечно, со всей придирчивостью. Также я выбрала тебе на заказ три новых костюма — из последней коллекции. Надеюсь, ты не будешь против? Как я знаю, скоро пройдёт бал в доме семьи Лейф, а затем несколько торжеств в домах Ким и Ренкомпри. Полагаю, нам следует быть готовыми. В очередной раз удовлетворённо кивая, Габриэль лишился последних подозрений. Девушка привычно ухаживала за домом и посвящала всё свободное время делам их семьи, вопреки всем подозрениям Натали. Упоминание последней на долю секунды даже разозлило Габриэля. Женщина посмела сомневаться в его воспитании дочери. Очень зря. Он непременно накажет её излюбленным способом. — Превосходно, — пробормотал Габриэль, витая в собственных мыслях. — Займись приготовлениями, как обычно. К сожалению, мне надо покинуть тебя сегодня пораньше — дела не ждут. Вежливо вставая из-за стола, девушка почтительно кивнула, а затем поклонилась. Удивившись тому, как легко ей дался этот жест доверия, недоуважения и терпкой покорности. — Тогда я поспешу подготовить меню на эту неделю и займусь документами, которые недавно принёс дворецкий. Не хочу, чтобы это отвлекало тебя, отец. — Благодарю, — хмыкнул Габриэль, заканчивая свой ужин. Круто развернувшись на каблуках, Маринетт едва совладала с собой. Силы, истраченные на эту беседу, были поистине нечеловеческими. Чтобы восполнить утраченную энергию, ей придётся очень долго отходить от нервных потрясений. В какой-то момент Маринетт даже подумала, что не выдержит пристальных и колких взглядов на себе. Её прожигали, испытывали и подозревали. Но она выстояла. Пришлось несколько недель готовиться, подбирать каждый жест и улыбку, вытренированную перед зеркалом поздним вечером. Под веками заплясало воспоминание о темноволосом юноше, беспокойно ерзающему на широкой кровати в пустующей комнате. Маринетт качнула головой. Нет, она определённо не жалела об истраченных силах. Она даже была горда собой. Эта юношеская улыбка в будущем может покорить мир. И пока она сможет защитить её, она будет продолжать ставить всё в этой схватке. Лишь бы Адриан Агрест покинул этот проклятый дом. И больше никогда — никогда! — сюда не возвращался. В сердце закололо. От мысли об этом почему-то стало тоскливо.***
Состроив страдальческую мордашку, Хлоя недовольно топнула ногой. — Что ж, я поехала, — сказала темноволосая. Игнорировать недовольство было проще простого. Почти. — Неужели ты снова покидаешь меня? Кагами поджала губы, остановившись у двери открытой кареты. Снег продолжал осыпаться на её плечи, словно на замершую когда-то статую. — Что… с тобой? — нахмурившись, произнесла она. Было всё ещё непривычно выражать свои чувства. — Я буду грустить, — честно сказала Хлоя, превращаясь в ребёнка с капризами прямо на глазах удивлённой прислуги. — Но буду ждать твоего возращения. Не переживай, я со всем справлюсь! — Слишком сильное заявление для той, которая сама корсет расстегнуть не может, — Кагами покачала головой и повернулась. — Не будь занудой, Кагами, — белокурая девушка снова надула губы. Ухватив Кагами за холодную руку, она с трепетом ту сжала. — Вернусь до наступления полудня, — смутившись, брюнетка отвернула голову в сторону. Просияв, Хлоя тут же кивнула. Когда карета оказалась за пределами её острого взгляда, девушка резко обернулась к ожидающей приказов горничной. — Что-то не так, моя госпожа? — Отправьте завтра карету к дому Агрестов, я ожидаю прибытия герцогини, — Хлоя загадочно хмыкнула. — И сделайте всё в нужном виде. Завтрашний день был слишком важен. Она сделает всё так, как надо.***
Скучающе откинув от себя очередную увесистую стопку книг, Адриан посмотрел в окно. Скоро его двери должны были распахнуться и предвкушение не давало сосредоточиться на чём-то конкретном. Он ждал, что безумный, этого момента. Преданно и безотказно. А когда в дверном проёме возникла она, Адриан понял, что снова сходит с ума. Кажется, окончательно. Этот невинный и трепетный взгляд, эти хрупкие опущенные плечи. Нежная улыбка и развевающиеся при малейшем движении сияющие локоны. Девушка была безупречна и проста в своей красоте. — Тц, — Маринетт цокнула языком. — Ты напугал меня! Заключив девичью фигурку в свои объятия, Адриан тайком усмехнулся. — Просто хотел поприветствовать вас, леди. Отстранившись, он почувствовал некое смущение. Так было каждый раз, когда девушка смотрела прямо в его глаза. А то, что она не испытывала при этом страха, было привлекательным настолько, насколько свежи его воспоминания их последней встречи. Маринетт поняла, что сошла с ума, наверное, раз в двадцатый за сегодняшний день. Иногда ей даже казалось, что разум покинул её. Но теперь, глядя на долговязого молодого человека в простой белой рубашке и черных брюках, она осознала: нет, вот где безумие. Вот он, кромешный Ад, сотканный из её желаний и чувственного порока. Адриан Агрест умудрялся быть привлекательным даже без дорогой одежды и украшений. Ему достаточно было быть собой. А эта блуждающая улыбка, наполненная неловкостью и ноткой смущения, просто вскружила ей голову. «Почему-то рядом с ним всегда так, — подумала девушка. — Всегда смущаюсь, словно в первый раз». Ей и раньше казалось, что он красив, но это было заблуждением. Он был дьявольски хорош собой. Невозможно идеальным. Как удержаться? И — главное — есть ли в этом какой-то смысл? Веревочки на вороте его рубашки неловко болтались, от чего Маринетт, что завороженная, прошествовала вперёд. — Наклонись, пожалуйста, — неловко прошептала она. — Хочу завязать. Ткнув пальчиком, девушка протянула свои руки вперёд. Это оказалось сложнее, чем она думала. Запах мужского тела пьянил её, выбивая дух. Чудом не закашлявшись, Маринетт усердно перебирала пальчиками и пыталась завязать неподдающиеся ниточки. Некстати вспомнилось то, что тревожило её не меньше, чем сам юноша. — Кстати, а как ты выбрался из заточения? Адриан неловко почесал затылок и отстранился. — Сломал замок. Маринетт замерла. — Руками? Молодой человек пожал плечами. — Ну да. Он рассыпался на кусочки. Вы об этом беспокоитесь, что я оставил следы? Левый глаз синеволосой нервно задёргался. «Да сколько же силы в этом теле?!». Очевидно намного больше, чем её собственной выдержки и здравомыслия. — Нет, отнюдь не это теперь меня беспокоит, — сипло прошептала она. Изумление на её лице было таким неприкрытым, что хотелось рассмеяться от собственного безумия. Обуревающие душу чувства лились наружу, сжигая всё на своём пути. Было больно. — Почему… Почему ты раньше этого не сделал? «Он всегда мог уйти от своего палача… Так почему, почему же он остался?». Адриан снова неловко улыбнулся, вызвав болезненную резь в глазах Маринетт. — Я не видел в этом смысла, — выдохнул он. Вот так просто. Вдребезги. Всю и без остатка. Он окончательно вышиб её сознание за пределы тела. Не видел в этом смысла? — Мне с детства говорили, что я монстр, — продолжил шептать брюнет. — Что не должен причинять боль другим. И что даже думать нельзя о том, чтобы прикоснуться к человеку своими грязными руками. Я думал, вы знаете… Сердце замерло также, как и сама она. Болело неимоверно. Этот невинный человек продолжал её удивлять. Да так сильно, что хотелось биться головой о стену. Чистая, непорочная душа. В её глазах появились холодные слёзы. Это она не имела права себя жалеть. Вообще ни единого и ни на секунду. Кому и было в этом доме ужасно, так этому цветку с зелёными очами. Но даже так он не сетовал на судьбу. Лишь искренно не желал кому-либо причинить вред. Видимо, своим поведением, она заставила его тревожиться и только потому он пришёл в тот вечер к ней. Сам. И с этими чертовски тревожными глазами… Она задрожала. — Ты больше никогда не вернёшься в клетку, Адриан, — мрачно сказала Маринетт, сжимая кулаки до хруста. — Никогда не спустишься в подвал. Запомни, как я и говорила раньше: ты — не монстр. И ты можешь касаться чего хочешь. Адриан приподнял светлые брови в удивлении. — Значит, я могу касаться вас? Щёки Маринетт вспыхнули алым цветом. Кажется, она никогда не привыкнет к этой невинности. С привкусом крови. В такие моменты ей казалось, что перед ней не юный мальчишка, а умелый манипулятор, мастерски выворачивающий любую тему на свой лад. — Да, можешь, — она выдохнула. Чувство жалости всё ещё душило. Оказавшись подле девушки за спиной в мгновение ока, Адриан недобро сверкнул глазами. — Тогда, я могу коснуться здесь? — он провёл прохладными подушечками пальцев по тонкой шее. — Можешь, — хриплый голос был таким непохожим на привычный скучающий тон, с которым Маринетт доводилось беседовать с окружающими. Стянув край её платья и оголив бархатную кожу, Адриан утробно зарычал. — И даже здесь? — Я дам тебе столько крови, сколько потребуется, — спешно сказала синеволосая, всё также сгорая от смущения. — Прежде чем ты покинешь этот дом и будешь в безопасности. Адриан замер, тут же оскалившись. — Я не уйду без вас. Маринетт тут же гневно вспыхнула. Так было каждый раз. Каждый проклятый раз. Стоило поднять эту тему, как нежный и невинный цветок показывал шипы, о которые разбивались всё её разумные и неразумные доводы — Посмотрим, — сказала Маринетт, нахмурившись. — Моя леди, — сухо сказал Адриан, прежде чем вонзить клыки в податливую плоть. — Я покинул стены темницы, но это не значит, что покину этот дом. Не уйду, пока не уйдёте вы. Довольно. Ни слова об этом. Он прижался всем естеством к её телу, а затем ловко провёл руками по тонкой талии. Резкий тон был таким непривычным, отчего изумиться довелось в разы сильнее. Словно вся нежность сошла с брюнета одним махом. Увы, поскольку тот стоял к ней спиной, Маринетт так и не увидела нечто важное. Чёрные как смоль волосы на несколько секунд стали кристально-белыми…