Наш с тобой мир

      Дышать дома нечем — воздуха не осталось. Мы выкурили его полностью и дотла, даже не потушив бычки. Они так и дымят, сворачивая кислород грубыми облаками.       Ты одетый в мою футболку, с голыми ногами и встрёпанный до безобразия. Ноги зацелованы, руки скрещены на груди… на шее мои метки, а на плечах зреющие синяки. Ты Принц, но сейчас ты не особо отличаешься от девки на трассе. И мне это нравится. Мне нравится, как ты, фарфоровый мальчик, держишься гордо, несмотря на то что твоя напудренная кожа испачкана. Ты всё так же прекрасен, как и твои струящиеся стеклянные волосы, в которые в очередной раз попал солнечный зайчик.       На лице у тебя оскал. Даже не спасают красные щёки и розоватая, приятного на ощупь и глаз кожа. Тебя я могу узнать из тысячи. Потому что ты такой единственный. У всех остальных лица грубые, рваные, с худой и бледной, как скисшее и покрывшееся пупырчатой коркой молоко, кожей… челядь, но мне ли это говорить?       Покорно сижу в твоих ногах. Охраняю и жду приказа. Ты же развалился в большом кресле, обитом кровавой бахромой. Моя футболка достаёт почти до середины твоих ляжек, но ты всё равно закидываешь одну ногу на другую и быстро косишься на меня. Послушно целую твои пальцы и трусь щекой о ступню…       Девушка напротив смеётся и улыбается своей алой помадой. Её бледные жёлтые глаза уставлены прямо на тебя. Вы смотрите друг на друга, как заворожённые, а я стараюсь отвлечься от мыслей, что я здесь лишний.       Роза. Твоя бывшая. Пусть и бывшая, но всё ещё имеющая над тобой власть. Одна-единственная в своём роде. Неповторимая и яркая.       Эгоистка с дефицитом внимания. Ещё более капризная, чем ты. Впрочем, именно от неё ты и набрался этих замашек.       Как и разных привычек: курить, пить, употреблять, не разбирать партнёров, резать без ножа… всё это она породила в тебе. Именно она тебя испортила. Милого, невинного мальчика, который некогда был моим, и это было взаимно…       На ней подстать под цвет помаде бархатное платье, колготки в сетку и высокие каблуки. Все признаки роскоши и вульгарности. Не достаёт разве что золотых колец-браслетов, но зелёные замшевые перчатки и тяжёлые медальон и серьги скрашивают облик получше различных дешёвок. Она властная, это видно. Видно не только по её внешности, но и по глазам. Таким бледным, но в то же время ядовитым. Дело не в цвете и не в том, как она хмуриться и улыбается одновременно…       Дело в том, как пронзительно она смотрит.       Из-за этой пронзительности её душа открыта, но именно поэтому она может открыть и твою душу. Вы не произносите ни слова, но в то же время понимаете друг друга. У вас разговор на уровне мыслей, на уровне голых и обострённых душ, если они у вас вообще остались.       В руке она держит пистолет, уставленный прямо на тебя. Одно неправильно движение, и тебе придёт конец. Двигаться можно только мне, как непослушному псу.       Но будучи хитрым Лисом, я замираю и играю в гляделки вместе с вами. — Мне нужны глаза, — ни в одном слове не скрыто подтекста. Она говорит прямо, без задней мысли. Один раз она заявила тебе, что хочет твои руки, и ты всерьёз чуть их не отрезал.       Ты не можешь ей не подчиняться. Потому что лишь благодаря ей ты всё ещё живёшь. Зачем ты тратишь себя на этот ужасный мир я не знаю, но ты продолжаешь цепляться за любую возможность. — Сколько?       Твой голос невольно дрожит, хотя вид не подаёшь. Я трусь щекой о твою коленку и осторожно целую её. Ты, вроде, успокаиваешься, но ничего в ответ не произносишь. — Две тысячи.       Твои пальцы сжимаются на плечах, потому ты скидываешь свои ноги и, схватив меня за ухо, утыкаешь носом меж ляжек. Я послушно целую их и мелко лижу. — Как быстро? — В течении месяца. — Тебе по почте или налом? — Налом, сладкий, налом, — эта сумасшедшая ехидно улыбается. И пусть я не вижу её белых зубов, но слышу, как они противно скрипят. — Справишься?       Ты ничего не отвечаешь. Слабо ведёшь по моему бритому затылку, а второй рукой поднимаешь моё лицо. — Только игрушки мои я оставлю при себе, — давишься этими словами и смотришь прямо на меня.       В твоих глазах холод. Я замерзаю. Кислород покидает лёгкие, а в венах застывает кровь. — Твои игрушки меня не интересуют. Просто достань мне глаза, — она выкидывает бычок прямо в стакан с водой, встаёт с кресла напротив, стряхивает пистолет и подходит к тебе. Одной рукой она поднимает тебя за подбородок и дарит на прощанье кроткий поцелуй. — Развлекайся, сладкий, но не забывай, кому ты действительно нужен.       В комнате пустота. Лишь ты всё также сидишь в кресле и стираешь салфеткой помаду. Тебе противно, тебя трясёт. Я всё ещё сижу подле тебя и смотрю, как тихо скатываются на пол слёзы. Впервые за долгое время ты позволяешь себе слабость. — Я не хочу всего этого, — вновь шепчешь ты, как молитву, и закрываешь глаза ладонями. — Я так не хочу всего этого…       Я мягко веду по твоим коленям своими грубыми лапами. С рубцами и царапинами на красивой коже они смотрятся просто ужасно. Моя кривая улыбка, которую я тебе дарю, когда ты заплаканными глазами смотришь на меня, выглядит не лучше.       Ты тянешься ко мне своими тонкими руками и долго-долго целуешь в лоб, скулы, губы.       Тебе так в эту минуту больно и печально.       А я так в эту минуту одинок…