Наш с тобой мир

      В мире, где беззаконие цветёт и пахнет Красной Розой, наркоторговля идёт полным ходом, проституция приветствуется на каждом шагу, а убийства — поправки в статистике, ты угоняешь тачки. Угоняешь умело и постоянно разные. Иногда не только тачки, но и мотоциклы, байки, скутеры. Бывало, пару раз, когда ты угнал велосипед, и даже тот ты умудрился втюхать какому-то наивняку. Обобрал с него за кривой багажник и сдутые шины так, будто продавал Феррари. Ты в этом мастак… есть в тебе эта жилка: даже самую бесполезную вещь втюхаешь не за три копейки, а за целое состояние. Видимо, верно говорят, что у рыжих нет души, ведь дурить людей тебе ни капельки не стыдно и ни разу не тревожит твою пропащую душу.       Один раз ты обвёл вокруг пальца и меня: сказал, что тачку недавно подлатали, и она могёт как новенькая, а на деле оказалась корытом. Дранным, ржавым, ни на что негодным. Но я не мог тебе отказать. Ни твоим рыжим глазам, ни твоей кривой улыбке, ни твоему сердцу. Ничему из этого я не мог сказать нет.       Если раньше, как пишут в книжках, в приличном обществе романтика крутилась вокруг внимания и красивых подарков — вонючек всяких и блестяшек, — то сейчас романтика криминальна. Хочешь завоевать кого-то — сотвори как можно больше зла, подставь как можно больше людей, пролей на холст не масло, а бензин, и когда твою картину выставят на аукцион, сожги её к чёртовой матери, чтобы сгорело всё здание. И пусть оно горит всё ярким пламенем, ведь…       Зло — главный страх в нашем бренном мире. Главный, и единственный. Никто не боится сумасшедших, никто не боится темноты, собак, мелкой живности. Все боятся страха. И пока люди ломают голову над тем, что такое этот «страх», гниют в нём. Они боятся того, что они боятся. Нелепо, неправда ли?       Но я не боюсь. Сколько бы раз не разбивали об мою голову шоты, сколько бы раз у моего виска не появлялось дуло пистолета, мне не было страшно. Мы все сдохнем, так чего боятся? Лучше жрать экстази двадцать четыре на семь и пребывать в пьяном угаре, чем дрожать от назойливого чувства. Так намного веселей и интересней. Жизнь должна быть наполненной не только двумя тонами, а целой палитрой, радугой! Ах, какая красивая радуга нарисована в книжках!       Кстати про интересы: у каждого они свои. Вот только, раскладка их поменялась от тех, что в книжках. Хочешь трахаться? Вали в паб. Хочешь угонять машины? Вперёд и с песней! Интересы — это очень хорошо! Они дают тебе свободу действий! Это ли не прекрасно?       Думаю, ты меня понимаешь. Поэтому ты снова смотришь на меня заискивающим взглядом и приглашаешь в свою новенькую бэху. Через пару дней ты её сольёшь какому-нибудь типу, но сегодня она твоя. Я, конечно, люблю машины побогаче, но всё зависит от тебя, мальчик. Удиви меня, несмотря на то что сейчас по моим венам течёт далеко не кровь.       Оправдываешь мои ожидания: везёшь ни к себе на хату, ни в дешманский мотель. Вот он, пять звёзд. Лианы струятся по колонам, как и задумано высокими дизайнерами. В центре тропинки — фонтан. И он плещет в разные стороны своей водой, опрыскивает траву, людей возле него. Противненько, но миленько.       Ты замечаешь это и берёшь меня на руки. Несёшь, как жениха, но не как Принца. Ошибки, мой милый, они доведут тебя до могилы.       Номер снимаем быстро и попадаем в него быстро. Целуешься ты тоже быстро, резко; кусаешься, жрёшь. Я смеюсь от боли, с которой ловлю кайф. Как только экстази выветрится из моей башки, эта боль будет не в кайф, но это будет позже, а пока…       Простыни подо мной слишком жёсткие, слишком колючие. Ты видишь, как корчится моё выражение лица, поэтому усмиряешь своего дружка и отправляешь меня в душ, пока сам меняешь постельное. А ты быстро учишься, малыш. Но в отличие от тебя моюсь я медленно, растягиваю островки пенки по телу, каждым пальчиком перебираю все свои изгибы, собираю все крупицы грязи. В коем-то веке удалось нормально помыться, так почему я должен тебе угождать?       Ждёшь под дверью смирно, как верный пёсик. Но повадки у тебя лисьи: ныряешь своей рыжей макушкой под моё полотенце и тащишь опять к кровати. Я смеюсь, а где-то в глубине души отчитываю тебя за твоё ребячество. Какой же ты проворный.       Мягко, словно я в лепестках орхидеи. Да и запаха никакого нет. Точно орхидея. Спокойная, размеренная… никакого желания на секс. Но я не расстраиваю тебя, только мягко отталкиваю и прогоняю в душ. Гигиена прежде плоских утех.       В своей быстрой манере возвращаешься ко мне и тянешь удовольствие поцелуями: ведёшь дорожку от солнечного сплетения к паху, целуешь невесомо, царапаешь своими лопнувшими губами каждый миллиметр моей нежной кожи. Но мне это нравится. Эта боль мне нравится. Но только сейчас!       Экстази бьёт по ощущениям, из-за чего каждое прикосновение — новая вспышка. Я будто под камерами. Раз вспышка — одно фото, два — второе. Но у нас не фотосессия, а порно. Такое дешманское, с кучей софитов из настольных ламп и упырём. Вот только кто из нас двоих этот упырь знаю только я.       И пока ты мерно двигаешься во мне, пишешь мои стоны на внутреннюю плёнку, пока луна бьёт холодным, блеклым светом по нашим телам, а души сплетаются на периферии удовольствия, я думаю о том, как бы тебя побыстрее сожрать. Высосать всё до последней капли: твою душу, твою улыбку, твоё сердце…       Кончаем мы как всё в том же дешёвом порно: вместе, придыхаясь. Ты валишься подле меня и тянешь белёсую струйку по моему животу. В темноте твои глаза отдают изумрудом, самым чистым, самым настоящим, и от этого где-то в районе сердца щемит. Как мне тебя жаль. За твою шкуру отдали бы так много, но мне так не хочется этого делать.       В мире, что гниёт Красной Розой, нет места любви. Это низкое чувство. Это слабое чувство. Если ты любишь, ты априори слабый. Все возвышенные чувства, о которых пишут классики, все сказки про принца и принцессу — всё это давно усохло. Моим миром правит секс, им правят деньги, им владеет наркота. А всё остальное — признаки слабости. И тебе лучше держать эти признаки при себе. Кто знает, может, уже сегодня тебя разберут на органы и продадут сумасшедшим учёным на опыты.       Нельзя в этом мире быть слабым. Слабые не выживают. Все растения и животные — погибают, люди — мрут как мухи на болоте. И всё из-за слабости. А слабость порождает страх…       Солнце лижет мою кожу приятным теплом, кусается своими лучами. Мы в номере одни. Твои глаза смеются, мои — усмехаются. Мы до боли похожи, оба побывали во всех слоях нашего умершего общества, оба носим булыжник на душе. Мы улыбаемся друг другу так, как умеем: я искренне, ты — кривыми губами и дурным прикусом. Мы оба безумно влюблены друг в друга, но тебе ничего не стоит обвести меня с очередной тачкой, а для меня совершенно ничего не значит, если на Рынке за твою шкуру спустят на пару копеек меньше. Мы отчаянно влюблены, но нам плевать друг на друга. Как всем в этом мире. Мы просто соответствуем эталонам.       Мы целуемся в последний раз, так долго и нежно, как только можем. Прощаемся перед ещё незабытым прошлым, но уже горящим ярким пламенем будущим.       Простыня струится мягким шёлком по телу, а жгущая ручка пистолета слилась с моей рукой. Я тону в лучах утреннего солнца и с болью в глазах смотрю на тебя. Ткань падает вниз — я абсолютно голый. С уверенным видом взвожу затвор и…