Чёрный Оникс

Цзинь Гуанъяо с коротким вскриком подрывается с ложа, стискивая ледяными пальцами расшитую на груди рубаху. Не увидев никого подозрительного в комнате, подтягивает к себе тяжёлое одеяло и заворачивается в него, как в кокон. Но даже так, даже через плотную ткань пробивается ненавистный голос. Ты за всё заплатишь. Пожалеешь, что укусил меня за хвост. Пожалеешь, что вздумал меня очернить. Ты, да, ты! Ты пожалеешь, ещё как пожалеешь! Вот что говорил ему во сне Вэй Усянь. «Это просто сон, — убеждает себя мужчина. — Это просто кошмар, ничего такого. Нет, нет, Гуанъяо, ты просто перебрал за ужином вина!» В ответ раздался истерический смех. Опять этим голосом! «Ты пожалеешь! Пожалеешь! Ты за всё ответишь, за всё заплатишь!» — Нет, — тихий скулёж. «Позорище! Ты так перепугался, хотя это даже не реальность! Старейшина Илина не может заставить тебя держать перед ним ответ! Он ведь давно мёртв, ты просто слишком много выпил!» «Ты пожалеешь! Ты пожалеешь! Твои кишки будет клевать вороньё!»  — Да хватит уже! — Цзинь, вскакивая и путаясь в одеяле, одним махом опрокидывает в себя графин с водой, до этого стоявший на столике. А безумный хохот всё не умолкает. Мужчина начинает позорно всхлипывать, когда последние связные вопли, последние жуткие смешки тонут, сливаются в один леденящий кровь вой. «Я приду за тобой!»  — Нет, — Гуанъяо уже готов молить кого угодно, лишь бы этот голос оставил его. Это продолжается уже третью неделю, и никакого спасения нет. Только проснуться вовремя, а потом быстро-быстро попить воды — тогда его не поглотит неизвестное чудовище, чем-то напоминающее волка (правда, колоссальных размеров)… Тогда над ним не разверзнется пылающая бездна его пасти, тогда не сомкнутся за спиной громаднейшие зубы… «Так и становятся сумасшедшими? Когда уже не пытаешься сражаться с голосами, а позволяешь им творить всё, что они хотят? Неужели так просто, без всяких заморочек, можно перейти эту черту, неужели она настолько тонка?» «Нет, нет, надо бороться! Нельзя потворствовать, нельзя!» «Зря, всё зря… Он не уйдёт. Он не оставит меня в покое. Будет появляться снова и снова, пока я совсем не утрачу рассудок… А разве я уже его не утрачиваю?» «Когда это началось? Когда я взял в руки и спрятал в тайник Стигийскую Печать? Или когда исполнял приказ о пленных остатках клана Вэнь? Или, может, ещё раньше — когда поднялся по золотым ступеням?» «Ты ответишь за всё!» Тот же голос — но ясный и холодный, не оставляющий надежды — так кинжал скользит в горячей плоти к сердцу. Как… как клинки Дзями из чужих воспоминаний. Цзинь Гуанъяо вздрагивает и сжимается ещё сильнее. Такого… не было раньше. «До этого говорила Тьма, — вдруг мелькает птахой мысль. — Это говорило то чудовище — там, во сне. А это… это он! Это точно Вэй Усянь!!!» «Зря ты со мной связался, Цзинь Гуанъяо.» — Зря… «Ты же понимаешь, что это даром не пройдёт?» — Даром не пройдёт… «Мы ещё встретимся. Ты ответишь за всё.» — Отвечу… «Надо же, моя Тьма тебя сильно потрепала, хаха! Послушный какой, ты смотри!» Мужчина подтягивает к себе ноги, утыкаясь в колени лбом и беззвучно рыдая. «Хищник… хищник проснулся… я его разбудил… Как ступил на золотые ступени, так и в добровольцы вызвался на растерзание…» «Что же я натворил!!!» ***  — Хэй Мин, значит? — тёмная фигура лениво покручивает флейту, нефритовая подвеска поблёскивает в блеклом свете, пробравшемся с безлюдной улицы. — Именно, господин, — яркие глаза прикрываются, когда до ушей доносится свистящий вздох: — Пусть наследник Не потом не жалуется на меня. Убрать его. Пятнадцатый шиди этим займётся. — Да, господин, — зыбкий силуэт исчезает, стоит только руке хозяина подать знак. «Плохо… — вздыхает Вэй Ин, прикрывая глаза, словно (хотя, почему словно?) стараясь скрыть проступившее в глубине зрачков страдание. — Неужели мне снова придётся дёргать за чужие ниточки сознания? Снова тратить огромное количество сил, связываясь с Тьмой и вытряхивая из Гуанъяо весь хлам, что он успел накопить? Как же не хочется опять валяться без сил и оплачивать лишний день…» «Но ещё я хочу помочь Мэн Яо. Не Ляньфан-цзуню, не Цзинь Гуанъяо, не «сыну шлюхи». А Мэн Яо. Тому самому искреннему Мэн Яо, который не носит тысячи масок; тому гениальному стратегу, а не подлецу, действующему во имя цели и признания отца… хотя это почти одно и то же, но не важно». «Знаешь, Мэн Яо, а я ведь ужасный человек на самом-то деле. По крайней мере, ты не убивал ни в чём не повинных людей собственными руками… Что мне сделала Мин Мин? Ничего. И тем не менее я её убил, потому что это был заказ. А заказ — не поле боя, где жар бьётся под кожей; это размеренно текущая кровь и запах беззаботности ни о чём не подозревающей жертвы…» «Хотя, кто из нас ужаснее? Мы оба монстры. Ты заставляешь других убивать, я убиваю сам — единственное, пожалуй, наше отличие. А сейчас я — убийца и чудовище — готов помочь такому же убийце и чудовищу. Да-да, Мэн Яо, так нас обоих окрестили люди, только двух разных сортов. Похоже на плохую шутку, не находишь?» «Да о чём я с тобой вообще болтаю? Ты всё равно не послушаешь — поди, лежишь и бьёшься в ознобе под одеялом. Ничего, скоро почувствуешь изменения в себе, поймёшь, для чего созданный мною кошмар приходит каждую ночь.» ***  — А-Яо, тебе нездоровится? Ляньфан-цзунь опускает опухшие от бессонницы и слёз глаза, лишь чтобы не видеть этого взгляда Лань Сичэня — проникнутого заботой, обеспокоенного. — Всё в порядке, эргэ, не стоит волноваться, — до зубовного скрежета противная вежливая улыбка, ставшая одной из многочисленных его масок. — Я просто немного не выспался. «Да, правильно, Цзинь Гуанъяо, ты просто молодец! Ври, ври напропалую самому дорогому человеку после дагэ!» Невысокий мужчина нервно перебирает свитки в руках, пока едва не бежит в противоположную от Нефрита сторону. «Ненавижу уже это враньё! Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Почему я должен врать всем этим людям?» Потому что он сам на это подписался. Здесь, в Башне Кои, не ценят открытость и честность. Здесь не так, как в Нечистой Юдоли. Цзинь Гуанъяо мельком покосился на проходящего в отдалении Главу Не и горько вздохнул. «Хватит мечтать. Он до сих пор не до конца тебе доверяет. Да и вообще вы слишком разные люди». Именно с такими мыслями мужчина садится за свой столик и связывает ци со Сферой. ≈ (За завтраком Вэй Усянь до сих пор ощущал на себе сочувствующие взгляды соучеников и заинтересованные — детей. А ещё понимающие — старших заклинателей. И это ничуть не помогало улучшить его подавленное состояние.  — Эй, — Вэй Шао окликнул его уже на пути к классам, — хочешь, после уроков кое-что интересное расскажу? Усянь машинально кивнул, даже не задумавшись над тоном, которым произнёс это дагэ. А на занятиях уж было не до того: лекция, после — практика с артефактами, отнявшая немало сил, а под конец урок истории и вводная часть обширного раздела «Анатомия и физиология» вымотали и смутили окончательно.) ≈ Цзян Чэн понимающе хмыкает. О, эту щекотливую и в каком-то смысле даже постыдную тему проходил и он в Облачных Глубинах. Правда, после таких занятий всенепременно ловя то на себе, то на однокашниках чересчур уж пристальный взгляд старика Цижэня и его подмастерья-ледышки. ≈ (…Рядом на холодные камни присел Суаньсу и так же бездумно, как и сам Усянь, уставился на горный хребет, уже сплошь побелевший от снега, только кое-где изрезанный чёрными выступами скал и синими точками и бороздками особо упрямых, скрюченных сосенок и елей. Со склона открывался вид на ставшую враз неприветливой долину: первые домики-клетушки местных охотников и некоторых особо аскетичных членов клана; дощатые тропки, сосудами пронизывающие чащобу и пожелтевшее, обнажённое поле. С серого неба уже слетали крупные, пока ещё робкие, снежинки; по соседнему склону ползла в низовья отара овец — пастух наверняка то и дело подгоняет их окриками и посвистываниями, а две, обязательно две, огромные и мохнатые, как медведи, собаки снуют рядом. И пусть Вэй Усянь собак не любил и боялся, но тех из них, кто выполняет свою работу, очень даже уважал и такого страха не испытывал.) ≈ Сичэнь прикрывает на миг глаза, аккуратно вдыхает-выдыхает, запечатлевая картину в памяти. Двое: старший и младший, рядом маленький волчонок, дальше лес, домики-клетки, дорожки, соседний склон с отарой, пастухом и собаками… ах, каким унынием и очарованием веет от этого пейзажа! Обязательно перенести на бумагу, желательно сегодня — чтобы не стёрлись никакие детали, чтобы передать всю печальную красоту горной осени! Может, даже дедушке показать, он точно оценит — думает мужчина, мельком покосившись на не менее вдохновлённого старика в толпе. ≈ (Шаман под боком завозился и чихнул. Вэй Ин, сразу же улыбнувшись, почесал его за ухом и поднял к себе на колени. Суаньсу вскользь бросил: — Он быстро растёт. — Мгм, — скорее машинально, чем действительно прислушиваясь, кивнул Усянь: — Как А-Люй? — Наш младший-то? Всё из лекарского крыла не выбирается. — Вот как, — так же механически ответил Вэй Ин. — Ты обещал мне кое-что рассказать. Вэй Шао, сконфузившись, пнул камешек носком сапога: — Ты грустный в последнее время… хочешь, я отведу тебя в «Тёплый очаг»?) ≈ Лань Чжань чуть сужает глаза. Что-то не нравится ему это неуверенное бормотание Суаньсу, да и название немного странное. ≈ (— «Тёплый очаг»? Это ещё что такое? Молодой глава клана смутился ещё больше и вдруг разом выпалил: — Там девушки классные! Мгновение Вэй Усянь сидел неподвижно. А затем на всю округу раздался звонкий лай волчонка и гневный крик: — Ты хочешь затащить меня в публичный дом?!) ≈ Пусть это воспоминания, но они поражают Ванцзи до окаменения. «Вэй Ин… он же не будет в самом деле?» ≈ (— Нет! Я ни за что не пойду к этим распутным девицам! Пока в брак не вступлю, даже целоваться ни с кем не стану! — Не распутные, а классные! — дагэ, очевидно, вторую часть высказывания предпочёл пропустить мимо ушей. — Кончай истерить, не девчонка! — Ладно-ладно, только скажи, чем всё-таки отличается жрица любви от обычной куртизанки? — Тем, что жрица любви не станет удовлетворять клиента, если сама того не желает. Ну, а теперь — пошёл! — Суаньсу впихнул Вэй Ина в проход «публичного дома» и захлопнул двери.)