Искры меж айсбергов

      Снег тонкой фольгой стелется под ноги. Маска не даёт разглядеть хрустящее серебро, а мужская рука на талии заставляет соблюдать бдительность, помня о жучке на кружеве чулок. Сапфир незаметным бременем сжимает шею. Лео, надевая его, улыбался сильнее. Знает, что реликвии Харрис беру всюду с собой, но чтоб делать из них изюминку образа — верх наглости.       — Быстрее, куколка, — чуть подталкивает к размалёванному гаражу погибшей части городка. Брошенные заводы, разорившиеся после войн, эмигранты, обитающие в джунглях трущоб, перевёрнутые контейнеры и близость мусорного полигона. Ничего из этого не привлекает роскошью, но шикарный атлас на теле уже пару часов, изяществом наполнены жесты, а подбородок не опускается к груди, показывая уверенность.       — Медвежонок, — саму передёргивает от уменьшительно-ласкательной формы, но он лишь скалится. — Не торопись так, я не поспеваю, — виновато клонюсь к промёрзшей земле, отметая порыв взять на руки. Тогда почувствует аппаратуру сквозь летящую ткань, и операция сорвётся. Нельзя допустить безрассудства. Только не сегодня.       Три коротких удара с определённым интервалом, пока двухдневная щетина царапает щёку. Втереться в доверие пешке было весьма-весьма непросто: люди здесь скрытные, боязливые, не идущие на контакт ни в каком из случаев, но вот тяжёлая дверь отъезжает в сторону, «она со мной» разрезает воздух, и тёмная лестница вниз. Всех досматривают, но один жест Бурого заставляет «дворецкого» отступить от идеи.       Пришлось разыгрывать влюблённую дуру около трёх месяцев, виснуть на грубой шее, заходить издалека и задавать вопросы в лоб. Партия была долгой, а сегодняшний приём покажет, стоила ли свеч.       Маскарад по случаю Хэллоуина — отличный предлог, чтоб тайно пробраться в логово Драконов, захватив центр в момент всеобщего веселья. Обстановка наверху обострится через полчаса. За каждым шагом следят, слышат мельчайший шорох, диктуют к кому и зачем подойти. Контролируют попавшую в мышеловку. Премило.       Поздравления стройной рекой льются со всех концов. Там танцпол, здесь игорная зона, в глубине — бар. Выбор, честно говоря, очевиден, и спутник повинуется сладкому шёпоту.       — Должен тебя оставить, — бубнит, явно не желая произнесённого. — Если тебе что-то надо…       — Да, не переживай, — полупрозрачный след от помады помогает ему воспрять на мгновение, и грузный образ скрывается в многоголосой толпе.       Ладони не с первого раза принимают бокал полусухого: можно списать на задумчивость и плавность линий танцующих пар. Каждый Дракон сегодня нашёл себе шлюху для представления. Все как на подбор — не прошедшие кастинг в Victoria’s secret, накаченные филлерами, трахающиеся и с массажистами, и с тренерами элитного спортцентра, и с водителем премиального такси, если с собой нет налички. Бильдербергский клуб для нищих и потерянных во времени.       — Скучаешь? — вальяжно садится на стул около, не замечая лёгкого ступора, не отражающегося ни на одной части тела. Спину прикрывает эко-кожа, золотом нитей вырисовывается грозная, под стать хозяину, рептилия. Прокручиваю фужер, омывая стенки, придумывая хоть сколь-нибудь вразумительный ответ.       — А тебе есть, что предложить? — в таких заведениях любят покорность, но только у тех, с кем пришёл ты. Остальные, будьте добры вертеть пушистыми хвостиками и по, и против часовой. Будьте напористы, но покладисты, соглашайтесь, но сперва набейте себе цену.       Он лишь пригубляет свой чистый виски, ища в глазах подвох, хоть намёк на фальшь. Не выйдет, Чёрный, не на ту напал.       Бросает холодное «Пойдём», тут же хватая за запястье и таща в неизвестность. Шум и звон бокалов, соревнующихся в приятной музыке, пропадает, уступая место коридору. Винтовая лестница вниз, помехи в жучке, давящие на мозг с обратной стороны. Охота выбросить это средство пыток, но лишь навлеку внимание дурацким жестом, потому терплю, скоро переступая со ступеньки на ступеньку. Последнее «Пять минут до захвата, агент. Вы теряетесь с радаров», и вновь шипение в барабанных перепонках.       Кабинет отличается от зала многим: шиком, размахом, статусом. Тёмно-зелёный, почти изумрудный бархат на каждой поверхности, широкий стол, куда он направляется, бурые шкафы с документацией, делами служащих, провокационными материалами, из-за коих и было начато расследование. Нет, безусловно незаконный оборот веществ, оружия и секс-работниц напрягает правящую верхушку, но то видео с женой мэра, отрывок из которого был так нагло украден прямо из Белого Дома…       В его распоряжении, судя по моим расчётам, почти три минуты. Ониксы небрежно осматривают, тянутся к маске, но я не даюсь, в последний момент отворачиваясь.       — А, птенчик решил поиграть, — ухмыляется, убирая руку мне за голову. — Хорошо, будь по-твоему.       Пальцы путаются в лёгкой волне локонов, притягивая ближе. Прикрываю глаза, чтоб не отпрянуть в самый важный момент, подавив нежелание. Губы — грубые, как и всё его существо, — останавливаются в миллиметре. Странно.       Что-то явно идёт не так, такие люди не медлят, беря всё и сразу, захлёбываясь властью и вседозволенностью. Руки прижимают ближе, а меня осеняет: прядка заправлена им за ухо, прибор должен быть виден. Это конец.       — Значит, Джефф не врал, — резко выдёргивает аппаратуру, выкручивая одним движением. Свобода и страх — смесь моего личного Ада.       Сверху слышны крики, снова подтверждающие заключение собеседника.       — Они знают, где я, — стойко и прямо, как учили, не выходит. Тихая паника выскакивает на самом неподходящем последнем слоге.       — Раз так, — рывок, и классический удушающий с охотничьим ножом, вмиг сдёрнутым со стены, — то пойдём знакомиться вместе.       Память имеет свойство блокировать самые жуткие воспоминания. Обычно их называют травмами. Следующее, что помнится после угрозы, — пёстрая лента мигалок и программа по защите свидетелей.       Агент Ким Харрис погибла от рук Аарона Хилла при захвате здания спец группировкой, не узнавшей её из-за чрезмерного задымления — сказки судмеда, подарившего новую жизнь.       Не откликаться на родное имя до сих пор непривычно. Рефлекторно поправляю отсутствующее табельное, встречаясь с незнакомкой в зеркале. Косметология бежит вперёд семимильными шагами, пластика не видна даже профи, билеты на самолёт покупаются каждый сезон, радикальные переезды раз в пару лет, новые паспорта и сотня имён. Быть с одной единственной спортивной сумкой наперевес, где всё самое главное — новый образ быта. Быть вьючным животным просто не выйдет.       Очнуться в душном автобусе, наполненном серой толпой — практически ежедневное развлечение. Кто я, куда направляюсь, зачем живу, что не так — бесконечной чередой преследуют призраки. Однажды уснув, ты не можешь сказать, где и как проснёшься, наступит ли для тебя «завтра» или это утро было финальным. Выпьешь сегодня последнюю чашку латте или посетишь кофейню напротив будущим утром?       Парень в чёрном худи недобро хмурится, но тут же отводит оценивающий взгляд, вновь упираясь в запятнанное окно. Странный тип, интуиция редко подводит в подобных случаях. Не к добру это. На следующей нужно будет сойти.       Первый снег кружится в небе, оседая слезами уходящей осени. Внутренняя спячка, а потом расцветёт весна с её розовыми рассветами и алыми закатами, тёплом, лучами всепрожигающего солнца. Берег, наконец, оттает, резвая ребятня откроет купальный сезон, а собранная за три минуты сумка вновь будет звать в путь.       Дома ждёт мрак, серость и холод, а потому уютный свет из витрины манит обогреть лёд пальцев. Приветливый колокольчик, милый юноша за стойкой, ослепительно-голубой блеск юрких глаз.       — Что будете заказывать, мисс? — светлый петлеобразный хвост покачивается в такт слов.       — Что-то согревающее, — щурюсь, пытаясь найти цену на стенде меню. Буквы из мела едва читабельны.       — Может, горячего шоколада? Как раз под стать погоде, — уголок губы тянется вверх, заражая, будто вирусом, лёгкостью и счастьем.       — Пожалуй, да, — отвечаю, стреляя глазками. Не отхожу от стойки, когда он быстро что-то передвигает, наливает, пшикает, сбрызгивает и декорирует.       — Странно, что вы зашли сейчас, — не прерываясь, констатирует паренёк.       — Почему?       — Сегодня же «Ночь», все прячутся, баррикадируются в домах, тюрьмы уже открыли двери, выпуская всех и вся.       — Тогда почему вы?..       Дрожь спускается по позвоночнику, стоит колокольчику жалобно оповестить о приходе. Не поворачиваюсь, наклоняя голову ниже к стойке, надеясь вмиг стать незаметной. Горячий шоколад едва ли случайно падает из рук паренька, рисуя на кафеле кофейно-белую абстракцию, переворачивая всё моё нутро. Пока тот уходит в комнату для служащих, обжигающий шёпот опаляет ушную раковину, заставляя сердце упасть прямо к земному кратеру:       — Скучала, птенчик?