Санкт-Петербург от А до Я

В темноте комнаты вспыхнул огонёк зажигалки, к запаху секса примешался отчётливый аромат табака, Алекс закурил. Аркадий, тяжело дыша, попытался утереть ладонью мокрый лоб; толку оказалось мало, он весь взмок. А вот Тарасову было хоть бы хны, его бок был сухим, а движения такими чёткими, словно это не его полминуты назад трахали до потери пульса. Впрочем, по Алексу было не видно и не слышно, что он наслаждался процессом, как и до этого он просто механически насаживался на член Аркадия, размеренно дроча себе, дыхание учащалось только из-за физиологии, Алекс не позволял себя целовать, и это не говоря уже о том, что вставал только в коленно-локтевую позу. Сегодня тоже была она, и после, даже не полежав, Алекс тут же потянулся к тумбочке за пачкой сигарет. — Не хочешь поговорить? — Аркадий инстинктивно подтянул к себе одеяло, накрылся, чтобы хоть немного согреться. Алекс не спешил отвечать. Выдохнул горьковатый дым, повертел в пальцах сигарету. — О чём? — глухо спросил он. — О том, что с тобой происходит. — А что со мной происходит? Аркадий раздраженно выдохнул, сел на постели и нащупал нижнее бельё, лежавшее рядом с кроватью. Это раньше приходилось искать его несколько минут, потому что Трубецкой бросал его, в порыве страсти непонятно, куда, а теперь он мог взять его с закрытыми глазами, прекрасно помня, куда положил. Алекс не утруждал себя одеванием, просто откинулся на подушке, умостив её под лопатками, смотрел прямо, в окружающей тьме его глаза казались чёрными. В них, как в двух омутах, отражался свет фонаря, который заглядывал в незашторенное окно. — Не издевайся, — серьёзно попросил Аркадий. — Ты прекрасно понимаешь, что с тобой… С нами что-то происходит. И я хочу выяснить, что. Алекс повёл острым голым плечом, как делал всегда, пытаясь отогнать Аркадия, когда его приставания казались Тарасову слишком уж настойчивыми. — Ничего не происходит, Аркаша, — Алекс снова сделал затяжку, на мгновение кончик сигареты загорелая оранжевым. — Ничего не может происходить с тем, чего нет. Трубецкой сжал зубы. Под рёбрами, с левой стороны, болезненно заныло, как будто кто-то ухватился за сердце и медленно потянул на себя, не вырывая сразу, растягивая мучения. В сущности, Аркадий сам был в этом виноват, знал, на что шёл, и всё равно повёлся. Глупо, как наивная девчонка, надеялся, что Алекс со временем заинтересуется им по-настоящему. Терпеливо ждал полтора года. И вот теперь всё неумолимо катилось к чертям. — Тогда уходи, не мучай меня, — взмолился Аркадий. — Как будто ты меня отпустишь, — горько усмехнулся Алекс. — От тебя не отвяжешься. И от него самого теперь не отделается Матвей. Чёрт бы его побрал. Вот он, закон бумеранга. Алекс крутил Аркадием, как только возможно, нагло пользовался тем, что Трубецкой не просто влюблён, любит до беспамятства. Верящие в мистику сказали бы, что он Аркадия приворожил; Алекс и сам частенько так думал, а в глубине души считал Трубецкого тем ещё идиотом. Долбится в закрытые ворота, глупо надеется, что они откроются и впустят его; что, в конце концов, человек, ради которого он из кожи вон лезет, полюбит его. Ну, честно слово, такое могут делать только последние дураки. И что же? Алекс теперь стал одним из них. В Матвея невозможно было не влюбиться, он был таким восторженным, обходительным, у него была куча друзей, поклонниц и поклонников, и он с одинаковым радушием принимал подарки от каждого из них, с удовольствием фотографировался, раздавал автографы и вообще, вёл себя так, словно любит их всех; но правда была в том, что он не любил никого. Там, в гримёрке, которую Алекс штурмовал с цветами и конфетами, как проклятый, куда пробился, очевидно, только потому, что Матвей позволил, Свиридов сказал ему: — Ты же понимаешь, что я тебя не люблю? И всех этих безумных фанатов тоже. Просто держу лицо. А ты мне симпатичен. Поэтому они и трахнулись в той гримёрке, пока обезумевшие фанаты ждали сотворённого же ими кумира. Поэтому Матвей и звонил раз в пару недель, назначая встречи в отелях, каждый раз довольно дорогих, но разных. Позволял себя растягивать, брать на свежем шёлковом белье, целовать спину. После морщился от стёртых коленей и локтей, клеил на них пластыри, которые Алекс таскал ему пачками. Задумчиво грыз любимые молочные шоколадки, которые, опять же, поставлял Алекс. Мило улыбался, принимая все подарки от него, с такой же улыбкой, какую адресовал и всякому фанату, преподносящему очередной сюрприз. — Ты вообще кого-нибудь любишь? — спросил мокрый, как мышь, Алекс после того, как измученное сердце чуть выровняло свой бешеный бег. Матвей, буднично одеваясь, словно бы он только что проснулся и хорошо отдохнул, а не пластался на постели двадцать с лишним минут, глянул на Алекса через плечо. Плюхнулся на кровать, в одних только джинсах, хлопнул русую кудрявую голову на живот Алексея, чуть не вышибив дух. — Да, пожалуй, — сказал он, глядя в потолок. — Но кто Она и кто я? Так, актёришка, кривляюсь на сцене. А она — кандидат химических наук… — он восхищённо и жалостливо вздохнул. — Дурак я, полюбил её так… Алекс не заметил, как обжёг пальцы, сигарета была скурена до фильтра. Хотел подняться., но Аркадий цепко ухватил за руку. — Я б тебя придушил, — простонал он с озлобленным надрывом. Алекс хрипло, полузадушено, рассмеялся. Он был бы не против.