Санкт-Петербург от А до Я

— Матвей! — раздался повелительный прокуренный голос. Осторожно двигаясь, чтобы лишний раз не тревожить истерзанную плоть, Матвей подобрался к ресепшену. Ноги сводило, поясница искрилась болью, в крестец будто вгоняли раскалённую спицу. Смаргивая слёзы, дрожа от напряжения, Матвей встал перед Александром Валерьевичем, крепким усатым мужиком. — Что ж это клиенты на тебя жалуются? — выдохнул он, окутав Матвея запахом перегара. — Ты как кукла, ноль эмоций. Опять таблеток нажрался? А как тут не нажираться, когда каждая клеточка тела болит, когда не знаешь, жив ты или мёртв, ползаешь на грешной земле или давно бродишь в кромешном Аду? Матвей и рад бы не травиться, таблетки перестали действовать, от них становилось только гаже, тошнило, раскалывалась и без того больная голова, но Матвей всё уповал на грязно-белые пилюли, забрасывал в себя горстями, хоть какая-то пища. Обычной еды он не ел уже неделю и совсем ослаб, а так хоть что-то проваливалось в его сжатый бесконечным спазмом желудок. — Смотри, ещё раз на тебя пожалуются, выкину нахер. Понял? — Понял, Александр Валерьевич, — прошелестел Матвей. — Разрешите идти? — Валяй, работай, солнце ещё высоко. Солнце? Матвей даже не помнил, что оно существует. Для него вообще ничего не существовало, кроме стен этого борделя. Подумать только, должно быть, он здесь уже полгода. Да, столько отец в больнице, столько же Матвей и не выходит наружу, работает и день, и ночь, а всё, что удаётся наскрести, в конце недели отдавал Стёпке. С ним они сюда и пришли, только Морозова, за угрюмое лицо и здоровые кулаки оставили охранником, а Матвей вынужден был отдавать себя посетителям. Каждую неделю он передавал Стёпке деньги, а тот относил их в больницу, на лечение Матвеева отца. И продолжалось так уже полгода, хотя Матвей сбился со счёта; может, прошло и больше, может, меньше. Может, и отец уже поправился, а Матвей и не знает. Всё выпытывал у Стёпки, про батю, а тот только плечами пожимал, но божился, что деньги исправно носит. За одну эту мысль Матвей и держался, ради этого и терпел. И сейчас терпел, стиснув зубы, когда какой-то по счёту мужик только с людям присущей жестокостью вколачивал его в матрас. Боль Матвей перестал чувствовать, когда клиент, играючи, шваркнул его лбом об изголовье кровати. После этого терзающая тело мука стала постепенно уходить, растворяться. Матвей всё ещё чувствовал разрывающую боль между ягодиц, слышал хлюпанье крови, но вместе с ней вытекала и вся его боль. Перед глазами всё стало чёрным, но Матвей мог расслышать, крик ужаса, ругательства, спешный топот ног. Потом кто-то быстро и громко заговорил над ним, но слов он не различал. Неведомая сила поволокла его вниз, потом потащила и бросила на что-то. Жёсткое или мягкое, Матвей понять не мог, он больше не чувствовал ни своего тела, ни голода, ни боли. «Господи, прости, как хорошо умереть»… Боль вернулась. Матвей проснулся из-за неё, резко распахнув глаза, не вскрикнул, но весь напрягся, задышал часто. Кругом было ослепительно-светло, чьи-то руки крепко держали его, пока тело рвали острыми зубами. — Григорий Анатольевич, очнулся! — раздался испуганный тонкий голосок. — Не болтать, а дать ещё наркоза! Анна Ефимовна, вы куда смотрите?! Матвей задёргался, инстинктивно пытаясь убежать, но сделал себе только больнее. Из глаз хлынули слёзы, но кто-то вдруг принялся бережно вытирать его лицо мокрым платком. — Потерпи немного, — звучал ласковый голос, — один укол — и ты уснёшь. Ничего, ничего, всё пройдёт, тебя вылечат… Матвей ощутил умиротворение, он хотел, чтобы этот голос был с ним ещё, но вдруг стал проваливаться в сон, боль снова отступила и опять навалилась тьма. В следующий раз он проснулся, когда вокруг было темно. Первым делом прислушался к себе: тело ныло, особенно поясницу тянуло, но боль была не острая, что уже очень радовало. Только левую руку как будто кто-то грыз. Матвей скосил глаза, увидел в собственном сгибе локтя иглу, а от неё тонкую трубочку вверх. «Капельница», — догадался он. Ему ставили такую в детстве, когда вырезали аппендицит. Матвей немного успокоился, но его спокойствие продлилось недолго. Обречённость взобралась уродливой жабой на грудь, надавила на лёгкие, мешая дышать. Значит, как только его подлатают, то он снова должен будет вернуться в бордель, и опять терпеть всё это… Нет, никогда! Но как же отец? Он ведь пропадёт без денег! Матвей решительно выдернул иглу, зашипев от боли. Он был полон решимости найти отца, но, едва сел, чуть не заорал. Поясницу как будто прострелили, не в силах терпеть, Матвей завалился обратно на койку. Нет, сейчас никуда идти нельзя, ночь на дворе, да и двигаться слишком больно. И хочется пить. И есть. Надо подождать до утра, когда дадут завтрак, а потом уже думать, что делать дальше. «За одну ночь меня никто не хватится, — рассуждал Матвей. — А завтра поем и буду думать, что делать дальше». Он лёг, но так и не смог заснуть, то проваливаясь в тревожную полудрёму, то снова выныривая из неё. Постепенно больница проснулась, завозились на своих койках соседи Матвея по палате, в коридоре стали слышны шаги врачей и медсестёр, начался утренний обход. В палату заглянула сначала улыбчивая медсестра, выдала всем таблетки, ловко поставила одному из мужчина и Матвею капельницу. Потом пришёл врач, высокий, с вытянутым птичьим лицом и пышными усами. Остановился возле Матвея. — Как чувствуете себя, молодой человек? — Нормально, — честно ответил Матвей. — Только поясница болит. — Пять швов, — доложил доктор. — Но ничего страшного. Неделю полежите, если будет всё в порядке, отпустим домой. Сейчас никаких резких движений и твёрдой пищи, всё питание через капельницу. — А пить можно? — с надеждой спросил Матвей. — Можно, только не очень много. Двигаться вам сейчас нежелательно. Медсестра вам принесёт воды. Доктор ушёл, Матвей остался ждать медсестру. Она пришла довольно скоро, напомнить про завтрак и поставить Матвею капельницу. Он попросил воды, она принесла откуда-то, в пластиковом стаканчике. — Не набегаетесь к кулеру, хотя он у нас стоит. Лучше, чтобы вода всегда была под рукой, так что попросите брата привезти пару бутылок воды. Матвей чуть не поперхнулся, когда услышал последние слова девушки. — Брата? — сипло переспросил он. — Да, — спокойно ответила девушка. — Он привёз вас позавчера, но вы были без сознания, поэтому не помните. — Так давно… — изумлённо сказал Матвей. — Ничего страшного, — успокоила его медсестра. — Память восстановится, вы молодой, сильный, всё будет хорошо. Матвей проводил её взглядом; она была едва ли старше его самого, наверное, именно поэтому ещё не выгорела и была полна сострадания. Но слова медсестры Матвей всё не мог переварить. Брата у него отродясь не было, значит, кто-то другой притащил его в больницу, тем самым, сохранив ему жизнь. Матвей всё гадал, кто же это такой добрый, а на следующий день, когда к его соседям стали стягиваться посетители, увидел его. Он, среднего роста, коротко стриженный, в чёрном пальто, со спортивной сумкой наперевес; как ворон подлетел к койке Матвея, особо не церемонясь, плюхнулся на неё, пристроил сумку на полу. Матвей еле успел отодвинуть ноги, во все глаза глядя на нежданного гостя. — Привет, — обворожительно оскалился он, внимательно осматривая лицо Матвея. — Выглядишь уже получше. Как чувствуешь себя? — Нормально, — повторился Матвей. — Кто вы? — Твой ангел-хранитель, — осклабился он. — Давай на ты, я тебя старше всего лет на пять. Тебе сколько? — Восемнадцать. — И уже в борделе. Печально. Матвей тяжело сглотнул. — Я не от хорошей жизни туда пошёл. — Знаю, — он улыбнулся, теперь куда более мягко. — А ещё знаю, как тебя зовут. И как тебя вытащить из борделя. Ну, это я уже сделал. Жаль только, что так поздно. Ладно, я тебе тут принёс, — он нагнулся, открыл сумку, — немного вещей, кое-что поесть, книгу. Ты любишь фантастику? Сага о Форкосиганах. История Майлза здорово поднимает боевой дух. Матвей только сейчас понял, что он одет в чужие вещи, должно быть, его собственные уже были непригодны для носки. — Надеюсь, ты в них влезешь. Пётр Тимофеевич сказал, что это твои подростковые, но не думаю, что ты набрал вес… Едва Матвей услышал о своём отце, то чуть не грохнулся в обморок. Если именно он передал Алексу вещи, значит, жив и здоров! «Только бы не узнал, кем я работал всё это время! — с ужасом подумал Матвей. — Надеюсь, Алекс ничего ему не разболтал?». — Он в порядке? — обеспокоено спросил Матвей, с надеждой глядя на Алекса. Тот кивнул. — Его уже выписали, но сам он приехать не может, пока всё ещё слабый, да и мотаться в метро ему сейчас не нужно. Но ты увидишь его… Когда тебя выписывают? — Доктор сказал, что через неделю. — Отлично, — Алекс взглянул на экран телефона, эффектно вынув его из кармана. — Мне пора. Телефон возьми себе, мой номер есть в телефонной книге. Позвонишь мне или отцу. Он поднялся, открыл было рот для прощания, но Матвей опередил его, завалив кучей вопросов, вроде: «Откуда ты знаешь моего отца? Как узнал, что я именно в том борделе? Почему представился моим братом?», но Алекс мягко остановил его. Пообещав всё рассказать позже, он легко выпорхнул из палаты, оставляя Матвея в полном недоумении.