Черный без сахара

      Сигаретный дым является для него спасением, и вытаскивает его из всего того ужаса, который приходится звать своей работой, которая пропитанная ужасным запахом гнили и спирта, который свойственен больнице.       Его тошнит от самого себя. От того, что он делает. Стянув на бороду медицинскую маску, он делает глубокую затяжку, невольно закатывая глаза от подступающего отголоска убийственного удовольствия. Именно отголоска, ведь Эрен Йегер «не достоен» испытывать удовольствия, чувствовать спокойствия или хоть какой-то минутной разгрузки, от всего того дерьма, в котором он, и тысячи других людей, варятся с детства просто потому, что они немного другие.       Руки в обтягивающих, резиновых и тонких, и из-за того противных по ощущениям, медицинских перчатках, которые неприятно тянули кожу. Они испачканы кровью после последней мясорубки. Он хирург с 12 лет принудительно, но ни разу не спасал людей.       — Ой. — безэмоциональный и ни капли не удивленный, каким он должен был бы быть, звук, проносится откуда-то что стороны входа в курилку. — Йегер вылез из своего подвала. — тоскливо и будто бы через силу произносит тот. В голосе слышится уже до боли знакомая вымученность и эта режущая слух безэмоциональность, свидетельствующая о перегаре. О перегаре эмоций, которые словно тоненький огонёчек на фитильке свечки, освещали тьму хоть немного, а сейчас от них нет даже запаха и дыма. Фитилек потемнел, засох и при малейшем движении может сломаться. Примерно такой же голос у самого Эрена, правда от его потухшей свечи еще исходит запах плавленого воска, ведь перегорел повзрослел он сравнительно недавно.       Эрен не опускает взгляда, продолжая завороженно, будто в трансе, втягиваться никотином. Голос Аккермана звучит привычно сухим, и переносит всю пережитую боль этого человека, который пережил и живет после ужасного эмоционального истощения, что будило в нем уважение и заставляло равняться на старшего по званию.       — Сколько сегодня? — на одном вздохе безразлично, что даже гадко, произносит брюнет, проходя к железной балке балкона, опираясь о ту спиной, отточенными движениями раскрывая железную зажигалку, выпуская искру и подпаляя кончик сигареты, зажатой между тонких, кажется безжизненных серых губ.       — Трое. — отвечает Эрен, выдыхая сигаретный дым, из-за чего голос на мгновение становится ниже и грубее. Пустыми глазами рассматривает белый плиточный потолок, который вызывает отвращение, так как от одного только взгляда он снова чувствует запах спирта, которым раз за разом дезинфецирует инструменты.       — И как успехи?       — Вы знаете ответ.       — Я не о твоей работе, а о состоянии. — поправляет его Аккерман. — Вывозишь, убивая детей? — спрашивает тот, на что Эрен и бровью не поводит. Его губы не соприкасаются у центра, что говорило о сильном потрясении, которое было на его лице всегда, и к которому привыкли все вокруг.       Он молча подходит к мусорке, туша кончик сигареты о пепельницу, которая играла роль крышки мусорного бака. Выкидывает окурок, и не переводя взгляда, строго и уверенно цедит:       — Я не могу не вывозить, капитан. Эрен выходит из курилки, кивнув брюнету, не глядя на него. Он не любит зрительных контактов и не видит в них никакого смысла, чем раздражает многих, но Аккерман не злится. Он понимает, что если бы тот все же поднял взгляд нефритовых глаз и встретился с ледяными голубыми, то у Леви бы возникли вопросы, по поводу сложившейся ситуации. Конечно ясно, что Эрен держит всё это дерьмо в себе, и топит его в никотине и успокоительных, потому что слишком гордый и упрямый, чтобы признать, что ему сложно.       Йегер не вздыхает тяжело, хотя ему очень хочется дать слабину. Почувствовать, как медленно поднимается грудь, и легкие полностью наполняются, а потом опускаются. Почувствовать облегчение, хоть самое легкое, но нельзя. Он не дает себе права казаться слабым, казаться человеком.       Перед глазами, на лбу маячит пара тонких локонов, выпавших из пучка. Они раздражали и щекотали кожу, но нефритовые глаза, целенаправленно сверлящие пустоту впереди, полны всей этой глупой самоотверженности и одиночества.       Эрен спускается по лестнице, которая то ли из-за малого бюджета, то ли из-за лени строителей, была освещена лишь наполовину, и большая часть находилась в полумраке, а имеющиеся лампочки медленно мигали. Мигали моментами, когда кто-то проходил мило, мигая пару раз быстро и резко, что пугало молодых эльдийцев, попавших в стены этого ада.       Йегер спускается в операционную, которая больше походит на морг, так как находится в подвале. Забавно, это и впрямь морг, с учетом того, сколькие тут лишились возможности дышать и видеть, если вели себя не так, как хотел Эрен.       В небольшой обложенной белой плиткой комнатке, которая по краям была обставлена металлическими столиками, на которые лучше ничего не ронять, ведь те ужасно шумели. Ширма, разделяющая это место на две части. По ту сторону белоснежной ширмы, находилась сама операционная. Стальной стол с ремешками. Страшно выглядит, но Эрен привык к этому. Привык к холодной и кажется вечно грязной обстановке, хотя больница стерильно чистая, как и операционная, естественно.       По тени за ширмой, он понимает, что спокойствие и блаженное одиночество решили прервать.       Преодолев ужасное нежелание, что делало его руки более тяжелыми, и не давало их поднять и отодвинуть загораживающий неизвестного предмет.       За ширмой оказался блондин. Коротко стриженный, с голубыми круглыми глазами. Армин, с которым они когда-то были близкими друзьями, медбрат, работающий с документами. Эрен работает в больнице 7 лет, но так и не запомнил, как называется должность блондина, и ни капли не корил себя за это. Зачем ему ненужная информация о человеке, который живет со своими розовыми очками.       — Эрен! — окликает он его, держа в руках какую-то сводку документов, достаточно большую. — Не ожидал не увидеть тебя… здесь.       — Я не люблю выходить, но не значит, что никогда не буду. — холодно и лениво произносит он. Йегер без интереса, с тяжестью принуждения самого себя, вновь напрягает голосовые связки. — Что хотел? — спрашивает он. Взгляд холодный, но ни разу не надменный и не высокомерный, что и вопрос смягчает, и не ставит его собеседника в тупик.       — Та девочка. Мне нужно указать в отчёте что конкретно у неё за «болезнь». — он глазами указывает на скрепленные бумажки, и Эрен на мгновение закрывает глаза, мысленно про себя выругавшись, а на выходе открывая глаза и кивая Армину, который находит место на одном из столиков, где не стояли пробирки с лекарствами, анализами, химикатами, ядами.       Эрен подходит к столу, опираясь на него, и складывая руки на груди. Им и вслух нельзя говорить о произошедшем. Их не прослушивают, но приходится держаться неких правил, которые только душат. Душит от мысли, что даже с коллегами и единомышленниками ты должен говорить неправду, хотя те прекрасно знают истину, ужасную и грязную.       — У пациентки наблюдается мутация клеток крови, что разрушает её изнутри. — начинает шатен. — Девочка 14-ти лет жаловалась на боль и жар по всему телу, что расходилась импульсами. Она прибыла в больницу 20 декабря в 14:45, и выяснилось, что клетки её крови мутируют. Пациентка с группой крови первой отрицательной, страдает от вируса, вызванного на почве врожденной болезни. Клетка дэстротоцина, содержащаяся в кислороде, попала в кровь и прижилась из-за наследственной болезни с легкими. Предстоит операция по удалению инфекции. Возможны осложнения.       На самом деле, оба знают, что Эрен говорит красивую ложь, как раз для документов и отчетов правительству.       Сказанное правильно лишь наполовину, ведь наследственные заболевания нового, «токсичного», века гораздо более сложные для понимания, и гораздо более капризные в плане заболевания и лечения. Да, воспаление началось из-за воздействия потенциально уязвимых легких и дэстронцина, но для того, чтобы реакция произошла, для возбуждения уязвимой зоны, нужно послабление в виде крови эльдийцев.       Мир изменился. Воздух содержит ядовитое вещество «дэстронтоцин», которое появилось после многочисленных катаклизмов земли и взрывов атомных станций. Оно стало частью воздуха, и не опасно, если человек совершенно здоров, но по большей части, как правило, это не так. Весь мир под пулей, люди начали его разрушать. Атомы и токсины соединяются с веществами, что находились у самой мантии, и получается отвратительный яд, которым люди дышат и живут.       Противно…       Появилась куча различных болезней, связанных с токсичностью и химикатами, к которым имеют иммунитет только эльдийцы, люди совершенно нового генотипа. Их кровь отличалась наличием группы совершенно новых клеток, которые появились в ходе мутации, из-за изменений в климате, благодаря многим несчастиям и выбросам в среду обитания неорганических и нерасщепляемых веществ, которые имели свойство приживаться в клетке эмбриона на ранних стадиях. Таким образом, беременные женщины прождали детей, у которых не было группы крови. В прямом смысле, она не изучена. Она другая, из-за клеток так называемого «креотоцина», клеток, которые обладают удивительными свойствами.       Креотоцин, образованный от слова «create», может способствовать возникновению мутации. Он не приживается и агрессивно реагирует на кровь человека уже известных человечеству групп. Однако, люди в жилах которых течет кровь, содержащая в себе эту агрессивную клетку, способны привить себе совершенно чужой человеческий орган, при потере.       То есть, в случае если эльдиец, как прозвали людей нового генотипа, потеряет глаз, то он сможет его заменить. Речь не о протезах, а об органах других людей. То есть, если вместо потерянного глаза врачи пересадят глаз другого человека, то он приживется, и пациент сможет управлять глазом как своим собственным. Это именно то удивительное свойство креотоцина, клетки постепенно внедряются в инородное вещество, которое в процессе заполняет всё строение глаза, и присоединяет его к общей системе органов.       Для эльдийцев, это полезное свойство, и это огромный прорыв для медицины, ведь прижиться могут и части тела недавно умершего, однако человечество посчитало их опасными, из-за чего младенцев у которых в крови содержались эти клетки, ссылали на этот остров, усаженный огроменными зданиями и многоэтажками.       Армин быстро выводит на бумаге каракули, которые, кажется, может прочитать только он, прямо под темп слов Эрена. После Эрен встречается взглядами с голубыми глазами, которые обременены тяжелыми мыслями понимания истины. Он понимает, что уязвимые клетки возбудились не просто так, и ему гадко от этого понимания.       — Ещё кое-что, Ханджи говорила, что к нам приедут из интерната. Она хочет одного из них дать тебе на попечение, чтобы тот опыта набирался. — быстро произносит Армин, поднимая со стола документы. — Помнишь, как мы приехали? Тебя определили к Ханджи, как хирурга, и она решила, что ты достаточно опытный, чтобы обучить нов-       — Нет. — холодно прерывает его Эрен, словно раскат грома, посреди неспокойного серого неба.        Армин распахивает глаза, делая лицо более удивленным, хотя его глаза не выдавали и отблеска удивления, ведь в глубине души он понимал причину подобного.       — Эрен, но ты-       — Я не собираюсь повторять два раза, Армин. Скажешь об этом Ханджи, если у неё будут проблемы, я отвечу на любые её вопросы, но обучать кого-то, как в своё время обучили меня, я не собираюсь. — произносит он абсолютно уверенно, так как знает, что это единственный раз может ответить свободно.       Арлерт смотрит на Йегера, кусая губу, долго изучая его глазами. В голове его терзают две разные стороны, моральные принципы и цель, ради которой они вообще здесь работают. Беспокойство и долг сливаются и перерастают в борьбу, что с легкостью можно заметить в голубых глазах, в то время как нефритовые холодные глаза Йегера, которые сравнимы со стальными непробиваемыми стенами, блестнули железным безразличием.       Арлерт ломается под холодным взглядом, хотя, казалось бы, его не сверлили взглядом, не давили, но глаза пугали именно своей пустотой.       Блондин, кусая губу изнутри, кивает Эрену. Отточено и неестественно, что говорит о неуверенности в этом шаге.       Шатен провожает взглядом фигуру медбрата, и медленно подходит к небольшой металлической табуретке, возле пробирок, но внезапно слышит, как топот сзади прекращается, что означает, Армин останавливается и, кажется, смотрит на спину Эрена.       — Что еще? — спрашивает зеленоглазый, касаясь колбы с залитым внутри жидким зеленым веществом.       — Жан приезжает сегодня. — произносит Армин, на что Йегер замирает буквально на мгновение.       — Кирштайн? — спрашивает он, изгибая бровь, но без какого-либо интереса, просто рассматривая пробирку, наблюдая за болтыхающейся в пробирке жидкости, от круговых движений Эрена.       — Вы же живете вместе, думал ты хоть немного обрадуешься. — как-то разочарованно произносит он, и шатен прям чувствует, как неловкость пронзает тело блондина, что достаточно забавно, с виду.       — Я должен радоваться?       Голос Эрена звучит соскучено, пока Арлерт же держится более живо. Контраст их интонации действует на блондина, и он лишь негромко извиняется, сухо и принужденно, перед тем как подняться по лестнице и удалиться. Это понятно, ведь вопрос явно некорректен, для Эрена и тот не собирается на него отвечать.       Эрен берёт шприц со стола, и наклоняя колбу просовывает иглу к жидкости, набирая немного внутрь. Он чувствует как некоторые его суставы приятно щекочет, что не сильно раздражает, давая ему знать, что новость о возвращении не прошла мимо.       Спустя какое-то время смешивании лекарств, он слышит, как из шахты лифта доносятся звуки, и вскоре слышится звон. Негромкий скрежет и свист воздуха, что говорило о том, что двери лифта открылись.       Дальше он слышит скрип колёсиков. Эрен поднимается, держа в руках шприц, и подходя к коллеге.       — Как чувствуете себя? — холодно и безразлично спрашивает он, глядя на пациента, привезенного Ханджи.       — Он жалуется на головную боль и ломку по всему телу. — отвечает за него Ханджи, опираясь руками о койку. — Поэтому помимо противотоксина, он просит обезбаливающее.       Эрен кивает, и касается чужой руки, кладя два пальца на сгиб между плечом и предплечьем. Он нащупывает вену и подносит иглу, медленно просовывая её и внедряя лекарство «противотоксин», который помогает бороться с заражением, которое вызвано заражением крови кровью эльдийцев.       — К тебе уже приходил Армин? Ты уверен, что не хочешь брать на попечение новенького? — спрашивает Ханджи, абсолютно не переживая за то, что их слышит пациент. После внедрения в кровь лекарства, он входит в состояние медленного сна. Лекарство заставляет напрячься все тело, мозг с целью сэкономить больше энергии погружает тело в транс, пока внутри происходит много противоречивых и выматывающих процессов.       — Зое, при всем уважении, я не хочу вспоминать о том, как сюда привезли меня. — он поднимает глаза на женщину, которая, кажется, примет любой его ответ.       — Да, вашему поколению «D» пришлось тяжело, из-за нововведений в образовании, но в итоге то это дало плоды. Так почему ты не хочешь помочь и наставить кого-то на этот путь, как когда-то, я наставила тебя? — спрашивает Зое, зазывающе и приободряюще. — Тем более, оправдаешь данное тебе доверие! Одни плюсы, почему нет?       — Нет. Это замедлит процесс, и доверие особо не оправдает. — твердо произносит он и Зое подмечает, что бесчувственные глаза как-то странно пронзает чем-то.       — Хорошо, я не в силе заставить. — она понимающе кивает и улыбается. Эрен уважал Зое, не только как наставницу, но и как сильного человека, и из-за этого его отказ кажется женщине обдуманным.       Эрен убирает шприц, проходясь ваткой по месту укола, и приложив её, он заклеивает ту пластырем, а сам разворачивается и берет со стола небольшую баночку коричневого цвета, откуда уже с другого только что распакованного шприца, набирает обезбаливающее.       Когда он набирает дозу, с учетом массы тела и группы крови, он сосредоточенно смотрит на мерильные линии, обозначающее миллилитры.       — Эрен, можно с тобой поговорить не как коллеги? — спрашивает женщина, и ее вечно бодрый голос немного меняется под воздействием некого мандража, так как она не знала, как Эрен на это отреагирует.       Йегер напряженно сводит брови к переносице, занимаясь практически ювелирной работой, размеряя дозу, хотя на самом деле это говорило о его недовольстве. Ему не хочется слушать долгие лекции о нем самом, о его подходе к делу.       — Нет.       Шатен приподнимает приклеенную им же вату, и вводит обезболивающее.       — Почему «нет»? — спрашивает она.       Эрен поднимает на неё взгляд, касаясь недлинными ресницами подбровья, что делает взгляд более жутким. Большие зелёные глаза встречаются с карими, за стёклами.       Она видит в нефритовых глазах тяжесть, которую привыкла видеть в серо-голубых глазах Аккермана, с которым работает много лет. Она отводит взгляд в пол и негромко цокает языком, понимая, что ей не ответят. И вскоре кивает на прощание, увозя к лифту койку, наконец оставляя его одного.       По окончанию смены, он выходит из огромного здания и не спеша направляется к многоэтажке. Под подошвами ботинок трутся мокрые мелкие камушки, которые создавали ощущение грязи. Йегер смотрит по сторонам, рассматривая знакомые дороги, какие-то домишки, серые и скучные. Остров, предназначенный исключительно для тренировки военнослужащих, всего за 170 лет перестроили в бетонные джунгли. Сюда приезжают дети со всего мира, приезжают и растут. Да, случаи рождения иногенных детей редки, но все же, все эти люди ссылались сюда словно скот или зараза, от которой пытаются огородить от всех остальных.       В горле колится и наступает противная влага. Ком, который невозможно проглотить сколько не пытайся. Нет, это не слезы, не грусть, это нечто другое. В горле скапливается влага и какая-то гниль со стенок гортани и рта, от отвращения.       На улице никого нет. Этот город сплошные многоэтажки и дороги, тут не было развлечений, а если и были, то эльдийцам туда нельзя. Дороги, на которых проезжают только машины военных, которые тут играют роль правителей, и машины скорой помощи. Естественно, машин тут никто не имел больше, люди жили бедно. Все работали, производили продукты для экспорта, однако весь заработок будто испарялся, и люди жили практически в нищете.       Наконец добравшись до дома, и поднявшись на нужный этаж, он лениво достаёт из кармана ключи. Негромкая рутинная активность, звуки бренчания и звона, которые немного оживили серый подъезд, и Эрен заходит в темную квартиру. Она двухкомнатная, если не считать ванной, уборной и кухни.       Он заходит внутрь и машинально касается выключателя света, после чего перед глазами возникает коридор.