Я охотник

Я никогда не видел их лиц, а они – моего. И есть в этой анонимности что-то пронзительно, запредельно приятное. Маска, как и одежда – часть того бастиона, который каждый из нас возводит вокруг себя ради собственной безопасности. Внутренняя мякотка должна быть хорошо изолирована от грубых поверхностей внешнего мира, чтоб случайно не оцарапалась. Если они смогут, они сделают мне больно. Чего ещё ожидать от обитателей обмороженных земель, где царит звериная анархия? И я сделаю больно им, если только кто-то из них даст мне повод. Маски оставляют простор для фантазии. В редкие часы досуга, когда костёр уже отгорел и еле тлеет, когда живот набит мясом, а мозг пребывает в сытой полудрёме, я люблю представлять себе, как могли бы выглядеть мои спутники. Вот этот весь состоит из поршней и шарниров. Одежда болтается на его каркасе слишком свободно, чтоб заподозрить под ней хоть немного человеческого мяса. А этот догоняет первого по худобе день за днём, и скоро наверняка выбьется в лидеры. В своей фантазии я вижу его торчащие рёбра и заострившиеся скулы. На некогда холёной директорской морде – язвочки, вызванные голодом и обморожением. И первые нити седины в свалявшихся, блёклых от недокорма волосах. А вот третий… когда я смотрю на него, моя фантазия падает на лопатки и командует: «Выносите». Я в самом деле не знаю, не могу представить, что у него под маской и одеждой. Может быть, ничего. Кусок вакуума, который тут же засосёт всю видимую часть Вселенной, стоит только заглянуть ему за шиворот. Может быть, это толпа гномиков, вставших друг дружке на плечи, чтобы принять форму человека. Может, его вообще нет – а то, что мы имеем счастье наблюдать каждый день, всего лишь массовая галлюцинация. Просто симптом. Доброклят, мы все тяжело больны. Каждый – по-своему. Вакуум никогда не ест, только хлебает что-то подозрительное из своей Кружки. Шарнирная Кукла не может питаться как человек: его органы пищеварения Доброкорп отнял за долги. Доходяга голодует, потому что стресс лишает его аппетита. Я жру как волчара. И молча радуюсь, что мне всегда достаётся целых четыре порции этого восхитительного чего-бы-то-ни-было. Я отворачиваюсь, перед тем как снять маску для соло-трапезы. Я не могу позволить им видеть моё лицо. Потому что прекрасно знаю, как именно выгляжу в тот момент, когда мои зубы вонзаются в слабо прожаренное ещё кровоточащее мясо.