вышел покурить

короткие, криво стриженные ногти царапают чужую спину. до крови, до тонких бордовых бороздок. перебирает мягкими подушечками пальцев выпирающие позвонки, напряжённые мышцы. каждую ранку и каждую родинку. а в ответ его в сбитом, горячном ритме вдалбливают в постель. целуют, куда губы попадают. стоны до хрипов, до потери голоса. и пот, выступивший на висках, скатывается в уши. и всё не так уж и плохо, и мысли не заняты ничем другим. венти прижимается к чужой груди, буквально наваливается сверху тяжёлым плотным одеялом, и, засыпая, широко зевает. поднимает голову, упирается острым подбородком в чужую грудь, сокрытую мокрой от пота зелёной футболкой. тыльной стороной ладони вытирает лицо парня, тот в ответ улыбается и отчаянно пытается отдышаться. перекатывается на другую сторону широкой кровати, поворачивается на спину, неглядя нащупывает пачку сигарет и закуривает, зажимая её меж ровных зубов. итэр устало кладёт голову ему на грудь. кожа не очень приятно липнет к коже. берёт в руки ладонь венти, с тонкими, длинными пальцами, покрытыми мозолями от гитары, и всё равно улыбается. по комнате, собираясь под потолком, летает сизый дым. мягкий приглушённый свет меняется с фиолетового на красный и обратно. завораживающе... на тумбочке опять разрывается от звонков и сообщений телефон в оранжевом чехле. люмин переживает. люмин против. но ничего сделать она не сможет. итэр не сдастся. прикладывает свою ладонь к его, смотрит, а затем сцепляет руки в замок. венти сбрасыват пепел в старую коробку из-под конфет и молчит. только урчит удовлетворённо, но молчит. засранец. а ему и не надо слов. ему лучше, когда он молчит, но не погружается обратно в свои грёзы. возможно, это и не правильно, возможно быть так не должно, но итэр лишь делает так, как считает нужным. и мало что может повлиять на его решения. парень ворочается, укладываясь по-удобнее на смятой постели, тихо фырчит от боли в пояснице и постепенно засыпает. венти над ухом насвистывает незамысловатую мелодию, гладит по волосам. уже на периферии сознания итэр чувствует, как его перекладывают на прохладную сторону кровати, а место любимого пустеет. матрас больше не прожимает чужое тело. венти медленно, лениво одевается, кидает в широкий карман бирюзовых шорт пачку сигарет, берёт рукой гриф большой увесистой гитары, раскрашенной разными узорами, и выходит на балкон. дым, густой и пахнущий яблоками, надолго зависает в воздухе. итэр тихо для себя подмечает, что он опять вышел покурить, и окончательно проваливается в сон. на коже остался его запах, отпечатки его пальцев и царапины от ногтей. венти растирает плечо, разминается, и, заваливаясь в старое кресло, кладёт на колени гитару. кидает рядом телефон, включает тюнер. обычно он не любит им пользоваться, но сейчас лень делать всё самостоятельно. настраивает, крутит колодки, а потом аккуратно перебирает медные струны. перебирает несколько аккордов, бьёт восьмёркой по струнам и вперивает взгляд одну точку. молчит. губы растягиваются в ехидной полуулыбке. кругом тепло, солнце. под боком итэр, слева горы, справа — «город свободы». лёгкий ветер развивает растрёпанные волосы, трава щекочет открытые участки тела. итэр спит, а венти трудно дышать. почему — не понятно. просто что-то давит на грудную клетку опасно сильно, опасно близко к сердцу. и хочется что-то сказать, но не получается. и что-то не так. но лишь мгновение. венти тонкими пальцами перебирает голубые, пропитанные энергией ветра струны на лире, и напевает что-то про героя. и всё снова хорошо. и не важно, что сейчас он сидит на заснеженном балконе, перебирает один и тот же аккорд битый час а на плечах тают снежинки. он всегда знал это и повторял и итэру и себе из раза в раз: — «мы никогда не умрём». и верил в это, как ребёнок. дальше будет лучше, дальше будет проще. и не будет этого недопонимания между ними, и этих сочувственных взглядом и всё будет хорошо. и будет всегда солнечно. и свободно. свободно — это главное. но, раз любовь и ненависть нужна, чтобы перекрыть страх смерти, то... если смерти нет, то зачем любить? венти каждый вторник задавался этим вопросом, но благополучно пропускал его дальше и дальше, пока он не забывался. и так до следующего вторника. он о многом задумывался по вторникам. и вроде даже этот день был посвящён реальности целиком и полностью. мы никогда не умрём. мы. никогда. не умрём. никогда не умрём. и это самое главное в принципе. остальное и не важно вроде. да и не должно вроде. да и тут, сейчас всё хорошо вроде. но всё не то, всё никак. вроде и любовь, и свобода, а вроде... вроде-вроде-вроде. да и как может думать о любви человек, которому реальная жизнь лишь по вторникам снится? он молчит, улыбается и возвращается в кровать после полуночи. итэр опять прижимается к нему, будто ждал все эти несколько часов, и сопит в плечо. и всё не так уж плохо на сегодняшний день.