вышел покурить

сизый сигаретный дым, подхватываемый ветром, рассеивается в воздухе. пепел срывается с тонкой сигареты с яблочным вкусом и, на миг вспыхнув ярко-оранжевым, обрывается и падает с балкона вниз. венти улыбается, проводит языком по ряду ровных белых зубов с острыми клыками, и, смотря только вперёд и вверх, хихикнув, произносит: — ночь сегодня великолепная, не находишь? — он делает ещё одну затяжку; две косички, из чёрного переходящие в тёмно-синий оттенок, трепыхаются на ветру, щекоча шею и ключицы. — звёзды видны очень хорошо. итэр улыбается ему, искренне и чисто, закидывает ногу на ногу, сидя в пошарпанном зелёном кресле, которое они вытащили на балкон не так давно, и прячет лицо за большой чашкой, делая глоток горячего кофе, от которого приятно пахло лесными орехами. на полу подле кресла разбросаны цветные обёртки от чипсов с разными вкусами, банки из-под пива и энергетиков и пустые сигаретные пачки. — они и вправду очень красивы. — итэр откидывается на спинку, смотря то на небо, опасно зависшее над многоэтажками чёрным полотном в яркую белую точку, то на чужую бледную, немного подкаченную, спину, покрытую тонкими, едва заметными царапинами. венти смотрит на него с нежностью, присущей только ему, выдыхает через нос густой дым, и, выкидывая окурок за балкон, подходит к итэру. тот молча открывается для объятий, и тихо смеётся, когда чужой холодный нос утыкается куда-то в районе ключицы. зима была бесснежной и вполне тёплой, чтобы ошиваться на балконе шестнадцатого этажа в лёгких домашних шмотках. — ты красивее. — венти улыбается в чужую шею, невесомо целует и отстраняется, прислоняясь спиной к стене квартиры и доставая из пачки ещё одну сигарету. в лицо, смазливое и немного детское [почему немного, если чересчур?] для двадцати девяти летнего парня, накрытое тенью раздумий, ударил яркий свет зажёгшегося дисплея телефона. парень глянул на время, устало вздохнул и отложил телефон в сторону. сделал затяжку, запрокинул голову и улыбнулся каким-то своим мыслям. — итэр... ты никогда не задумывался о других реалиях... местах, где мы бывали, сами того не зная..? венти зевнул, мягко коснулся чужой руки своей, переплетая пальцы, и задумался. итэр не ответил — в их тандеме мечтателем и сюрреалистом был венти, сам же итэр, скорее, был фаталистом, живущим только сегодняшним днём и с мыслью, что все они рано или поздно сдохнут, а дальше нет ничего, что могло бы стоить его внимания. иногда венти пугал своими словами о каком-то городе свободы, магии и архонтах. о том, что он там то ли был, то ли будет, и всё хорошо, и там лучше, чем здесь... он мог пребывать в прострации своих фантазий едва ли не сутками, на автомате перебирая струны на гитаре или играя какие-то придуманные им самим мелодии, а затем, как ни в чём не бывало, улыбался и ластился к парню, рассказывая о чём-то. итэр терпел. у венти просто такой характер. он просто не любит социум и, возможно, если бы не итэр, то забывал бы есть, не желая покидать своего воображаемого мира. итэр стал единственной причиной, по которой венти находился в этом мире. он сам так сказал однажды, а потом обнял его и заснул. а парень всю ночь думал над его словами и не мог решить, как ему на это отреагировать. и всё же он тогда промолчал. — ты же знаешь, что нет. — итэр отставляет в сторону полупустую чашку, перегибается через спинку кресла, оголяя плоский живот, и достаёт из-под кресла закрытую банку пива. щелчок. приятная горечь разливается во рту и остаётся пьянящим пряным послевкусием грейпфрута. — может, тогда, расскажешь? — итэр пробует его понять. пробует, но пока безуспешно. протягивает банку парню, тот делает глоток и улыбается. опять делает затяжку. опять последнюю. опять выкидывает сигарету за балкон и кладёт голову на чужие колени. ткань серых треников с желтыми полосками была холодной. — там хорошо. я не бесполезен. в монштаде так много песен и свободы. и вина. мне там нравится. там люди летают, сражаются с монстрами и с людьми. хотя, люди, наверное, и есть самые страшные монстры. там так же, как здесь, но по-другому. и ты там тоже есть... другой, какой-то не такой... и я не тот. но мне там хорошо. — у итэра мурашки проходятся по спине. он аккуратно гладит венти по голове, пьёт и слушает. за дверью, в комнате, разрывается от звонков телефон — ему это не интересно; внизу, на улице, кто-то кричит крепким матом и бьёт бутылки — хотелось бросить что-нибудь ему в голову, как недавно они, пьяные, бросались яйцами с балкона среди дня просто потому что могли, но итэр сидел молча, стараясь не обращать внимания. — мой друг дракон... я, кстати, хочу завести ящерицу теперь... но я словно не я... — он улыбается как-то грустно, целует итэра в живот под задранной футболкой, и, покрутив между пальцами зажигалку, встаёт, смотрит вниз и выдыхает клуб густого холодного воздуха. — он очень любит радостных ребят, хоть сам другой: он — древность в детской маске... перенимая из рук парня банку, он допивает холодное, буквально ледяное пиво, сжимает её и бросает в сторону. смотрит вниз, перегибаясь через бортик балкона, и улыбается. — в любом мире мы, почему-то, рядом... — он протягивает итэру руку, помогая тому подняться, и толкает дверь в квартиру. — ладно, тут холодно. и уже поздно. идём спать.