Цветущее сердце

У этой зимы не будет конца. За окном или в сердце? Кабинет затоплен пепельным светом, отчего интерьер кажется еще мрачнее. Ханс отточенным движением откидывается на спинку кресла, позволяя себе временно оторваться от документов. Резкими движениями разминает шею – позвонки жалобно хрустят. Краем глаза мужчина замечает, как редкие снежные хлопья бьются о стеклянную преграду окна. Резные водяные кристаллы, сплетающиеся в невероятной красоты белые кружева, заставляют унестись его мысли к дражайшей жене. Ее бледной фарфоровой коже, что завораживающе покрывается синевой под его яростным напором. Тихим стонам, когда та находится на грани. Порванным сосудам, содержимое которых кажется ему притягательно-сладким, даже пьянящим… Она пьянит его. Манит, кружит голову, как опиум. Чертовка. Жаль, что бедняжка о б р е ч е н а. Если он не передумает. Верно? Он не испытывал раньше подобного… Как она смеет творить с ним такое? Запускать свои отрезвляюще ледяные щупальца в его гнилое нутро и пытаться запустить убитое сердце. Выворачивать наизнанку то, что у других называется душой, пытаясь сделать его человечным… Лед очистит. Тонкие губы зло кривятся. Ханс поддается неудержимому порыву гнева, бьет по столу. Он не понимает себя и того, что с ним происходит. Не хочет, не может принять. И ему, черт возьми, страшно. Прямо как десять лет назад. Когда тринадцатому принцу было тринадцать. Судьба – ироничная сука – жадна до красивых цифр. Ханс ненавидел терять контроль. Он помнил то, чего хотел бы не знать. И забыл то, что должен был помнить. Это изводило его. Иногда ему казалось, что он гниет заживо. Гниль, всюду гниль. Трупный яд, что заливает останки пламени усталой души. Если Бог существует, то он умер в нем. Ханс сам убил его в себе. Когда лишился единственного человека, которому было до него дело. Как? Зачем? Почему? А Ханс не помнит. Ничего о том, что сделал – или все-таки нет? – с телом. Она исчезла. Зато в нем до боли свежи воспоминания о безмолвном отце, вмиг постаревшем на десяток лет. Пустой гроб, обитый алым бархатом. Доводящий до тошноты запах коньяка. Холодное безразличие со стороны братьев. Одиночество, подобное ледяной стене, о которую он сбил в кровь все костяшки, пытаясь достучаться до родных. Несмотря на то что Морган сохранил его мрачный секрет, вся семья будто чувствовала, что Ханс причастен. Будто Ее кровь так и не отмылась, оставила незримый след на его грязных руках. Въелась под кожу ароматом металла. Повенчала мертвого маленького мальчика со смертью и безумием. Когда Ханс был мал, мама рассказывала ему истории о храбрых принцах, спасающих прекрасных принцесс, о том самом наивном "долго и счастливо". Она учила поступать правильно. А потом Ее не стало. А он сам стал тем, от кого нужно спасать. Ее смерть, едкое презрение, брезгливость, молчаливое осуждение двенадцати пар глаз – травянисто-зеленых, прямо как у Нее – не слишком способствовали вере в сказки. Ему просто хотелось, чтобы боль, вина, бессилие ушли… Этого было бы предостаточно. Одержимость проснулась в нем не сразу. Жажда контроля, власти отравила юное сознание. Ведь кто владеет всем, тот не страдает, верно? Если он получит власть, то станет сильнее. И его не волновала цена. Он готов был заполучить трон любыми средствами. А цель отвлекала от осколков травм. Ханс сломал хребет Ее пресловутому "правильно": пытаясь искоренить в себе слабость, он вычеркнул из жизни Ее заветы. Где они, черт возьми, теперь? Гниют ниже Ада, изъеденные червями. А он – жив. Уже давно нет. И он – король. Тоже сгнил. И это потрясающе. Только его никто не предупредил, что к короне Эренделла будут прилагаться эти неправильные-болезненные-безумные чувства. Он все-таки проклят. Эмоции пожирают его изнутри. Почему он продолжает мучиться? Ханс догадывается, но боится не может принять это. Он не готов гореть. Снова. Но все, что не убивает, делает сильнее, верно? И злее. Беспринципнее. Жестче. Лучше бы убило. Чернильница опрокинулась, мужчина бездумно смотрит на растекшиеся чернила – черно-синие, того же цвета, что и небо за окном. Цвета тревоги. Он точно знает: что-то должно произойти. Желая отвлечься от внезапно нахлынувших воспоминаний, Ханс подходит к окну, откуда открывается дивный вид на дворцовый сад. На серебристой глади замерзшего озера безмятежно проводят время, катаясь на коньках, венценосные сестры. Опять дражайшая женушка. Черт возьми.

***

Дворцовый сад уснул безмятежным сном. Но чернильное небо все равно слышит звонкий смех. Темные скелеты деревьев, облаченные в белый бархат, в стылый январский день тихо завидуют неугасшей жизни, которая бьется где-то под ребрами. Еще немного, и чистая энергия растопит озерный лед, что тихо поет под двумя парами коньков. Эльзе хорошо с сестрой. До щекотки там, где трепещет временно освободившееся ото льда сердце. До зарождающегося в груди тепла, которое стекает с кончиков пальцев в большой и сложный мир. Эльзе кажется, будто она снова беззаботная маленькая девочка, которая вовсе не мертвая, нет, – живее многих живых. Будто нет ни у кого над ней мрачной яростной власти. Будто нет не то что отравляющей разум ненависти – лишних неправильных чувств. Будто эти вредные эмоции не пронзают тончайшими иглами греховных сомнений ее внутренности, не дробят кости да стержни ее убеждений… Девичий смех, задушевые разговоры беднеют на один голос, потому что Эльза понимает: они опять вернулись. Но почему сейчас? Чертовы твари, не дают временно сбежать из Его объятий жестокой реальности к сладким иллюзиям, так нужным ей для сохранения рассудка. А может, стоит поговорить? С Анной? Позволить печалям вытечь вместе со словами… И отравить ими ни в чем не повинную душу. – Анна? – Эльза нерешительно подает голос после минутного молчания. А когда-то королева была готова на все, чтобы защитить сестру как на физическом уровне, так и на душевном… Когда мертвая маленькая девочка стала так эгоистична? "Он все-таки заразил меня своей темнотой… Нет, перекладывать ответственность на других – даже на него – нельзя. Я сама выбираю стать причиной ее переживаний. Господи, почему я не могу просто промолчать? Потому что мне п л о х о…" – Да? – Анна расслабленно улыбается. Так тепло, искренне – у Эльзы сердце сжимается. Принцесса, как и королева поначалу, позволила себе забыться. В последнее время девушка нечасто замечала это волшебное выражение безмятежности на лице сестры. И она по нему скучала. – Слушай, я понимаю, что это, возможно, совершенно не мое дело, но мне бы очень хотелось спросить тебя… – Эльза пытается подобрать слова. Она не знает, с чего начать. – И я прошу прощения, если тебя это как-то заденет… – Эльза, не томи! Я уже вижу, что тема стоящая, – Анна оживляется. Она заинтригована. Что могло так смутить уверенную, отчасти хладнокровную королеву? – А у вас с Кристоффом было… ну… то самое? – выпаливает Эльза. Щеки пылают алым пламенем. – Секс? – хитрой улыбке принцессы могут позавидовать сами лисы. Королева кивает и краснеет еще сильнее. Анне становится невероятно весело. Потому что она пока еще не успела задуматься о причинах, побудивших сестру начать этот откровенный разговор. – Ага! – И как тебе? Ты не… Тебе не больно? – Эльза никак не может собраться с мыслями. Ей неловко, страшно. Но она уже не может остановиться… – Что? – Анна удивленно поднимает брови. – Пф, Крис с меня пылинки сдувает! Ну, насколько это возможно с его габаритами, – Анна усмехается, а в следующую секунду ее взгляд подергивается мечтательной пеленой. – Но если я попрошу, ласково, то… – Так, стоп! Я не уверена, что готова к подробностям, – Эльза начинает жалеть, что начала эту тему. Анна… Она же, черт возьми, еще ребенок! И плевать, что на самом деле уже нет… – Ладно, хорошо, – девушка примирительно поднимает ладони. И тут же серьезнеет, колет сестру пристальным взглядом. Она начинает д о г а д ы в а т ь с я. – А почему ты спросила? Подожди… Анна взволнованно-гневно что-то говорит, но Эльза, сраженная вспыхнувшей в бирюзовых глазах отчаянной яростью, на миг выпадает из реальности. А правда, почему она все это начала?! "Мне просто нужно, чтобы ты отпустила мне пару грехов, моя милая Анна…" – …Бог мой, он брал тебя силой, да? Эльза… – на этих словах Эльза приходит в себя. И тут-же-зачем-то-зря встает на его защиту. – Нет. Я не возражала, – королева опускает глаза. Но когда ее аквамарины снова обращаются к Анне, принцесса бессознательно делает шаг назад. Настолько ее поражает одержимость, закованная в их лед. Эльза выдыхает. – Это ведь бессмысленно. Первый раз был ужасен, он разозлился за мою выходку со льдом на свадьбе, но потом он просто… он не стал мягче или нежнее, он продолжает причинять мне боль, но каждый раз доводит меня до чертового экстаза. И я просто не могу устоять. И знаешь, что еще? – Эльза хватается за голову, словно хочет вырвать себе в наказание несколько прядей. Девушка тяжело дышит, сбивается на шепот. – Мне кажется, что моя ненависть понемногу слабеет. Я схожу с ума, да? – королева подходит к сестре и хватает ее за плечи. Слегка встряхивает, надеясь достучаться прежде всего до самой себя. – Его ведь нельзя любить, после того как он поступил с тобой. Да и со мной тоже… – И вдруг взор проясняется. Одержимость исчезает, на ее место приходит усталость. – Прости, что вываливаю на тебя всю эту грязь, но держать это в себе… у меня просто уже нет сил. "Я думала, что могу быть сильной, что все выдержу и не прогнусь… Раньше все было именно так, все было проще. Но Он ломает меня. И находить силы противостоять Ему все труднее. Я боюсь, что однажды они иссякнут. Он все-таки сломает меня". Исповедь подходит к концу, но легче, вопреки всем надеждам королевы, не становится. В том ли дело, что она не сказала, что сама отдается, как в последний раз, что едва не стонет, как последняя распутница, что она готова гореть. В том ли дело, что она запуталась еще больше? – Прости… Я, наверное, вернусь во дворец. – Эльза… Королева отворачивается, обхватив себя за плечи и опустив голову. Слез нет. Это успех. Она медленно скользит к противоположному берегу, забывшись в разросшейся внутри пустоте. Девушка достигает середины озера, когда до нее долетает испуганный крик сестры, которая, наконец, пришла в себя. – Эльза, лед! Он ломается! Беги! Эльза слышит тихий треск, что подбирается все ближе, позвоночником чувствует, как трещины пронзают ледяную гладь. Озеро просыпается, желая поглотить ее. Девушка разгоняется, развивает максимальную скорость, на которую только способна, но разлом все равно настигает ее. И королева уходит под воду, успев подумать: "Прости меня, Анна. Вот она, расплата за мое предательство".