24 frames per second

Среда, 28/12/16 Они проводят все рождественские каникулы вместе. Эвен не шутил тогда, в самом начале, когда спросил, может ли остаться здесь, в комнате Исака, навсегда. Ему не нравилось быть тут, когда у него не было выбора, в ту тёмную неделю, когда соседи Исака периодически заглядывали, чтобы проведать его, потому что Исак, самый милый мальчишка на свете, попросил их об этом. Тогда Эвену тут не нравилось, зато нравится сейчас, потому что теперь он может гладить Исака по щеке и не ждать от будущего грядущей катастрофы, угрожающей разорвать их на части. Исак любит, когда его целуют, а Эвен любит его целовать, и они могут делать это целый день, пока не наступает момент, когда они отстраняются друг от друга, широко улыбаясь, а потом снова сливаются в поцелуе, на этот раз цепляясь пальцами за ворот футболок, стремясь скорее избавиться от них. Эвен лучше узнаёт Эскиля, который пару раз в неделю стучится в дверь комнаты Исака, с дразнящими нотками в голосе интересуясь, собираются ли они выходить, и в то же время, вероятно, проверяя, всё ли у них хорошо. Он лучше узнаёт Линн, в которой видит частичку себя и которая выглядит так, словно должна быть робкой, но на самом деле это совсем не так. А есть ещё Нура, которая, кажется, порой борется со своим раздражением к Эскилю, ещё более сильным, чем испытывает Исак, но в то же время всегда готовит для всех чай, а ещё достаточно наблюдательна, чтобы понимать, когда можно дразнить, а когда лучше промолчать. Каждое утро около десяти часов он принимает первую таблетку, а каждый вечер около шести — пьёт вторую. Ему больше не нужно скрывать это от Исака, поэтому Эвен и не скрывает, да и ему приятно находиться с кем-то, кто внимательно смотрит на бутылочку с лекарством не потому, что считает, сколько там осталось, а потому, что любит биологию и хочет знать, из чего состоят таблетки, которые его парень каждый день закидывает в своё тело. — Ты такой милый, — говорит Эвен и видит, как щёки Исака заливаются нежным румянцем. В связи со всем этим ему становится сложно игнорировать Сану. Не то чтобы Эвен вообще хотел её игнорировать, потому что она ему нравится и всё такое, но есть кое-что, о чём он так и не рассказал Исаку, и что пока не знает, как озвучить. Как бы то ни было, она вместе с остальными девчонками приходит к ним в один из вечеров между Рождеством и Новым годом, и Эвен выманивает Исака из комнаты, чтобы она могла там помолиться. Исак недоумённо прищуривается, глядя на него, но Сана улыбается и благодарно кивает, так что это того стоило. — Ну и в чём прикол? — спрашивает Исак, прислоняясь к кухонной стойке в ожидании, когда его комната снова будет свободна. — В смысле? — Ну, она ничего не сказала, ты просто знал. — У меня есть приложение, — отвечает Эвен. Выуживает телефон из заднего кармана и, покопавшись в нём немного, передаёт Исаку. — Видишь? Если ты собираешься проводить с ней время, тебе тоже нужно его установить. — Хорошо, мамочка. — Это обычная вежливость. — Хм, — рассеянно мычит Исак, отворачиваясь от него с восторженной улыбкой на лице, потому что использует встроенный в приложение компас, чтобы найти Мекку. — Смотри, — говорит он, — теперь я готов молиться. — Он такой милый, что Эвен не может сдержать улыбку, когда Исак возвращает ему телефон. — Кстати, а почему у тебя вообще стоит это приложение? Просто потому, что ты самый чуткий парень в мире или…? — Да, именно поэтому. — Чтобы ты мог подпитывать свой комплекс спасителя? — Хм. Эвен целует его, и они стукаются зубами, потому что их губы растянуты в улыбках, а Исак цепляется пальцами за ворот футболки Эвена и, когда тот отстраняется, тянется поцеловать его ещё раз, потому что просто не может этого не сделать. — Ты не обязан мне рассказывать, — говорит он. — Мне просто стало любопытно. Эвен хочет рассказать Исаку миллион разных вещей. Например, «ты делаешь мою жизнь ярче» и «я настолько тебе доверяю, что готов поделиться всем», и это правда, действительно правда, но это не значит, что Эвен готов произнести эти слова вслух. Он хочет сказать «ты значишь больше, чем моя вина и мой стыд», но он ещё до конца не уверен, что это так. Эвен знает, что всё дело в его воображении. Его жизнь — словно первый кадр фильма, основная тема которого постоянно преследует его: он не может не думать о том, что болен, не может не представлять, что его поступки причинят боль Исаку и людям, которых он любит. — Ты можешь спрашивать, — говорит он, понимая, что больше не хочет ранить Исака. — Ты всегда можешь спрашивать. — Итак? — Микаэль тоже мусульманин, — отвечает Эвен. Это не вся правда, но по крайней мере её часть. Выражение лица Исака немного меняется, словно он осмысливает услышанное. — Он правда первый мужчина в твоей жизни? — спрашивает он, определённо флиртуя. — Нет, — отвечает Эвен. — Типа того. Но нет. Исак кивает. Зарывается рукой в волосы Эвена, прямо за ухом. — Юнас был моим «типа того», — говорит он. — Ну то есть не совсем, понимаешь? Он просто был. — Эвен кивает. — И был совершенно недостижим, с чем было гораздо проще справиться, находясь в шкафу, чем если бы было иначе, и пришлось бы из шкафа выходить. Эвен смеётся. — Мне ли не знать? — говорит он. Думает: «ну надо же» и «интересно, что ещё у нас есть общего». Исак тоже смеётся, а потом наклоняется к нему, и вот они уже не просто стоят рядом, а обнимаются. — Кстати, — говорит Эвен, — что мне нужно сделать, чтобы ты снова сказал мне? — Сказал тебе что? — Что я мужчина твоей жизни? Исак тихо смеётся, пряча лицо у него на груди. Потом отстраняется, встречаясь с Эвеном глазами. — Тот самый мужчина моей жизни? — дразнит он. Эвен прижимается лбом к его лбу так, что они соприкасаются носами. — Ага, — подтверждает он и видит, как смягчаются глаза Исака, словно в их зелень добавили тающий мёд. — Ты мужчина моей жизни, — говорит Исак. Эвен целует его. Исак для него тоже неразгаданная загадка. Эвен думает, что это неотъемлемая часть любви — хотеть знать о нём всё, хотеть продолжать узнавать его всю жизнь, подмечать малейшие изменения, которые будут происходить в нём с течением времени. Поэтому он понимает. Понимает, почему Исак светится от радости каждый раз, когда Эвен делится с ним чем-то. И он клянётся, что когда-нибудь отдаст Исаку всё, но не сейчас. Потому что, по правде говоря, он всё ещё старается притвориться, что всего этого не происходило в его жизни.