24 frames per second

_________ АКТ ПЕРВЫЙ _________

Суббота, 17/12/16 Он не осознаёт, что спал всю свою жизнь, пока не видит этого мальчишку. Тот хохочет в коридоре новой школы Эвена, стоя рядом со своим кудрявым симпатичным другом, чья красота, однако, не может сравниться с красотой смеющегося парня. С его золотыми локонами, напоминающими нимб, с его свежим дыханием. Эвен просто обязан познакомиться с ним, он всё для этого сделает. Так и происходит. Поначалу всё идёт ужасно, но Исак продолжает давать ему вторые шансы, которых он не заслуживает, будто бы считает, что Эвен достоин того, чтобы узнать его несмотря на все проблемы. Потом он понимает, что с самого начала ошибся в Исаке. Тот выглядит робким, его прикосновения всегда нежны, а раздражительность больше показная, она не идёт изнутри. В отличие от гнева. Эвен не ожидал гнева. Он не направлен на Эвена. Никогда. Зато направлен на всё остальное в мире. И в результате вот что Эвен получает… Мальчишку, который решителен во всём, что делает. Мальчишку, который снова и снова приносит ему свежий тост, даже когда Эвен отказывается есть, просто в надежде, что он всё же решит перекусить. Мальчишку, который продолжает говорить с ним так, словно Эвен на самом деле рядом, даже когда он тупо смотрит перед собой. Мальчишку, который цепляется за него пристальным взглядом, как капли дождя за ресницы, и говорит: «Мне важно, чтобы ты знал, что я не имел в виду то, что сказал в раздевалке. А даже если и имел, на самом деле это неправда» или «В эту минуту мы будем целоваться», и в следующее мгновение действительно придвигается к нему и прижимается губами к губам. Эвен всё так же плохо разбирается в любви, как и в пятнадцать лет, но тем не менее остро её ощущает. И вот на календаре вторая половина декабря, и они здесь, на двухъярусной кровати Эвена, делят на двоих одно одеяло и дыхание. — Хм, — говорит Исак, улыбаясь, как, кажется, делает постоянно в последнее время. Они целовались, и Эвен ощущает приятное тепло, гладя Исака по щеке, и он счастлив. Это не то счастье, которое утекает сквозь пальцы, не успев начаться. Нет, это чувство более стабильное, уверенное, идущее откуда-то изнутри, соседствующее с нарастающим возбуждением. Кровать скрипит под ними, когда он наклоняется, чтобы снова поцеловать Исака, и тот притягивает его ближе, охотно позволяя Эвену протиснуть ногу между его бёдер. Есть вещи, которые ты знаешь только о людях, которых любишь. Например, что кожа на подушечках пальцев ног такая же розовая, как румянец, разливающийся по их щекам. И да, кожа на подушечках пальцев ног Исака такого же цвета, как его щёки, когда он краснеет. Эвен завидует всем, кто знал его раньше, даже его матери. — Хм, — снова говорит Исак. — Поверить не могу, что ты наконец снова хочешь секса, но мы не можем им заняться из-за этой гребаной скрипучей кровати и из-за того, что твои родители буквально за стенкой. — Наконец? — спрашивает Эвен, понимая, что ему ещё нужно время, чтобы снова привыкнуть к порхающим в животе бабочкам. — Ага, — кивает Исак. — Это часть моего контракта. — В смысле? — Ну, сексуальные услуги. Минимум три раза в неделю. Эвен громко смеётся, как и всегда с Исаком. — Вот чёрт, — говорит он. — Я и не думал, что мы договаривались о проституции. — Ну да, — отвечает Исак, широко улыбаясь. — Ты думал, что ты Ричард Гир? — Эвен замирает на месте. — Мне жаль, но из нас двоих ты определённо лучше подойдёшь на роль Джулии Робертс. — Исак, — говорит Эвен. Немного отодвинувшись от него, Исак убирается прядь волос со лба Эвена, и в его взгляде снова читается та самая решимость. — Я погуглил, — заявляет он. — Белый лимузин Tesla. У Эвена было счастливое детство, поэтому, когда он был маленьким, ему всегда казалось странным, что взрослые извиняются за вещи, которых не делали. Он не понимал, что такое чувство вины, пока случайно не разбил любимую мамину пластинку. С тех пор это ощущение стало ему знакомо так же хорошо, как веснушки на собственных щеках. А теперь Эвен чувствует вину ещё сильнее. Ему нравится, что Исак смотрит на него и не видит плохого парня, но это не меняет того факта, что он такой. Родители хорошо его воспитали. Ему всегда легко было быть добрым, и когда он осознал это, то поклялся, что будет продолжать делиться добротой с другими. Но это никак не оправдывает, что он причинял боль людям, втягивая их в свои неприятности и позволяя им любить его. И даже зная о том, что они к нему чувствуют, он всё равно пытался исчезнуть из этого мира. Вероятно, именно это и встало между ним и Соней ещё до того, как они повзрослели достаточно, чтобы понять, что иногда вина и горе так влияют на людей. Возможно, у них всё бы получилось, если бы не это. А может и нет. Возможно, единственное, что связывало их в конце, — их единство в борьбе с болезнью Эвена. Неизвестно, как всё вышло бы, думает Эвен. Он лишь знает, что когда-то любил её, но в какой-то момент стал чувствовать, что каждый вечер должен подробно докладывать, как прошёл его день, чтобы она успокоилась настолько, чтобы говорить о чём-то кроме его болезни. И это заставляло его хотеть отдалиться от неё так сильно, что нужно было давным-давно это сделать. Любовь и самодовольство — не одно и то же. Как и любовь и удобство. — Мне жаль, — тихо говорит он сейчас, но Исак смотрит прямо на него и закатывает глаза. — Ну ладно, — продолжает Эвен, не в силах сдержать улыбку. — Мне не жаль? Исак тихо смеётся, даже сейчас. Он проводит кончиками пальцев по уху Эвена и снова зарывается в его волосы, что вряд ли можно считать случайностью. — Ты можешь сколько угодно сожалеть, что заставляешь меня что-то гуглить, — говорит Исак, предлагая выход. — Да? — И что постоянно заставляешь меня что-то смотреть. Эвен чувствует, что его улыбка становится шире. — Ты посмотрел? — спрашивает он. Исак кивает. — Да. В промежутке между тем, как я позвонил тебе и как ты прислал мне сообщение. Как-то раз, когда он был младше, Эвен дулся на отца за что-то настолько незначительное, что сейчас уже и не помнит. Тогда он спросил маму, почему она вообще в него влюбилась. «Сначала, потому что он был красив», — сказала она. «А потом, потому что в нём горел огонь, словно он отказывался отступаться от того, что было для него важно». Эвен смотрит на Исака, а потом наклоняется и нежно целует его, потому что это лучший известный ему способ сказать спасибо, не извиняясь. Когда он отстраняется, Исак выглядит довольным. — Мне только об этом можно сожалеть? — спрашивает Эвен. — Больше ни о чём? — Да, — отвечает Исак. На этот раз он наклоняется к Эвену, и они так близко. — Только об этом.