31 shards of my soul

      Какое же сладкое слово — смерть. Оно звучит как чавканье ещё пульсирующей плоти, пахнет как свежая кровь, а на языке ощущается ржавым железом с лёгкими солёными нотками. Что может быть приятнее, чем забирать у людей жизнь, которой они так небрежно разбрасываются? Только посмотрите на всех тех свиней, которые вскарабкались по чужим костям на трон и свысока наблюдают за простыми людьми, плюя им в лицо. Аж тошно становится. Моя одержимость — это размашистым ударом мачете срубать этим бестолочам их никчёмные конечности смотря им прямо в залитые слезами глаза. Как же истошно они верещат и умоляют остановиться, когда осознают, что шутки давно оставлены позади. Они считали, что жизнь всегда будет подкидывать к их ногам свежие плоды, но вот только не учли того, что некоторым людям эти плоды нужны куда больше. Кучка лицемеров и эгоистов, готовых продать ближнего своего, лишь бы спасти свою задницу. Сегодня никто из этих подонков не выйдет из этой комнаты живым, каждый получит то, что заслужил за своё наплевательское отношение к жизни и к другим людям.       Эта наглая банковская саранча, которая плевать хотела на мольбы должников, попавших в налоговое рабство, отправляя каждого из бедолаг под суд без доли человечности в глазах, теперь ползает на коленях, зарывая своё достоинство в землю, и умоляет меня оставить её в живых. Ломаю ей челюсть металлической подошвой сапога. Будет знать, как распускать сопли.       Местный авторитет в дорогом пиджачке молча сидит в углу, осознавая, что на этот раз взяткой он не откупится. Мне не нужны деньги, сегодня платой за выход с вечеринки я беру их жизни.       Ни этот богатый уродец-олигарх, ни торчок-закладчик, ни похуистка-банкирша не заслуживают того, чтобы существовать в этом мире. У всех у них руки по локоть в крови. Это даже забавно, ведь из всех четверых зверем и убийцей назовут меня. Все закрывают глаза на то, что богатенький ублюдок похоронил в цементе заживо целую бригаду рабочих только из-за того, что те увидели, как он долбит кокс не просыхая; на то, сколько подростков, подсевших на вещества, продвигаемые под видом конфет, угробил этот тощий недоумок, пытаясь набрать себе на очередную дозу; на то, сколько пожилых семей потеряли свои дома и были вынуждены скитаться по улицам из-за напыщенной шлюхи, без промедления вызывавшей коллекторов даже за самую мизерную задолженность. Правоохранительные органы давно куплены, и они плевать хотели на преступления, совершаемые этим скотом, который не достоин того, чтобы называться людьми.       Когда моя семья заживо горела в нашем загородном доме, бригада пожарных даже не приехала на вызов. По их словам такой пожар было «невыгодно тушить». Они просто повесили трубку, оставив меня стоять перед домом и со слезами на глазах смотреть, как мои мама и папа умирают в муках, а их адские крики заглушает рёв всепоглощающего пламени и треск деревянных стен, вот-вот готовых рухнуть. Никто даже не привлёк их к ответственности. Дело замяли за неимением достойных свидетелей, сгоревший дом на следующий день просто снесли, скинув обгоревшие скелеты в мусорную яму, а участок продали кому-то за бесценок. Мне никто не помог, даже взгляда не кинул на одиноко стоящего возле трупов ребёнка, как будто меня там и не было. Скажите, после всего этого, вы, правда, называете монстром меня? Мне лишь хочется, чтобы мрази вроде этих ценили свою жизнь и жизни окружающих людей. И пусть этих троих уже ничто не спасёт, но на их печальном примере многие люди научатся милосердию и сбросят с голов свои короны, которые мешают им быть настоящими людьми.       Моя судьба, как и судьба моих последних жертв, предрешена, пропажу такой важной шишки не могли оставить незамеченной. Моё местоположение раскрыто, и сюда уже направляется отряд быстрого реагирования, но по прибытию он обнаружит в этом затхлом подвале лишь четыре обгоревших трупа. Госпожа смерть не благосклонна ни перед кем. Однажды она настигает каждого, и кем бы ты ни был при жизни — порядочным гражданином или хладнокровным убийцей — в её лице ты просто душа, которую нужно забрать и унести прахом в фарфоровой вазе в иной мир, где все мы предстанем перед судом. Спустя столько лет я, наконец, готов принять свою судьбу и броситься в холодные объятия смерти.       Поворачиваю вентили сразу на нескольких газовых баллонах и откидываюсь на сиденье своего кресла. Этот запах скорой кончины, как же он воодушевляет. Безумные взгляды моих жертв мечутся с моих пустых глаз на баллоны, из которых с шипением выходит пропан. Ещё несколько минут, и дыхание затрудняется, вместо кислорода легкие заполняет взрывоопасный газ. Достаю свою потрёпанную зажигалку Zippo — единственный сувенир, напоминающий мне о моём покойном отце. Все трое что-то мычат в свои кляпы и нервно мотают головами. Надеются, что я одумаюсь. Наивные, лицемерные крысы. открываю проржавевшую крышку с приятным металлическим щелчком и высекаю последнюю искру. Увидимся на том свете, подонки.