распорядок дня в ирисово-кофейном ежедневнике

Эндрю не любит завтракать в одиночестве. часто юноша просыпается рано и часами стоит на кухне, глядя в грязное запыленное окно. за леденцовым стеклом хрустит сугробами седая зима, светит неприлично яркое солнце – и от этого Крессу хочется немедленно завесить шторы, уберечь собственное лицо от грубых золотых укусов, но вместо этого он не двигается с места, скрестив руки на зябнущей груди и глядя за тем, как лучи раскрашивают снежные ковры то в рыжий, то в алый. спустя некоторое время Эндрю вспоминает, зачем пришёл. обычно причина — это чай, крепко заваренный, но едва тёплый, потому что альбинос не переносит кипятка и горячей пищи. сонными и скованным движениями юноша водружает на прокопчённую газовую плиту чайник и чиркает спичкой о махровый бок коробка. с глухим «шкррр!» вспыхивает на плите под металлическим дном синий василёк – газовый, неяркий; Кресс готов любоваться этой простой вещью довольно долго, ведь ему так или иначе придётся тратить здесь своё не очень-то и драгоценное время. когда чай готов, Кресс тратит немного времени на размышления о еде. завтрак – дело нетрудное, разумеется, однако с его-то способностью готовить единственное, на что он способен – это яичница и пара поджаренных хлебцев. юноша достаёт сковороду и разбивает в неё яйцо; то расплывчатым блином заполняет чугун, едва заметно поблёскивая на свету. на свободный участок отправляются два хлебца – кажется, это были последние, больше на хлеб у Эндрю Кресса нет денег; а впрочем, может оно и к лучшему. запах жаренного заполняет кухню, и Эндрю чутко следит за тем, чтобы на солнцах в размерах трёх штук не появилось корочек, после же умещает получившееся на одну большую тарелку. немного подумав, берёт короткий нож и одним нетвёрдым движением рассекает желток, выкладывая половинку на другую тарелку; туда же кладёт хлебец, безумно тёплый и выглядящий, как вафля. самая настоящая венская вафля. альбинос не помнит, где именно он слышал об этом лакомстве, однако ему кажется, что его творение сейчас действительно похоже на пресловутые ребристые ломтики. бережно Кресс берёт обе тарелки в руки, мгновение раньше вернувшись к плите и выключив газ.

***

путь юноши лежит через небольшой обшарпанный аппендикс коридора. квартира эта, думается ему, устроена действительно нехитро – и это даже хорошо! Эндрю всегда нравились вещи безо всяческой подоплеки, простые и прямые, как его собственное мышление. от действия к мысли – и ни в коем случае не наоборот. альбинос медленно ступает по деревянному холодному полу босыми и чуть розоватыми от холода пятками, неся с собою приготовленную им «скромность». белоснежные пальцы едва касаются двери; та скрипит, неловко поддаваясь, и Кресс заглядывает внутрь. «спит», думается ему. тонкие губы юноши расплываются в горькой непрошенной улыбке. шаркая, он подходит к матрасу, лежащему на полу поодаль от видавшего виды шкафа, на котором, среди двух старых одеял, лежит клубком ещё один молодой человек. сожитель? нет, всё куда прозаичнее. – Лука… просыпайся, Лука, – ласково шепчет Эндрю, подходя к тканевому холмику и почти невесомо касаясь его краешком тарелки. груда одеял медленно шевелится – и из неё уже привычным для Эндрю образом выползает всклокоченное нечто. сонный изобретатель, чьи каштановые волосы взбиты в самую настоящую пену, садится на импровизированной кровати по-турецки; на нём только огромная, до колен бывшая тюремная роба, едва закрывающая, впрочем, испещрённые синяками ноги. юноша, которого назвали Лукой, глухо бормочет, пытаясь подавить зевок: – доброе утро, Энди… – я сварганил нам завтрак. – альбинос по-прежнему улыбается, ставя перед матрасом обе тарелки и свою чашку чая. – хочешь перекусить со мной или сразу займёшься своими чертежами? изобретатель медленно вертит головою из стороны в сторону: – а ну их к этому… к дьяволу. сил моих нет.

***

они сидят рядом на матрасе, поджав босые ноги, и завтракают. Лука – набивая щёки подобно голодному уличному котёнку, дорвавшемуся наконец до полной коробки с кормом, Эндрю – осторожно кусая яичный блин, то и дело поглядывая по сторонам. их острые локти сомкнуты меж собою, вихрастая голова же изобретателя лежит на левом плече Эндрю. в этой полупустой и бедной квартире они оба по-своему рады – рады вкусному завтраку, маломальскому обществу друг-друга, рады зимнему яркому солнцу и начинающемуся дню, который уже обнял своими обширными ладонями трущобы этого старого, Богом забытого города. – спасибо, Энди. это… это так вкусно, – лучезарно улыбается Крессу Лука. среди ряда кривых и острых зубов виднеется один торчащий. «словно вампир», порой думает альбинос, удивляясь собственным дурацким мыслям, – что ты когда-нибудь вполне можешь стать настоящим шеф-мастером, коли захочешь. юноша молча кивает в ответ, продолжая аккуратно жевать. его Лука такой забавный.