Катастрофа

      Каллен разложил перед Арайей пояс с ножами. До того они обсудили с Кассандрой все «за» и «против» и решили, что стоит начать с метательных ножей. С луком — настоящим, полноценным луком — девочка не справится, сил не хватит. Но с реакцией и глазомером у Арайи было все в порядке, если верить Варрику. Гном, конечно, горазд приврать, но, поговорив с ним, а потом с девочкой, Каллен поверил, что в этой малости тот не присочинил. Так что ножи в самый раз для начала. Потом, если захочет, можно дать меч и легкий щит, но эта идея ни ему самому, ни Кассандре не слишком нравилась — нечего ребенку делать в ближнем бою.       — Первое, что ты должна запомнить, — сказал Каллен. — Твоя задача — выжить. Не сразить всех врагов. Не стать героем. Просто выжить. Если в какой-то ситуации «выжить» будет означать «с визгом удрать, бросив остальных на съедение демонам» — значит, нужно удрать. Это ясно?       Они сидели на бревнах неподалеку от тренировочной площадки. С неба медленно опускались крупные хлопья. Тепло, безветренно, солнце не слепит глаза. Удачный день для первого урока. Только Каллен до сих пор не был уверен стоит ли вообще начинать.       Арайя глянула исподлобья:       — Вы меня не бросили. И Варрик не бросил.       — Мы взрослые и в состоянии оценить опасность. Ты — нет.       — Ясно, — выдавила она.       Каллен очень сомневался, что ей ясно. Наверняка решила не спорить пока, чтобы не нарваться на нотацию или ругань. Ничего, дойдет когда-нибудь. Лишь бы не слишком поздно.       — Дальше, — сказал он. — Когда на плечах доспехи, а на поясе меч, кажется, что в тебе десять футов роста, глаза мечут молнии; а выучив первые два-три приема прямо-таки не терпится померяться с кем-нибудь силушкой.       Каллен усмехнулся, вспоминая:       — Когда кругом такие же молокососы, возомнившие себя великими воинами, это не страшно, и даже полезно в какой-то мере. Но не в нашей ситуации. Потому что это самообман. Там, под этим, — он коснулся ее плеча, прикрытого новенькой бригантиной, — ты по-прежнему существо из плоти и крови, которое на удивление легко убить.       Носить доспех постоянно велела Кассандра. Не потому, что боялась, будто в деревне с девочкой могло что-то случиться — а чтобы привыкала. И грозилась заставить бегать и танцевать, прямо в бригантине. Впрочем, Каллен не был уверен, что только грозилась — ему доводилось слышать, что в знатных семьях отпрысков так и учат чувствовать себя в доспехе как во второй коже. Самого его научили долгие караулы.       Арайя снова набычилась:       — Тогда зачем все это затевать? Без оружия и доспеха убегать куда легче.       Каллен хмыкнул. Как показала практика, ей не понадобилось ни то, ни другое, чтобы полезть на рожон.       — Затем, что иногда от смерти отделяет лишь полмига, и оружие и доспехи могут помочь эти полмига выиграть. Как ты помогла выиграть их Варрику.       По-хорошему, ее надо было отругать за неуместное геройство. Но Кассандра уже это сделала, да и сам Варрик, насколько Каллен знал, тоже — после чего Арайя долго плакала и перестала с ним разговаривать. Если уж у гнома не хватило красноречия вправить мозги, не обидев, самому и пытаться не стоило.       — Я обещал, что не подпущу к тебе демонов и не смог сдержать обещания. Поэтому тебе могут понадобиться эти полмига. Но я не смогу — и никто не сможет — за несколько недель или даже месяцев сделать из тебя равного соперника даже для них, — Каллен кивнул в сторону новобранцев, которых усердно гонял лейтенант. — Поэтому первое, что нужно запомнить: ты — не герой. Не охотник на демонов. И пока ты это не поймешь по-настоящему, я не буду тебе ничего показывать. Потому что излишняя самонадеянность убивает очень быстро. И я не хочу быть тем, кто зародит в тебе эту излишнюю самонадеянность.       Арайя очень внимательно посмотрела на него:       — А сколько учились вы?       — Я до сих пор учусь. Вот уже пятнадцать лет.       Она надолго замолчала. Каллен ждал.       — Кажется, я поняла, — сказала она, наконец. — Я не буду нарываться, правда. Тем более, что я действительно не герой. Будь моя воля…       Арайя торопливо отвернулась.       — Скучаешь по дому? — негромко спросил Каллен. — Может быть, написать твоим родителям?       Создатель, он бесчувственный болван, раз до сих пор не подумал об этом.       — Я умею писать. Но мои родители умерли от холеры два года назад. Я тогда уже жила у хозяйки, и когда зараза пришла в город, она уехала в загородное имение и забрала меня. Так что писать мне некому и дома, по которому можно было бы скучать, тоже нет.       — Прости.       — Ничего. — Она потянулась вытереть глаза рукавом, оборвала движение на середине, вспомнив про доспех. Мотнула головой. — Извините. Я не должна вам докучать.       Да, прислуга должна быть приветливой, вежливой, расторопной и незаметной. Только сейчас Арайя не прислуга... А, собственно, кто? И как она должна себя чувствовать, понимая, что все, что у нее есть сейчас, на самом деле ей не принадлежит? Исчезнет в один миг, как только она перестанет быть нужна. Или даже раньше — когда взрослым надоест с ней возиться. Для того, чтобы закрывать разрывы, необязательно жить в собственном доме, есть каждый день и одеваться по погоде. Не сдохла — и ладно.       Каллен в очередной раз обозвал себя бесчувственным болваном. Надо обсудить с остальными. И, пожалуй, ввести в штатное расписание должность… Да хоть «закрывателя разрывов», какая разница, на самом деле! С жалованием и пайком, как полагается. Чтобы сейчас девочка понимала свое место в общем порядке вещей, а когда это закончится — и если все они будут живы — могла какое-то время ни от кого не зависеть и спокойно искать новый дом, где сможет работать.       — Извините, — повторила Арайя. — На чем мы остановились?       — На том, что никто из нас не герой — ну, разве что, кроме Кассандры, — сказал Каллен. Подобрал ножи. — Начнем, пожалуй.       У нее в самом деле оказался отличный глазомер и верная рука. Если взяться учить всерьез — лет через пять выйдет толк. В аббатстве начинали и раньше. Только надо ли ей это? Сам Каллен в ее возрасте уже знал, какой путь выбрать — и неважно, что на деле все оказалось совсем не так, как ему мечталось тогда. Знает ли Арайя?       И доживут ли они до того дня, когда это будет иметь значение?