Adagio

      Анна прошлась по пустому кабинету гендиректора. Теперь её кабинету. В который раз приблизилась к чёрному кожаному креслу. В который раз не решилась в него сесть. Она и раньше никогда не позволяла себе этого сделать. Это его кресло. Его стол. Его компания, наконец… Взгляд девушки вновь упал на листок с размашистой подписью, лежавший на столе. Анна взяла его в руки и пробежала по строчкам, хотя за воспалённые, дикие сутки успела выучить этот текст наизусть. Доверенность. Генеральная. Бумага жгла пальцы. Анна всё же села в кресло. Огромное. Холодное. Пустое. Не её кресло. Но документ в руках молчаливо возражал: её. Отныне её. Пока её…       Последние дни слились для Анны в один мутный, тягучий кошмарный сон. Отец, как и обещал, примчался в тот же день. В особняке Корфа его встретили уже две заплаканные дочери. Пётр Михайлович весь вечер кому-то звонил, что-то выяснял, о чём-то договаривался, кому-то угрожал… Той ночью дом не спал. Натали ворвалась в гостиную, когда ещё не начало светать, Андрей появился утром. Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что это нелепое недоразумение мгновенно разрешится и уже к вечеру Владимир и Михаил будут дома. К вечеру следующего дня пришло понимание, что Долгорукие с их связями, положением в обществе, с их деньгами, наконец, оказались бессильны перед системой, которая, по всей видимости, должна была уничтожить Владимира Корфа вместе с его фирмой.       — Ну, ну, не вешай нос, Анечка, — улыбался отец. — Нужно всего лишь немного подождать. Сергей Степанович собаку съел на таких делах…       Но Оболенский, личный адвокат Корфов, возглавивший юридический отдел их фирмы ещё при Иване Ивановиче, изучил материалы дела и пришёл к неожиданному выводу.       — Им нужно подписать чистосердечное признание, — сообщил он. — Тогда на суде мы сможем добиться условного… Для Миши — совершенно точно!        Сергей Степанович ушёл, оставив после себя долгое растерянное молчание. Анна стояла у окна. Она ни разу не обернулась за всё время, что Оболенский пробыл в гостиной. Не шелохнулась, когда он прощался.       Постояв так с минуту после его ухода, она негромко произнесла:       — Нам нужен другой адвокат.       А тем же вечером ей позвонил нотариус…       … Анна прошлась по кабинету. Новый адвокат чистоплотностью явно не отличался. Пусть. Главное, добился свиданий для неё и Лизы. Остальное — мелочи жизни. Ей бы только пережить этот совет директоров, этот чёртов первый рабочий день, в новой должности, так сказать… Девушка поморщилась. Просто пережить. А вечером к нему. Вечером она объяснит… Что объяснит? Что не подставляла его? Она не докажет. А он не верит…       Ключ повернулся в массивном замке.        — Корф, на выход. К тебе пришли. Владимир повернул голову от окна, у которого простаивал теперь часами.       — Жена, — тихим голосом сообщил конвойный, явно надеясь обрадовать заключенного.       — Я не пойду.       — Не положено…       — Я. Не. Пойду!       Конвойный с тихим матом закрыл двери. Все-таки эти заключенные были особенными.       — Ты что, рехнулся? — ошарашенно выдал Мишка.       Владимир промолчал. Это входило в привычку. В дурную привычку Корфа.       — Нет, ты не отмалчивайся! Аня пришла. Если это она нас подставила, смысл ей приходить?       Владимир пожал плечами.       — Я не хочу об этом думать.       — Конечно! Ты уже всех обвинил и приговор вынес! А она взяла и пришла! А ты даже не вышел!       Владимир пожал плечами,       — Я не разговариваю с предателями.       Мишка от досады саданул кулаком по стене.       — А если она не предавала?!       — Тогда я сам себя посадил. И тебя за компанию. А на Забалуева планеты нашли.       — Хорошо. Тогда ей незачем приходить сюда! Фирма на ней?       — Вот видишь, как легко отвести от себя подозрение… Прийти к мужу в камеру… Ах, как благородно!       — Если мы сядем, ей наше мнение по барабану.       — Точное слово «если».       — Аня. Никогда. Никого. Не предавала, — отрывисто произнёс Мишель. — И не закладывала, кстати, тоже! Ты, например, знал, что её Шуллер домогался?       Владимир молчал и смотрел в окно, точнее пытался. Небо было таким далеким и таким запретным, и так хотелось водки…       — Она тогда в секретаршах ходила, самолюбие твоё тешила… Домогался, пока я ему в морду не дал…       — Молодец, — равнодушно произнес отец.       — А могла, между прочим, тебе стукануть, и ты бы дал ему пинка под зад! И она это знала!       Корф кивнул.       — Нельзя притворяться всю жизнь. Где-нибудь да проколешься. Пока к тебе полиция не пришла, ты в ней сомневался?       — Не всю жизнь. Всего-то полгода.       — Это с тобой полгода! Плюс полгода, что она жила у нас, когда ты ей мозг выносил со своими причудами. А со мной всю жизнь!       Владимир снова предпочел промолчать.