Кстати, Шу… А почему ты хотел умереть? Цитата из аниме «Форма голоса»
Чувтсва людей легко меняются. Ты видишь лишь карточный домик. Ни в чём нельзя быть учеренным и ничто не вечно. Цитата из аниме «Нана» Имеет значение лишь то, ради чего ты жмёшь на спусковой крючок. Цитата из аниме «Ёрмунганд» Чем меньше слов, тем больше будет чувств. Уильям Шекспир
Не сказать, что еда здешнего кока сильно плоха, но и похвалить, в принципе, было не за что. Пресловутые спагетти с сыром и мясные рулеты со мной не прокатят, хотя, тут скорее вина моей королевской принадлежности, которой лишь бы деликатесы пожрать, сказала не я, а мой до сих пор голодный желудок. Теперь я уже с горечью в глазах смотрела на выброшенные куда подальше макаронные изделия и продукты мясного ряда. Не скажу, что прям горит задница желанием снова найти приключения, только теперь не просто чтобы выйти на свежий воздух, а совершить великий налёт на холодильник на камбузе, но и сидеть на месте, точнее, лежать, надоело. Так и пролежни образуются. А вдруг. А еда-то и в самом деле полетела за борт на корм рыбкам. Из окна-иллюминатора. Думать о том, насколько сильно мне влетит, если этот фееричный полёт пищи видел кто-то из пиратов, даже не хочу, особенно, если это видел кто-то из семейки Шарлотта. Ой, Эви, ты, кажется, забыла, что скоро сама станешь её частью. Лучше б и не вспоминала. Не сказать, что к этому я отношусь просто кошмарно, сейчас, по крайней мере, но в дикий восторг меня это не приводит, особенно понимание факта, что свадьба будет пиздец какой огромной, и это если вспомнить только о количестве детей в семье Шарлотта, не упоминая ничего о посторонних гостях, решивших поглазеть на свадьбу десятого сына Шарлотты Линлин Ака «Большая мамочка» Шарлотты Крекера — человека с острым скверным характером, вечно смеющийся над всем и вся и доводящим людей до истерики. Да уж, даже в мыслях представлять это настолько страшно, что моё собственное воображение отказывает в своих великолепных услугах. Ох, поясница. Такое ощущение иногда, что я столетняя старуха, честное слово, потому что всё болит, суставы хрустят при каждом движении, голова кружится и в глазах иногда выключается свет. А что касается еды. Да, прожив на корабле пять дней, можно было привыкнуть к некой специфике готовки кока, так сказать, его личному кулинарному стилю, но почему тогда блюда иногда бывают либо с большим количеством перца, либо вообще сладкие? Кто ест такое?! Нет, мне никто не докажет, что я не понимаю всех прелестей этой кухни! Сначала сами всё это попробуйте! И только сегодня, мать вашу, еда полетела за борт! Кстати, о бабочках, выброшенную еду всё же заметили, доложили начальству, тобишь Крекеру, и он, готовый рвать и метать всё на своём пути, пришёл ко мне с выговором. — Не нервируй меня, мелочь! — А разве кто-то нервирует? — Нет, ну вы посмотрите на неё! Она ещё спрашивает! — Чего ты ко мне прикопался, окаянный?! Выкинула, да выкинула, тебе какая разница?! — в голове мимоходом пролетела более некультурная форма этого вопроса: «Тебя это ебёт?» — Больная, твою ж. Ты голодать тут собралась, или это просто забастовка в полях болеющих? — Хочу открыть тебе очень интересную истину. Сейчас ты сказал одно и то же, только разными словами, дорогуша! И да, я уже вполне здорова, чтоб ты знал. — казалось, что из ушей парня сейчас дым повалит. Он грозно и устало смотрел на меня, будто готовился свернуть шею. — Мелочь, прекрати так со мной разговаривать! Ты на моём корабле, значит правила тут мои. — прошипел он, на его лбу образовались желваки, а каппиляры в глазах полопались, окрашивая глазные яблоки в кроваво-красный цвет. — Ещё одна провинность, и ты полетишь за борт на корм Морским королям, как и еда, которую ты выбросила. — Да хоть сейчас, дорогой. Моя жизнь всё равно уже давно потеряла вес и ценность. Отец продал, семья погибла, никто ни во что не ставит. Просто прекрасно, Эвилин! Ты всю жизнь мечтала только об этом! — бросила я, подходя к Крекеру ближе и глядя ему прямо в глаза, в которых пробежал мимолетный испуг. — Чего ждём? Погнали! К какому борту мне подойти, чтоб наверняка? — Что ты такое говоришь… — Заткнись! Не ты ли минуту назад толкал речь о том, как сбросишь меня за борт?! Давай, я жду! — не дожидаясь ответа парня, я запрыгнула на борт и свесила ноги, опустила голову вниз и увидела размытое изображение, на котором красовалась. Чёрт..... — Я знаю, что ты не страдаешь БАР*, так что давай. Он смотрел на меня глазами размером с блюдце, его руки тряслись, он медленно подходил ко мне. Его шаги, казалось, были набатом в моей голове. Отсчётом до моей смерти. Когда он подошёл ко мне, я тихо выдохнула весь кислород из груди, меня мелко затрясло, но того, что должно было случится, так и не произошло. Он не столкнул меня. Браво, цирк под названием «Обиженные души» **! Он сгрёб меня в охапку, прогнал подчинённых и лёг со мной на кровать, сжимая меня, как подушку, или большую мягкую игрушку. Чёрт, а у него тёплые руки. Пока мы лежали, я прислушивалась к бешеному ритму его сердца. Стук за стуком. Быстро, очень. Он тяжело дышал, поглаживая мою спину, втягивая носом запах моих волос. Моё собственное сердце билось, словно от страха — быстро и беспорядочно. Но мне и вправду было страшно… Послышав тихий, успокаивающийся вздох, я подняла голову и столкнулась с парнем взглядом. Он был… напуган? Нет, не так. Шокирован? Обескуражен? Я не понимаю… Я инстинктивно сжалась, опустила голову и сильнее вцепилась в него. Он лишь опустил подбородок на мою голову, сильнее прижал к себе и успокаивающе погладил по плечам. Я чувствовала его напряжённое дыхание, и смело предполагала, что он что-то хотел сказать, но не смог. Будто слова, которые вот-вот были готовы сорваться с его губ были запретны для его разума, чужды и страшны. Словно сказав их, он разобьёт нечто ценное, ухудшит уже сложившиеся взаимоотношения между нами, хоть и напоминающие собой что-то странное и обескураживающее. Можно радоваться уже тому, что мы хоть чего-то достогли в своих отношениях, смогли принять свою участь и не уничтожить друг друга морально, хоть и минут пять назад от его слов моё сердце испуганно, и странно для меня, ухнуло вниз со скоростью света. — Успокоилась? Поднимая на парня взгляд, я увидела лишь усталый вид и была крайне удивлена тому, что он не улыбался, как обычно, ведь при любых обстоятельствах он улыбался и радовался чему-то. — Что с тобой? Он недоуменно посмотрел на меня, вздыхая и сжимая глаза. — О чём ты? «Да будто ты не понял, черт розовоглазый!» — хотелось прокричать на весь корабль, но я сдержала собственное желание, которое не привело бы ни к чему хорошему. — Не строй из себя дурака, ты прекрасно понял, что я имею в виду. Его взгляд стал настороженным, лицо напряжённым, а нос мило сморщился, заставляя меня тихо хихикнуть и улыбнуться. На его недоуменный хмык я лишь фыркнула и отвернулась, пытаясь выбраться из железной хватки пирата. Бесполезно. — Всё в порядке, не стоит. — он погладил меня по голове и медленно прикрыл глаза. Я лишь недоверчиво посмотрела на парня, царапнула его бок ногтями и прижалась плотнее. И что, что мы чужие, подумаешь. Я просто замёрзла. Воцарилось молчание, нарушаемое только его тяжёлым, но спокойным дыханием, я в свою очередь лишь тихо вздыхала, стараясь не обращать на себя внимания. В душе обрело власть некое успокоение, умиротворение, заглушающее собой все невзгоды, эмоции и чувства. Чувства… Да, обычные человеческие чувства растекающиеся по телу медленным журчащим ручейком или холодным и буйным морем, смывающим всё на своём пути: и былую неприязнь, и змеиное презрение, и тихий скрытый страх, и огненную ненависть. В руках, в объятиях Крекера я чувствовала спокойствие и некую нежность, сродни той, что ты получаешь от объекта своих воздыханий. В правильности собственных суждений сомневаться я не хотела, разве что на долю процента. Его руки, тёплые, но грубые, прижимали к себе, к своей груди, мерно взымающейся от его вздохов. Водил руками по спине, вызывая приятный табун мелких мурашек, вдыхал аромат моих волос, водя носом меж белоснежных кудрей. Мне оставалось только поддаться этому порыву эмоций, уплыть вместе с ними в неизвестном направлении, растаять от их возможной искренности или заледенеть от их лицемерия во имя преследуемых целей. Я водила руками по его спине, царапала, давила на рёбра, но он не реагировал. Оставался таким же спокойным, каким не был с самого начала, с момента нашей ссоры. Хихикнув, я уткнулась лицом ему в грудь, щекоча. — Эви… — тихо и сонно пробубнил он, ведя носом по моей голове. Я продолжала, предполагая, что он снова разозлится, но все мои ожидания канули в бездну, как только он перевернул меня на спину и лёг на мой живот, обхватывая руками в области поясницы и утыкаясь щекой в живот. — Вот же хитрец! — вскрикнула я под его победный смешок не только от понимания победы, но и от того, что я, как существо само по себе в физической силе не выдающееся, не смогу его скинуть с себя, если, конечно же, не ухитрюсь совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. Динь-дон. И всё, внутри появились непроходимые заросли сомнений по поводу и без. Ситуация была весьма смешной и странной, молчание накаляло обстановку, и каждый из нас понимал, что что-то не так. Я хотела скинуть его с себя, думая, что неправильно, нельзя, он же сам встал и, обернувшись в мою сторону в последний раз, покинул мою комнату, предварительно что-то проворчав. И что это сейчас было? Порыв эмоций? Беззаботное желание почувствовать некую атмосферу спокойствия? Желание утихомирить? Да, самое весёлое и смешное в этой жизни почему-то происходит именно со мной. В следующую встречу нужно спросить, когда мы прибудем в Тотто Лэнд, для справки, и, конечно же, чтобы испугать себя окончательно, потому что единственное, что пугало меня — знакомство с Большой Мамочкой. Не скажу, что трясусь от страха, но на задворках так и что-то тикает, пикает, даже не знаю, но ощущение лёгкого страха в душе всё же есть. Надо бы спросить у Крекера, какой она человек. А зачем? Раз пират — значит жестокая, властная, безумная. Да и слухи вполне это доказывают. Может, это всё звучит весьма не тактично, что я обобщаю всех пиратов, считая их ужасным, но хороших пиратов в моей жизни не было. От собственных мыслей смеяться хотелось. Эвилин, в твоей жизни пираты были лишь упоминанием, но зато каким больным и печальным, теперь аж плакать хочется. Утаившись в собственных мыслях, я даже не поняла, как перешла на весьма странную и неизведанную тему. Крекер. Не скажу, что он мне противен, но и не могу с точностью сказать, что я его не ненавижу. Такое ощущение, будто ни я, ни он ещё не определились в собственных чувствах и эмоциях. Я не знаю, не понимаю, правильно ли то, что делаю, я просто не хочу об этом думать, размышлять. Почему меня это должно беспокоить? Не думаю, что он заботится о подобном.***
Твою мать… Что я только что делал? Правильно, Крекер, ты лежал на животе принцессы! Молодец! А знаешь, тебя не сбросили, значит всё хорошо. Умереть она захотела. Да что ты понимаешь, женщина? Ты жизни не видела, а уже… Чёрт… В голове каша, внутри всё горит и клокочет. Будто меня вывернули наизнанку, а внутренние органы начали варить в кипящем масле. Неужели всё настолько плохо? Нет, всё хорошо, это всего лишь порыв эмоций, не более. — Да кому ты лжёшь, Крекер?! — закричал сам на себя парень, пытаясь унять путаницу в голове и наконец определиться с собственными эмоциями. В груди бешено билось сердце, пытаясь сломать рёбра. И уже тихим, спокойным шёпотом он продолжил. — Правильно, ты лжёшь самому себе. Нагло и бессовестно. Закрыв лицо рукой, парень откинулся в кресле, пытаясь успокоиться. Пренебрегать принцессой тоже нельзя, но, и идти у неё на поводу… Почему всё так сложно? Может, потому что ты не можешь разобраться в себе, Крекер? Как за эти короткие 5 дней ты мог привязаться к этому недоразумению? Правильно! Легко и просто, особенно тогда, когда сидел возле неё и разговаривал с ней, жаловался на жизнь пиратскую и скуку морскую. Тогда, когда смеялся над её милой злостью, над её смущением, да над всем, что хоть как-то веселило. Именно тогда-то ты и привязался. Не то, чтобы полюбил, но «что-то» на задворках души уже есть, и это «что-то» может стать чем-то большим, чем банальнейшая симпатия и уважение к человеку. Мама никогда никого из своих мужей не любила. Так, для продолжения рода и увеличения потенциальной силы. Прекрасно, Крекер! Теперь ты ещё и сомневаешься в собственной матери! А что дальше будет, раз уже такое? Взъерошив свои волосы, парень откинулся в кресле, схватился руками за голову и нахмурил лицо. Негодование сказывалось в выражении его лица, он был угрюм и напряжен, словно точас на него свалилась уйма невероятно сложных дел. Да даже это куда легче душевных терзаний, скрываемых за его плечами, про которые он никому не может рассказать, а если и расскажет, то получит лишь горы осуждения и непонимания. В голове до сих пор вертелись события нескольких минут назад, словно это происходит до сих пор или играет на заезжанной пластинке, которая готова растерзать разум в клочья. Крекера никогда не съедал ни стыд, ни совесть, разве что, лёгкий шарм из чувства вины, который никогда не был правдивым, настоящим. Он никогда ни о чём не беспокоился настолько сильно, насколько сейчас, словно плохих моментов в жизни у него не было и вовсе. Собственные сомнения грызли, словно волки у глотки — голодные и злые, а в груди — горькое чувство несправедливости, щеиящее все остальные. Даже сейчас, в эту короткую, но терпкую минуту, он сомневался в собственной матери. Во всех её решениях, суждениях, в их взаимоотношениях. Разве так правильно? Разве именно так надо? — Блядь… -прошипел парень, стуча по деревянном столу кулаками и желая поскорее попасть домой, где все его сомнения растворятся, оставив после себя лишь жалкое послевкусие. Как же он хотел спокойствия. Именно душевного, и никакого другого! Пусть в мире хоть войны будут кровопролитные, ему нужно будет только одно — душевное спокойствие. В глубине души парень понимал, что прав, но его жизнь напросто не давала ему поверить сомнениям, терзающим его пиратскую душу. Его мать не давала поверить этой «лжи» . Крекер отчётливо понимал, что сказать твёрдое «нет» этой девчонке он уже не сможет. Лишь неуверенно и весьма тихое, если не на грани гневного срыва. Каково это?***
Происходящее до сих пор не укладывалось в голове, в единый карточный домик — такой нерушимый и сильный, несмотря на свою хрупкость и легкость. Эви лежала в кровати и пыталась просто забыть, выбросить из памяти яркие моменты, играющие в голове словно на вечном проигрывателе. Лицо приобрело лёгкий пунцовый оттенок, щёки горели, а внутри сильно жгло от воспоминаний. Отбросить события десятиминутной давности, казалось, не представляло проблем, но Ви снова и снова вспоминала о тёплых больших руках пирата, о его тихом, но сбившемся дыхании, о быстром и взволнованном сердцебиении. Вспомнила, как его руки бережно и крепко прижимали к себе, как его длинные и на удивление мягкие волосы путались в её маленьких ручках, между её тонкими пальцами. Боже, как тогда было тепло и спокойно! Прерывисто вздохнув, девушка прикрыла уставшие глаза и попыталась провалиться в сон, в такое уютное и доброе царство Морфея, полное теплоты и радости, не то, что мир людской, кишащий злом, ненавистью и подлостью. В памяти всплыли воспоминания недалекой давности, когда пираты бегали с ней, как с яцом, к тому же больным. Врачи так вообще практически не отходили, надоедая своим присутствием. Девушка весело хихикнула, обнимая подушку в своих руках, а улыбка озарила лицо принцессы. Накрытая тёплым одеялом, она медленно провалилась в сон, не обращая ни капли внимания на посторонний шум на палубе. К собственному сожалению, поспать ей не дали, разбудив громкими ударами колюще-режущего оружия, тобишь катан, сабель и подобное, и прекрасного свистящего звука от пуль. Эвилин поднялась с кровати, нахмурилась и тихонечко приоткрыла дверь, выглядывая. На палубе творился неистовый кошмар! Пираты схлестнулись с дозорными, отправляя в далёкое и всем известное всех, кто напал на них. Дозор тоже не терял времени и старательно пытался уничтожить противников. Звук летящих в сторону корабля ядер от пушек пугал и одновременно завораживал. Сердце судорожно застучало, пульс бешено колотился. Где-то на периферии сознания гулким эхом закричало чувство самосохранения. Выходить из каюты было травмоопасно и, в целом, страшно. Жить девушка ещё хотела, не погибать же ей в самом расцвете сил? По иронии и естественному закону жанра, Эвилин вышла на палубу, проворно лавируя между участниками схватки.Кто-то закричал, увидев её, и, вероятно, это был дозорный. Молодой парень с кепкой на голове надвигался в её сторону, держа на готове пистолет. Он с недоверием осмотрел меня, застывшую около противоположной от моей каюты части корабля, цокнул и направил на меня оружие, готовясь выстрелить. — Эвилин, чтоб тебя! — до боли знакомый голос пронзил слух, я обернулась на него и увидела Шарлотту, медленно надвигающегося в мою с дозорными сторону. — Какого чёрта ты тут забыла?! — Не твоего ума дело! — прошипела я, понимая, что если не начну действовать, меня убьют. Резко сдвинувшись с места, я ударила дозорного коленом в паховую область, он скрючился, и у меня появился шанс выхватить оружие, что я в конечном итоге и сделала. Улыбнувшись собственному успеху, я обернулась и увидела ещё одного, нокаутируя его. — Сгинь, ковбой! К хуям отвагу! — кто-то из пиратов засмеялся, передавая заражение смехом и другим. Дозорные со злобой посмотрели на меня, но подходить боялись из-за стоящего рядом со мной Крекера. Почему же ещё? Я что, такая страшная, что-ли? Прокручивая в руках оружие, я вновь обернулась на парня. Он жмурился и изредка оборачивался на другие корабли своей семьи. Боковым зрением я заметила, что один глупый и самонадеяный член Морского Дозора тычил пистолетом в Крекера в нескольких метрах от нас. Я чисто автоматически подняла руку, но посмотрев на парня, которого хотел убить, поняла, что не смогу. Возможно, не смогу. Рука так и осталась поднятой, а на отдалённом участке разума я услышала крик кого-то из пиратов и лишь периферийным зрением увидела шок и ужас в глазах Шарлотты. Успокоив свои нервы, я бросила на молодого дозорного последний взгляд и нажала на курок, простреливая пареньку правое лёгкое. Осталось только покончить с ним, но не тут-то было. Резкая боль пронзила мой бок, я с тихим грохотом упала на палубу прямо перед Крекером, который одним лишь движением покончил с несколькими дозорными. По крайней мере, моему затуманившемуся сознанию так показалось. Разум медленно покидал меня, где-то кто-то невнятно гоготал почти прямо над моим ухом. Снова тёплые руки подняли меня и понесли в неизвестном направлении.***
Боже, как всё болит. Кажется, что моё тело пронзила тысяча острий, а пули были выпущены прямо в сердце и голову, нещадно ноющую после произошедшего. К собственному удивлению, я помнила всё практически до мелочей. Открыть глаза было трудно, невыносимо трудно. Я прислушалась, но не услышала ничего, кроме тихого дыхания в нескольких метрах от меня. Думать над тем, кто это, сил не было, я откинула все мысли в самый дальний угол разума, пытаясь успокоить свою фантазию, красиво вырисовывающую самые страшные исходы. Оказаться в лапах дозора было весьма не удивительно. Остаться на корабле — тоже. Человек справа от меня тяжело вздохнул и, видимо, встав с кресла или со стула, подошёл ближе. Сердце забилось в страхе, веки нервно задрожали, выдавая неспящую меня. — Я знаю, что ты не спишь, Эви. — голос Крекера заставил успокоиться, хоть и был весьма недовольным. Пусть хоть кричит на меня, у меня не было выбора! Тихо вздохнув, я открыла глаза, упираясь взглядом прямо на хмурого парня. Он не выглядел расстроенным, злым, но и сказать, что он очень доволен случившемся я не могу. Он, сжав кулаки, только хотел начать гневную тираду, но был бессовестно перебит мной. — У меня не было выбора! — он закатил глаза и наклонился ко мне, заставляя вжаться в кровать всем телом. — Крекер, успокойся. — Я совершенно спокоен, Эвилин. — он помолчал с полминуты и продолжил, присаживаясь на кресло возле меня. — Выбора у неё не было. Был, принцесса! У тебя он был! — И какой же? Остаться в каюте, где меня раньше или позже нашли бы и убили? Хорошее решение! Прямо убийственно хорошее, Крекер! — я не собиралась с ним соглашаться, но мой голос дрожал от лёгкого страха. Кто знает, что он сделает? Крекер закатил глаза, вздохнул и сжал губы. Он продолжил. — Ты могла остаться в каюте, потому что к ней никого не подпустили бы. Понимаешь? Знаешь почему я разозлился на тебя тогда? Всё просто, дорогая! — он не кричал, но мне чётко и ясно казалось, что вот-вот, и он сорвётся. — Знала бы ты, каков был мой шок, когда отправленные к тебе люди сказали мне, что тебя нет в каюте? Зачем ты вообще вышла? — Я хотела помочь… — Помочь она хотела! Молодец, помогла! И как тебе первое боевое крещение, дорогая? — он злился и от этого становилось ещё страшнее. Я боялась даже слово сказать. — Чего молчишь? — Крекер, я… — Не оправдывайся, не люблю таких людей. Тем более, твои оправдания ничем не помогут. — он встал и пошёл на выход, я посмотрела на него и столкнулась с его взглядом. — Только вот мне теперь шею оторвут за подобное, ведь тебя надо было довезти в целости и сохранности, а тут такое! С громким стуком двери он ушёл, оставив меня в гордом одиночестве корить себя за проступок. Кто же знал, что так выйдет? Я ещё долго лежала в постели без движения, предаваясь собственным мыслям и суждениям. Часть меня кричала, что я права, а другая наоборот. В сердце была уйма сомнений, сжигающих изнутри. Одиночество и невозможность высказаться кому-то подливали масло в огонь.