Моя Золотая лихорадка

      – Кацки, а у тебя есть братик или сестра?       – «Кацуки»! – вздохнул юноша и, помедлив – отвечать ли? – в конце концов покачал головой.       – А друзей у тебя много в Лифорнии? – Маленькая девочка уставилась на него с таким любопытством, что Бакуго, помимо воли, улыбнулся уголком рта.       – Не нужны мне друзья, – пробурчал парень, складывая руки на груди. – На кой они сдались? Только время тратить...       Сацки даже отступила на шаг. Затем вытянула губы в трубочку.       – Но мы ведь твои друзья!.. – сказала девочка дрожащим голосом.       Бакуго опустил взгляд. Этот маленький головастик с круглыми, оттопыренными ушами и огромными, в пол-лица, глазищами действовал ему на нервы. Сацки была такой маленькой – а юноша терпеть не мог малышню. «Пищит, лезет с вопросами, коверкает слова... – попытался оправдаться перед собой он. – И хнычет, наверняка, по любому поводу!»       Подросток прикусил губу. За сегодняшний день ему пришлось многое переосмыслить. Хвататься за свою гордость – и, смирившись, подавлять ее. Бороться со своими чувствами, чтобы затем дать им волю. Отрицать, что влюбился. Отрицать, что ревнует. А потом признавать и то, и другое. Хорохориться – и знать, что он беззащитен... Беззащитен перед суровыми словами мистера Айзавы, который бил его ими, словно газетой по голове. Беззащитен перед Цую – ведь стоило ей только поймать его взгляд и отвести глаза, легонько краснея, как в сердце у юноши расцветала надежда. «Я тоже ей симпатичен!» – думал он в такие моменты. Но были и другие – когда она упоминала Мидорию. Деку. Когда выяснилось, что этот болванчик разрешил называть его по имени! Бакуго впервые почувствовал себя беззащитным перед столь незначительным, казалось бы, фактом. «Переживать из-за события двухнедельной давности! – твердил себе он. – Подумаешь, Деку!» Но ему было страшно – и все это, все противоречия, отрицания, уязвленные чувства, все это волнение уже просто ошеломляло его. И он сидел, понурившись, опустив руки, ощущая, что больше не может, что нужно взять перерыв, разобраться в себе...       Сил спасать свою гордость уже больше не было. «Не в мелюзге дело, – признался перед собой Бакуго, не смея поднять глаза, – а во мне... – Ему самому не верилось, что он думает такое, но... – Просто я не умею... – Юноша сжал губы. – Не умею общаться с ними. Только обижать и пугать!»       – Мы же твои друзья, Кацки? – повторила девочка. Ее голосок надломился.       – Вы не из Калифорнии, вот я и... вот я и не подумал о вас... – Бакуго зажмурился. «Что я несу? Что я только что сказал, что это за глупость?» – вздохнул он. Встал на ноги. И добавил: – И вообще, мы с вами мало знакомы. Вон, этого шкета я вообще не знаю.       – Это Самидаре! – Сацки расплылась в довольной улыбке. – Значит, мы тебе будем друзьями! Самидаре, иди сюда! – позвала девочка. – Почему это Кацки тебя не знает? – уперев руки в боки, спросила она.       Мальчишка немедленно отвернулся.       – Не хочу! Подумаешь!       – Иди!       – Нет!       Бакуго попытался сделать шаг в сторону.       – Так, мелюзга, я вообще-то уже уходить собирался...       – Нет! – Сацки ухватила его за штанину. – Подожди! Ну куда... Цую, скажи ему!       Юноша обернулся к своей новой знакомой. Та наблюдала за происходящим, поджав нижнюю губу, и на лице у нее читалась беспомощность. Сообразив, что от нее просит девочка, Цую вся вспыхнула, и взгляд у нее заметался – от Бакуго к Сацки.       – Самидаре, ну иди же сюда! – пользуясь моментом всеобщей растерянности, воскликнула девочка, и немедленно подтолкнула своего пленника под колено. – А ты иди к нему! – приказала она.       Бакуго легонько сжал кулаки. Смущение требовало немедленных действий – дернуть ногой, высвобождая штанину из детской хватки, и сказать что-нибудь вроде: «Не указывай мне, что делать, мелюзга!»       «Но Цую... – подумал юноша. – Да и...» – Он перевел взгляд на Белл, которая уже приподнялась, чтобы вмешаться. Мысли отчаянно заметались в голове парня. «Цую называла Деку по имени!» «Краснела из-за меня...» «Растерялась и не знала, что делать!» «Что сказать Сацки?» «Обижу мелких – обижу и Цую...»       Беспомощность возмущала его. «Я не такой! – хотелось выкрикнуть парню. – Я никогда таким не был...» И в то же время... Он снова встретился взглядом со своей любимой, глупой, невыразительной – невыразительной ли? – лягушкой. «Ну что я могу поделать, если ты нравишься мне?» – мысленно спросил Бакуго, обращаясь к ней.       – Самидаре! – Сацки в это время подтолкнула юношу под колено – навстречу своему брату.       Мальчишка не сдвинулся с места, глядя на Бакуго из-под лезшей в глаза челки. Парень навис над ним, все еще в растерянности, и сунул руки в карманы. Самидаре помялся немного и повторил этот жест, все так же зыркая с пугливым, смущенным вызовом.       – Тебя камнями вчера закидал, – пробормотал он. – Сам виноват был!..       – Не камнями, а галькой. – Бакуго серьезно не знал, что еще сказать. «Это так глупо!» – отчаянно осознал он. Обернулся на Цую в поисках поддержки.       – Ну, галькой. – Самидаре сделал шаг назад. – Подумаешь!       Белл, наблюдавшая за происходящим, опустила голову, пряча лицо в ладонях, и тихо вздохнула.       – Вот как? – переспросила она. – Прости нас... Самидаре, извинись перед ним. – В ее голосе чувствовалась вина и усталость.       – Не буду! – Мальчик фыркнул, сдувая закрывающую глаз прядь волос. – Сам!       – Да ладно, подумаешь, галька, – поспешил сказать Бакуго. От неловкости у него уже щипало щеки. – Вообще не почувствовал.       Самидаре немедленно оживился:       – Как же! Опять врешь, ты чувствовал все!       – Мелкая галька! Песок! – возразил юноша. «Еще спорить будешь? – нахмурился он. – Ведь не прав...»       – Нет-нет-нет! Камни! Некоторые даже тяжелыми были!       Бакуго улыбнулся. Все-таки спорить с мелкими было легко – не то, что с некоторыми чрезмерно ответственными путешественниками...       – Для тебя – конечно, тяжелыми! Потому что ты шкет!       – Бе! А у тебя друзей нет! Я все слышал...       В следующий момент все заговорили одновременно:       – Я четко дал понять – меня это не волнует! – выпалил юноша, сжимая кулаки.       – Самидаре! Мы с ним друзья! Ты все портишь... – воскликнула Сацки.       – Разве можно так говорить? – Обеспокоенная Белл вскочила и сгребла сына в охапку.       Цую же ухватила за рукав парня.       – Кацуки!.. – выдохнула она, не находя подходящих слов от смущения и растерянности.       Но Бакуго уже и сам понял, что только что, увлекшись, всерьез заспорил с десятилетним мальчишкой. К его щекам прилила кровь.       – Что – «Кацуки»? – буркнул он, освобождая руку. – А этот пацан ничего, – добавил юноша, лишь бы что-то сказать, лишь бы не показаться глупым... – Сам себя в ловушку загнал, но настрой одобряю...       – «В ловушку загнал»? – Самидаре, которого держала на руках мама, выглянул из-за ее плеча и показал парню язык. – Да я победил! У тебя друзья есть?       Бакуго улыбнулся уголком губ.       – Молчишь? – обрадовался мальчишка. – Так-то! Потому что ты все придумал! И Калифорнию тоже... м-ф-ф...       Белл закрыла ему рот ладонью.       – Ну что же ты, что ты? – горько вздохнула она, унося сына под тент. Пройдя мимо Бакуго, женщина попросила: – Прости, Кацуки...       Самидаре же исподтишка показал парню кулак.

***

      Урарака с Мидорией выбрались за пределы Приятного лагеря и поднялись чуть выше по склону, откуда открывался совершенно иной вид на водопад. Берег здесь был галечным – под ногами хрустели достаточно крупные, светло-серые камни. Тайя струилась более широко и спокойно, образуя неглубокую заводь, сверкающую на полуденном солнце миллионами бликов – а затем наталкивалась на крупные валуны, преграждавшие путь. Перекатывалась через них белопенным, просвечиваемым насквозь потоком. Вода здесь была совсем не того цвета, что в низовьях – светло-голубая, а не темно-зеленая. Она рушилась вниз, поднимая облака освежающей, прохладной дымки, разглядеть которую можно было, только отойдя на какое-то расстояние.       Здесь, над водопадом, было гораздо суше, тише и спокойней. С одной стороны, это было хорошо – у Урараки уже голова гудела от бесконечного гула реки. Однако, тут уже нельзя было полагаться на заполняющий неловкие паузы рокот.       – Деку-кун, а вода очень холодная? – спросила девушка, подходя к самому берегу.       Юноша остановился рядом с ней и мягко придержал за плечо, как бы говоря: «Осторожней!»       – Да за утро мы как-то привыкли, – сказал он, имея ввиду переходы в компании Яги, во время которых приходилось снимать обувь и перебираться через реку с грузом.       «Или со мной на руках», – мысленно добавила Урарака и густо покраснела.       – А я... мне, наверное, тоже можно попробовать походить! – выпалила она.       – Э... ну конечно! – Мидория втянул было воздух, чтобы сказать что-то еще, но затем отвел глаза, выдохнул.       «Не беспокойся за меня, глупенький!» – с нежностью подумала Урарака. Ведь слова юноши – «Я буду помогать тебе и защищать тебя! Того, что произошло вчера, больше не повторится!» – отпечатались в ее сознании, наполняя уверенностью, уютом – и каким-то еще непонятным девушке, осенним чувством. Какой-то тоской. Каким-то стремлением тихо вздыхать и возить взглядом по опавшей листве. Как будто было что-то, в чем ее обобрали.       Сняв туфли, Урарака почувствовала под ногами леденяще-холодную гальку. Камни липли к коже, как льдинки в жару, и высасывали тепло с такой настойчивостью, с такой скоростью, что девушка едва подавила желание прыгнуть Мидории на руки, лишь бы больше не касаться земли. «И это на солнце!» – Она помялась, но отступать под взглядом любимого юноши было неправильно. Урарака задержала дыхание, готовясь к худшему. «Была не была! Может, я быстро привыкну!» – подбодрила она себя и ступила в холодную воду.       Но, шагнув в речной поток, девушка смогла выдохнуть лишь:       – Ой! – И немедленно отступила.       – Холодно? – поспешил спросить ее Изуку. – Пойдем назад в лагерь?       «Ну вот и что я за путешественница? – Очако повесила голову, удивляясь собственной слабости. – Деку-кун и Яги-сан еще много раз за сегодня должны будут вот так сделать... А вдруг они простудятся? Заболеют...» Подняв взгляд на Мидорию, она снова увидела на любимом лице то самое сосредоточенное, серьезное выражение – и, не помня себя, ступила обеими ногами в холодную реку. Дыхание у нее перехватило. Кожу обожгло жидким льдом, сердце отчаянно застучало.       – Очако-чан, ты... чего? – донесся до ее ушей обеспокоенный возглас юноши.       – Не так уж и плохо! – К своему собственному удивлению, Урарака осознала, что не обманывает. Первое потрясение прошло практически мгновенно, и девушка ощутила, как холод – не такой уж и страшный, просто сильный, как будто зимний – морозит ей икры.       Повернувшись к Мидории, она выдала довольную, ободряющую улыбку и заявила:       – Я тут поброжу-погуляю!       – Очако-чан... а ты уверена?       – Да! Ты же ходишь, – тут же ответила Урарака. – Я просто неженка... Тут не очень и холодно.       – Ну, как скажешь... – Мидория опустил голову и легонько шевельнул губами, очевидно, проговаривая про себя причины «за» и «против» – по крайней мере, так подумала девушка.       «Милый мой, – с нежностью заулыбалась она. – Опять уходишь в себя?»       – Смотри, тут и неглубоко! – добавила Урарака, делая несколько шагов под каменистому дну. – И галька совсем не скользкая... такая рассыпчатая. Как овсяные хлопья!       Мидория, придя к какому-то выводу – по крайней мере, он звонко хлопнул себя по лбу – бросил на нее отчаянный, извиняющийся взгляд и принялся снимать башмаки.       – Нет-нет, что ты! – Сердце у Урараки отчаянно застучало. – Тебе совсем не нужно!.. Ты и так делаешь это во время каждой ходки... Вы с Яги-саном простудитесь!       Юноша остановился и прикусил губу.       – Тебе же не хочется... – От осознания Очако запнулась и стихла. Затем продолжила дрожащим голосом: – У тебя ведь... уже ноги болят?.. Не ходи... побудь на берегу, Деку-кун! Я только поброжу немножко... Или, хочешь, я выйду?       Мидория открыл было рот, а потом покачал головой.       – Нет. Я... – И снова этот сверкающий взгляд!       «И эта улыбка!» – Сердце у девушки запело.       – Понимаю тебя, – тихо, серьезно сказал Мидория.

***

      «Понимаю! – мысленно добавил он. – Милая Урарака!» Ведь еще тогда, во время их совместного перехода, юноше показалось, что его спутница не просто смутилась, когда он перенес ее через поток на руках. «Нет, тебе хотелось сделать это самой!» – Мидория понимающе кивнул девушке. Его сердце все сжалось от радости и гордости за нее. «Ты хотела доказать, что можешь... хотела проверить... показать, что способна...» – Он зашнуровал свои истрепавшиеся за время путешествия ботинки и распрямился, смотря на Урараку со всей поддержкой, на которую он был способен.       Поймав его взгляд, девушка вспыхнула и отвернулась, бродя по мелководью с притворной рассеянностью. Мидория знал, что с притворной, потому что и сам бы ужасно стеснялся, окажись он в такой ситуации. Ему вспомнились все те случаи, когда казалось, что Яги разочаруется в нем, в его способностях, уме, в том, что он готов к приключениям...       Юноша закусил губу. Собственный голос зазвучал в его голове: «Сэр... Я не справился!.. Не разузнал ничего! Только про рыбу!» Мидория шумно вздохнул. «Это было в Дайи, – подумал он. – Всего пару недель назад... Неужели это был я?.. Неужели я расплакался... от такого?»       Молодой человек снова взглянул на Очако. Девушка ходила среди выступающих из воды валунов – чуть дальше от берега. Инстинкт подталкивал Мидорию закричать: «Очако-чан, пожалуйста, будь осторожней!» Обещание, которое он дал ей недавно, перед их поцелуем, требовало от него броситься за Ураракой и придержать ее за локоть. Но юноша не сдвинулся с места. «Ведь я знаю, что ты чувствуешь!» – едва не крикнул он своей возлюбленной.       «Помогу, если только потребуется! – решил про себя Мидория. – Если будет опасность! Потому что...» Он вдруг понял, что верит не только в свои силы – не только в то, что он успеет... «Но и в Очако-чан верю!.. – улыбнулся молодой человек. – Она столько уже для меня сделала... через столько прошла!»       – Все хорошо! – Урарака забралась на один из валунов, выступающий из воды, как панцирь морской черепахи, и помахала ему рукой.       – Как тут не верить?.. – Едва слышно прошептал юноша и скопировал жест Яги – показал большой палец.

***

      Цую, очень смущенная всем произошедшим, осторожно взяла Бакуго за рукав.       – Прости моего брата, – попросила она. – Самидаре... очень независимый. И переживает в последнее время... из-за всей этой золотой лихорадки.       – Да ты смеешься, что ли? – отмахнулся юноша. – Как будто эти его слова могут меня обидеть!       «А я бы обиделась», – сочувственно подумала Цую. «Нет друзей»... – Слова Бакуго заставили ее сердце сжаться. Ведь как бы ее новый знакомый не хорохорился, говоря про «пустую трату времени», девушка уже начала понемногу замечать, где в его словах правда, а где пустая бравада. Цую могла его понять. Кацуки было больно... и одиноко. «И ты сам не хочешь себе в этом признаться...» – Она знала, что это за чувство. Каково это – прятать душевные страдания от других. От малышей, чтобы они не переживали за нее. От мамы, чтобы она зря не терзалась...       – У меня в Сороковой Миле была подруга, – решила рассказать Цую. – Она тоже была скво... Она умела зачаровывать змей.       Бакуго фыркнул.       – Это как же?       – Не знаю. Она говорила, это из-за того, что ее зовут Маленькая Змейка, и что родители сшили ей оберег в форме змеи. На веревочке. – Девушка показала руками, каких размеров было это ожерелье.       – И что? – спросил юноша.       – Ничего, – оробела Цую. – Мы... ушли из Сороковой Мили, и больше я ее не видела. Она была моя единственная подруга...       Подросток сунул руки в карманы.       – Вот только жалеть меня не надо, – пробурчал он. – Я же сказал – мне все равно! Пустая трата времени! – Коротко глянув на Сацки, Бакуго нехотя добавил: – Это я про Калифорнию.       – Ты теперь не будешь дружить с Самидаре? – Девочка все еще беспокоилась.       Затравленно оглядевшись, юноша сел на чурбак у костра и уронил голову в ладони. Цую, наблюдавшая за ним с грустью, умилением и сочувствием, отметила, какие у него большие ладони. «Как у меня», – почему-то подумалось ей.       – Я же сказал: шкет не так уж и плох, – бросил парень.       – Значит, будешь? – Сацки заулыбалась.       – Да я вообще-то уйду завтра.       – Ну-у! – Девочка вытянула губы. – Прямо как веснушчатый мальчик?       Бакуго издал какой-то неопределенный звук, вроде короткого вздоха – и выпрямился, сжал губы.       – Чего вы ко мне пристали-то с этим Деку? – спросил он. – То одно, то другое... – Юноша закинул ногу на ногу. – Даже здесь от него нет покоя!..       «Даже здесь? – мысленно повторила Цую. – Что же ты так сердишься на него, Кацуки?» Ей вспомнились слова, которые ее новый знакомый выпалил утром, в отчаянной попытке переубедить мистера Айзаву. «Почему этот Деку со своим идеальным папашей может отправиться в путешествие, а мне нельзя? – сказал тогда парень. – Я не позволю, чтобы меня обошли, чтобы вот так вот перечеркнули... пятнадцать лет моей жизни!» – И горько расплакался.       – Ты на него за что-то в обиде? – как можно осторожней поинтересовалась Цую. Напоминать парню о его слезах, о том моменте искренности, ранимости, она не осмелилась.       «Это был твой момент, Кацуки... – Сердечко девушки сжалось от понимания. – Ты говорил не со мной, и не с мистером Айзавой... Ты открывал что-то для своей души!..»       Бакуго коротко зыкрнул на нее.       – Я что только что сказал? – прохрипел парень. – Не надо о Деку!       – Хорошо... – Цую опустила голову и напомнила себе: «Какое я имею право настаивать?»       Юноша отвернулся.       – То-то же! – бросил он в сторону.       Цую громко втянула носом воздух. «Как он встрепенулся, когда я упомянула имя Мидории!» – Это было сегодня утром, но девушке показалось, что она вспоминает что-то, случившееся очень давно. Столько переживаний, столько событий успело случиться с ней за эти нескольких часов... «Больше, чем за последние две недели!» – Цую закрыла глаза. Поцелуи с Мидорией, диктовка письма, визит японского путешественника с забавной фамилией – все это как-то поблекло, потерялось на фоне рассказов Кацуки. На фоне его громкого голоса, и самоуверенных высказываний, и яркой, живой мимики!.. «Как бы он ни старался напускать на себя серьезный вид!» – Цую зарделась, легко улыбаясь.       «Ты столько для меня сделал...» – подумала она. Ей очень хотелось написать письмо Мидории – но, если бы пришлось отправить послание Кацуки, девушка начала бы именно с этой фразы. И не в том было дело, что ее новый знакомый совершил какие-то исключительные поступки. Скорее, это она делала вещи ради него. «Но ты дарил мне кое-что более важное!» – Цую открыла глаза и увидела, что Бакуго все это время смотрел на нее – и во взгляде парня не было привычной сосредоточенности, какой-то подобранности. Глаза юноши, недавно казавшиеся погасшими, теперь сверкали – и сверкали по-доброму.       Да, он дарил ей нечто более важное, чем рыбный бульон на завтрак, или маленькая услуга по представлению группе путешественников. «Я теперь не хочу больше стыдиться благодаря тебе!» – Сердце Цую наполнилось нежностью, и она ответила на взгляд Бакуго со всей выразительностью, что у нее была. Девушка чуть подалась вперед, улыбаясь от всей души, как могла.       В те редкие моменты, когда ее улыбку видела мама, Цую всегда слышала: «Мой утенок!» Белл говорила, что ее тонкие губы похожи на птичку, приподнявшую крылья. «Ты моя милая доченька», – добавляла женщина, и ее обычно таком грустном лице начинала сиять собственная улыбка.       – Цую! – хрипло позвал Бакуго.       – Да? – Девушка спрятала улыбку за пальцами. Смущение накатило на нее – но сердце пело от радости за то, что она все-таки решилась выразить свои чувства.       «Я о Сан-Франциско думаю благодаря тебе! – мысленно продолжила Цую. – Я... – Это было сложно, но она всегда говорила правду, и про себя тоже. – ...Хочу быть кем-то благодаря тебе! Хочу быть счастливой благодаря тебе!..»       – О чем задумалась? – поинтересовался у нее юноша.       «О тебе!.. – чуть не ответила Цую. – О том, что ты для меня значишь... О том, какой же ты замечательный!..»       Так и не дождавшись ответа, Бакуго вздохнул, покусал губу и вдруг предложил:       – Если хочешь, я расскажу тебе о Деку. – Совсем тихо добавил: – Так уж и быть...