Моя Золотая лихорадка

      Урарака уставилась на Мидорию, широко раскрыв глаза. На ее лице застыла непонимающая улыбка, а щеки пылали, как спелый гранат.       – Что? – глухо переспросила она. – Деку-кун... что?       – Я люблю тебя, – прошептал юноша. – Искренне, всей душою, всем сердцем люблю. – Сказав это, Мидория замер, не смея дышать. В груди у него было колко, сердце билось отчаяннее, чем в моменты опасности, а в голове не было ни одной мысли – только гулкая, звонкая тишина, и отчетливое ощущение реальности, действительности происходящего. Это был не сон и не мечта, и юноше оставалось только одно: смотреть в глаза возлюбленной и ждать, что она ответит...       Мидории вдруг стало страшно. Он еще никогда не чувствовал себя таким уязвимым. Даже когда убегал по переулкам Сан-Франциско от разъяренного Каччана и попал в тупик. Даже когда медведь гризли выбил весь воздух из его легких. Даже когда ему пришлось упираться подбородком в песок, чтобы не съехать в пропасть...       Урарака растерянно моргнула и сделала коротенький шаг назад. Нахмурила бровки.       – Цую, – сказала она.       – Ч-что?.. – запинаясь, пробормотал Мидория.       – Ты имел ввиду: Цую. – Девушка опустила глаза. – Но... все нормально. Я... тоже волнуюсь. – Она сочувственно улыбнулась ему, и в ее улыбке было столько тепла, столько нежности, что Мидория, не выдержав, подался вперед, неловко поймал ладони Урараки. Его собственные руки дрожали так сильно. Юноша попытался переплести пальцы с пальцами девушки. Умоляюще посмотрел на нее.       – Я люблю тебя, – повторил он, задыхаясь, в этот раз на японском. – Очако-чан, ты слышишь? Я тебя люблю!       Урарака застыла. Ее лицо озарилось новой улыбкой, невесомой, как мыльный пузырек, недоверчивой, как маленькая птичка. Девушка легонько вдохнула и выдохнула:       – Правда?       – Да, – шепнул Мидория.       Урарака медленно втянула носом воздух. Заставив себя посмотреть ей в глаза, Мидория понял, что она плачет – тихо, сладко, счастливо плачет.       – Послушай... – Парень взял Урараку за плечи. – Я уже давно испытываю к тебе... – Его сердце сжалось. – ...Самые волшебные, самые удивительные, самые настоящие чувства! И ты знаешь.       Девушка коротко кивнула.       – ...Потому что чувствуешь то же самое. – Губы едва слушались Изуку. – Я люблю тебя, – продолжал он, – и хочу быть рядом все время... слушать твой голос, видеть твою улыбку. – Мидория горько вздохнул. – А когда мне кажется, что с тобой может что-то случиться – как сегодня, или тогда, с медведем – я будто сам погибаю! Очако-чан! – Он уткнулся лбом в ее лоб. – Когда ты попросила меня, чтобы я опустил, и спасался сам... – Его голос сорвался в рыдания.       Урарака отчаянно потрясла его за плечи.       – Деку-кун!..       – ...Мне стало понятно, – всхлипывая, пробормотал юноша, – как же сильно... Очако, я спрашивал себя: «Как верить своим чувствам?» Я ведь дал обещание Цую. Ты знаешь... Мы виделись меньше дня – и я обещал ей, что через три года... И я имел это ввиду! Искренне... – Мидория утер слезы рукавом. – А потом встретил тебя! И понял, что это было не по-настоящему, что я просто влюбился! Но ведь обещание... обещание, Очако-чан!       Урарака опустила голову.       – Я боялся, – продолжал Мидория, – что если те мои чувства оказались... такими... то вдруг и теперешние – тоже? Вдруг я опять облажаюсь? Вдруг мне на самом деле надо держаться принятого решения? – Он закусил губу и взглянул на девушку в поисках понимания. Та смотрела на него, не дыша. – Но сегодня, – Мидория осторожно взял ее лицо в свои отчаянно трясущиеся ладони, – я понял, что не ошибусь... Потому что все настоящее. Потому что... – Юноша не смог продолжать.       «Потому что папа верит в меня, и ты веришь в меня, и я сам пытаюсь... – хотел сказать он. – Пытался верить – ведь теперь уже не надо пытаться! Теперь я знаю...»       Урарака накрыла его пальцы своими. Прижала руки парня к залитым слезами щекам.       – Деку-кун! – Ее голос так сильно дрожал. – Можно?.. Можно, мы... – Она залилась краской.       «Какой же я глупый», – мысленно вздохнул Мидория.       Наклонился к ней.       И поцеловал.

***

      Урарака закрыла глаза. Губы Мидории оказались мягкими, теплыми – и совсем не такими, какими она их себе представляла. В ее мечтах поцелуи были невесомыми, эфемерными. Но теперь, когда лоб юноши упирался в ее собственный, а под трепещущими, прижатыми к его груди пальцами можно было различить стук любимого сердца, Урарака поняла: «Все это неважно!»       Неважно, что дыхание Мидории щекочет ей нос. Неважно, что кожа у него такая гладкая и нежная. И совсем не имеет значения, что его руки сжимают ее плечи – неловко, осторожно, ведь юноша думает только о том, чтобы ей было комфортно. Чтобы она могла отстраниться в любое мгновение. Не играет роли ни сердцебиение, ни дрожь в коленках. Единственное, что имеет значение – это их чувства.       «Так ты любишь... меня...» – Урарака улыбнулась, не разрывая поцелуя. Впервые за долгое время ей не хотелось плакать. Наконец-то переживания были волшебными, радостными. «Деку-кун!» – все еще не до конца веря, что это не сон, девушка подалась вперед, отчаянно хватаясь за рубашку Мидории. У нее было столько вопросов. Столько проблем требовало разрешения. «Как же так вышло? И что теперь будет? А Яги-сан знает? С Цую что делать?» Но сейчас и это все было неважно.       Урарака отстранилась от юноши и открыла глаза. Самым сложным был первый, робкий взгляд – в лицо того, в кого она так влюбилась. Кому отдала первый поцелуй. Кого уже давно втайне считала своим мужем, и так долго думала, что ее чувства останутся безответными!       Мидория встретил ее взгляд своим. Его глазищи сияли. По-настоящему, восторженно. Сердце у Урараки запело от счастья.       – Очако-чан...       Есть слова, которые принадлежат только влюбленным подросткам. Их нельзя подслушивать, потому что тогда они покажутся скучными и неискренними. Но для юноши с девушкой они настоящие. Самые-самые правдивые, прочувствованные, идущие от сердца слова.       Они говорили, перебивая друг друга, прерываясь на поцелуи. У Мидории, поняла Урарака, уже был, пусть и небольшой, но опыт – он целовал ее увереннее, чем она его. Целовал, забывая о себе и думая только о ней. О том, как выразить свою любовь не словами, а едва заметными, осторожными движениями губ. Очако пыталась ответить ему тем же. И совсем не чувствовала ревности. «Да, он уже целовался...» – думала она. Но ведь Мидория все рассказал ей – к тому же, сейчас слова были совсем не нужны.       Урарака закрыла глаза и неловко прикусила верхнюю губу парня. «Неумеха! – подумала она, чувствуя, как трясутся поджилки. – А Деку-кун совсем не стесняется...»

***

      Конечно, девушка была неправа. Мидория волновался так, как никогда еще в жизни не приходилось. Только сейчас он осознал, к какой ответственности обязывают его нежные чувства. «Ведь если я ошибусь теперь, – думал юноша, – то причиню боль уже не по неопытности, не по глупости... Я больше не могу передумать, или разлюбить, или сказать, что перерос!» – Мидория подался вперед и ответил на поцелуй Урараки со всей нежностью, на которую был способен. «Гран Торино сказал мне, – продолжал он, – что нельзя спасти всех, и помочь всем, когда речь идет о таком счастье! Но... – Юноша глубоко вздохнул. – Ее я смогу защитить. Я смогу помочь ей. Она будет счастливой! Я смогу...» – Ему вспомнилось то значение, которое нашла Урарака в его прозвище. Глаза Мидории засверкали.       – Пойдем, – прошептал он. – Посидим у воды.       – Нет. – Девушка покрепче схватилась за воротник его рубашки. – Не отпускай меня, Деку-кун, даже на мгновение – не надо! Я... – Она замялась. – Не хочу расставаться... Боюсь, что ты... что я... что это сон!       – Ты знаешь, что это неправда, – мягко сказал Мидория. – Я буду рядом. Всегда буду рядом, Очако-чан, если ты этого хочешь.       Он взял ее за руку и отвел к валунам у берега озера. Камни, заросшие разноцветными, похожими на кораллы лишайниками, были умыты от пыли недавним дождем и прогреты солнцем. Присев, подростки прижались друг к другу плечами.       – Давай еще целоваться, – едва слышно попросила девушка.       Мидория робко улыбнулся.       – Милая, – шепнул он. – Ураракушка...       – Урарака-чан! – нахмурилась та.       – Тебе не нравится?       – Да нет... Странно просто. «Морская ракушка», – пробормотала она. – Немного смешно.       – А «Деку-кун» не смешно, значит?       Урарака положила голову ему на плечо.       – Что же смешного? – спросила она.       – Ну, в принципе, «Деку» можно перевести и как «болванчик». «Бесполезный». – Мидория закатил глаза. Ему так и не привелось поделиться с девушкой, что первой читать его имя, как «Деку» додумалась вовсе не она.       – Какой еще «бесполезный»? – возмутилась Урарака. Положив ладонь на сердце юноши, она медленно выдохнула, прислушиваясь. – Ты мой герой. И я люблю тебя... – Девушка зарделась. – Ты такой удивительный. Столько всего делаешь: и работаешь, как настоящий мужчина... – Ее губы легонечко защекотали шею Мидории. Парень сжал руку девушки. А Урарака между тем продолжала: – Ты защищаешь меня... Пусть и тебе иногда нужна помощь, – робко улыбнулась она. – И заботишься... заботился, то есть, об Эри. Жаль, что она улетела...       Юноша кивнул. Урарака привстала с валуна, чтобы оказаться лицом к лицу с возлюбленным, положила руки на его плечи. Ее губы вновь оказались так близко, что Мидория, помимо воли, залился краской. Как будто не было всех тех поцелуев. Как будто не было ни признаний, ни слов, предназначенных только для нее – ничего.       – Ты – мой любимый, мой самый-самый любимый Мидория Деку-кун, – прошептала Урарака. – Никогда не называй себя «бесполезным болванчиком». Даже не вспоминай!.. Ладно? – Не дождавшись ответа, девушка подалась вперед и поцеловала его в губы, на этот раз чуть более уверенно, и даже немножечко более умело.       Парень запустил пальцы в ее блестящие каштановые волосы, провел подушечками по ее височкам. Попытался заправить за уши девушки те длиннющие, забавные пряди, которые она отпускала по бокам головы. Не смог, только растрепал ей прическу.       Урарака отстранилась от его губ, уткнулась носом в его пылающую щеку. Мидория почувствовал, как она улыбается.       – Что? – неуверенно спросил он.       – Я об этом мечтала, – призналась девушка. – Деку, можно?.. – Накрыв его ладони своими, Урарака помогла ему справиться с непослушными прядями.       – Я люблю тебя, – шепнул Мидория. – Очень-очень люблю.       Девушка, вся сияя, ответила:       – И я тебя люблю.

***

      Эри летела по лесу, перепархивая с ветки на ветку и с любопытством глядя по сторонам в поисках последних цветов. Лето закончилось, но кое-где еще благоухали последние кисточки кипрея, желтели солнечные капельки пижмы. Семена одуванчика парили в нагретом воздухе серебристыми, паутинными парашютиками. Кое-где еще даже проплывали тополиные пушинки. Можно было задержаться на севере еще несколько дней, питаясь мелкими мошками и капельками нектара – но птичка, верная инстинкту, спешила на юг.       От Тайского каньона до берега залива было всего около десяти миль. Путешественникам требовалось чуть больше недели каждодневного труда, чтобы преодолеть это расстояние со всем своим грузом. Колибри же и не заметила, как пролетела мимо нескольких стоянок, мимо Финнеганского брода – и оказалась на заросшем кустарником берегу, на который накатывали холодные волны.       Здесь пичуге делать было нечего, так что она, не задерживаясь, продолжила путь над водой – крошечная серо-зеленая драгоценность над грохочущей пеной. Конечно, она не собиралась преодолевать огромные морские пространства. Перепархивать нужно было вдоль берега, от одного заливчика к другому, с частыми перерывами на кормежку – да и просто, чтобы полюбопытствовать. У воды было столько всего диковинного. Реденькие цветочки, мушки и разноцветные камешки. Ночи ей предстояло проводить, прячась среди ветвей, желательно под листочками, в беседочках из прутиков и сухих лоз.       Но сейчас Эри летела над волнами, потому что и они были ей любопытны. Почти таким же интересным оказалось и странное, пахнущее металлом, дымом и еще чем-то едким нелепое сооружение, проплывшее мимо.

***

      Пароход, стуча старыми шестернями, вошел в залив Тайя. Колибри, оглядев его, отправилась дальше на юг – а с палубы еще долго раздавались восхищенные вздохи пассажиров. «Такая маленькая! – гуляло среди зевак, высыпавших посмотреть на прибытие в гавань. – И как жужжит...»       – Подумаешь! – упрямо сказал один подросток. Его светлые волосы торчали во все стороны воинственным ежом, а под рубашкой угадывались крепкие мускулы.       Дождавшись, когда пароход бросит якорь, он подхватил свой саквояж, выглядевший так, будто за время путешествия его неоднократно выбрасывали за борт – и спустился в первую же лодку.       – Где груз? – хрипло переспросил он. – У меня нет груза. Что? А, ну, как-нибудь справлюсь. Э-э-э, в смысле, одного не повезете? Ждать других? Ну, так и быть...       Когда деревянная посудина наконец зарылась носом в песок, саквояж полетел на берег – а вслед за ним приземлился на ноги и его владелец. Хмуро осмотрев возвышающуюся перед ним стену леса, парень подхватил багаж, перебросил его через плечо и повернулся в сторону города, маячившего далеко слева.       – Если они думали, что я вот так просто останусь, – пробормотал он, – то у меня для них новости...