Несколько часов назад
Магический мир, 1667 год с разделения мира, июнь 2005 года по нашему летоисчислению
Лорд Джастин Маунверт
Летний ветер играл на струнах кустов и деревьев. Жуткие, бесформенные силуэты, словно древние призраки, ползали по каменным стенам замка. Запах сырой земли и свежих, живых летних трав смешивался с мертвым смрадом огненной реки в дурманящий аромат, окутывающий разум мутной пеленой. Джастин стоял посреди темной комнаты. Лишь свечи, зажженные в выцветших канделябрах, и отсветы пламени дарили этому пространству жалкие лучи света. Он наблюдал, как после недавнего вечернего дождя капли медленно стекали по окну, оставляя на стекле следы, будто ускользающие жизненные соки самой природы. Туманный полуостров, Мыс теней — это место, где на каждом шагу обитает лишь тьма. Жестокая и голодная. Но она питает меня, дает особую энергию, которую чувствуют даже вольфенты, решившие подчиниться мне. Даже горький воздух ощущался на языке, но Джастину это нравилось. Все здесь вызывало у него трепет благоговения. В том числе сама комната. Святое место Маунвертов — гробница его предков, похороненных здесь еще с древних времен, когда род Маунвертов имел влияние на весь мир. Каждая могила — памятник мощи и жестокости. Каждый камешек — достояние. Но главное сокровище лежало на алтаре в центре, окруженном факелами, мерцающими, подобно глазам монстров из других вселенных, и каменными статуями зеленой пантеры. Череп лорда Говарда Маунверта, украшенный россыпью драгоценных камней. После смерти отца Джастин сохранил его на память и считал ценностью. Великой и священной. Периодически Джастин молился покойнику, особенно перед сложными испытаниями, после которых он и сам мог превратиться лишь в истлевшую кость. Хрупкую и жалкую. Сегодня он тоже явился к отцу за советом. В последнее время он стал это делать все чаще — преисполнился безысходной верой, будто мертвые, познавшие небытие, мудрее живых. Будто лишь смерть открывает глаза на сложности жизни. Джастин был на грани смерти, но еще не умирал. Поэтому не достиг апогея знаний. Зато считал себя внушительной, вызывающей леденящей страх фигурой, перед которой будет дрожать сама земля захватываемых им городов и регионов. Свой образ он подчеркнул плащом цвета черного дерева, величественно ниспадающим с его плеч. На роскошной мантии, как и обычно, виднелся фамильный символ — зеленая пантера. Ткань тихо шелестела при каждом движении. Прямо как хруст военной карты. Тишину в последнем пристанище предков нарушали лишь негромкие шаги по прохладному, стертому за много лет камню. Дрожь пробежала по спине. Разумеется, не от страха. От трепета перед великими делами всех, кто покоился в саркофагах, стоявших вдоль стен. Джастину даже казалось, что он слышит их шепот. Предки призывали двигаться дальше, чтобы вернуть прежнюю силу и власть, которую у них отняли незаконно и беспощадно. По семейной легенде, стены усыпальницы впитали сущности покойников. Вряд ли это было правдой, но Джастину нравилось так думать. Верить, будто вся мудрость и темные желания Маунвертов просочились в камень и оставили неизгладимый след в самом фундаменте замка. Джастин приблизился к черепу отца. На мгновение закрыл глаза, позволив себе слиться с атмосферой. Осторожно прикоснулся к артефакту и почувствовал холод старых костей под кончиками пальцев. — Веди меня, отец, — приказал он темноте. Слова эхом отскочили от стен. — Дай мне силы исполнить своё предназначение. Джастин опустился на одно колено, продолжая трогать руками череп — мягко и аккуратно, будто хрупкое стекло, способное разбиться даже от дыхания. Ощущение силы и торжественности от отцовских костей передавалось и сыну легкими импульсами внутри. Должно быть, Говард слышал его. Но верил ли в него? Или, наоборот, считал своим разочарованием? Могилы ответили. Даже воздух стал тяжелым от невидимого присутствия мертвых. Пламя свечей встрепенулось, как напуганные бабочки, и их тени переплелись в абстрактную фигуру на стене. Джастин почувствовал себя неуютно. Будто голову ему сдавила тяжесть многочисленных взглядов, осуждающих или испытывающих волю. Льдинка снова уколола сердце. — Любыми жертвами и кровью я верну законное место нашей семьи в истории! — прорычал он, сжимая кулаки. — И не успокоюсь, пока все враги не будут побеждены, а наша власть вновь не закрепится! Он широко раскрыл глаза и произнес эти слова высокопарно, почти нараспев, глядя прямо в пустые глазницы отца. В этой посмертной маске, навеки застывшей на лице Говарда, в этом черепе и отсутствующем взгляде, несмотря на безжизненность, читалось понимание. Мертвые знают, мертвые все знают… После речи Джастина гробницу вновь окутала абсолютная тишина. Свечи теперь горели ровно, будто отдыхая от минутной паники. Джастин выпрямился и убрал руки от груди. Пустота внутри сменилась яростной решимостью и огнем, что сжигал все последние сомнения и страхи. Уважение и восхищение волшебником, который вырастил его и обучил, а затем пожертвовал всем ради семьи, завладели всем его существом. Он был благодарен Говарду за то, что стал собой нынешним. Единственный, кому он благодарен. Его размышления прервал тихий стук в дверь. Джастин резко обернулся, откидывая мантию. Дверь слегка приоткрылась, и он вновь увидел худощавого высокого безымянного слугу. На бледном лице отчетливо читался страх и почтительность. — Мой господин… — пробормотал слуга, с трудом подбирая слова. — К вам прибыли… Джастина вздрогнул от вспышки ярости. Как он смеет входить в святилище без разрешения и отвлекать меня от разговора с отцом? Этот священный обряд он соблюдал на протяжении всех тринадцати лет с момента смерти отца. И каждый слуга и сторонник знал, что беспокоить его нельзя, иначе есть риск попасть под горячую руку. — Прочь! Древние стены содрогнулись от ледяной агрессии в тоне хозяина. Тяжёлый взгляд исподлобья метнулся к слуге. Но тот, дрожа всем телом, проговорил: — Эт-то очень в-важно… — он запнулся. — Они пришли со срочным делом. — Кто? — Женщина в черном плаще и вуале, а с ней — двое эрлингов. Они просят аудиенции у вас. Джастин вздохнул, расслабляясь. — Хорошо. Впусти их. Он сразу понял, о ком шла речь. В замок явилась она. Единственная, кому он не запрещал заходить в гробницу собственных предков, а наоборот, всегда поощрял это ее стремление. И даже сам приводил сюда, чтобы показать величие своего рода. В приоткрытую дверь скользнула женщина, закутанная в струящийся черный плащ с капюшоном. Горделиво выпрямилась, высокомерно поднимая голову, и направилась к Джастину уверенными шагами. Ее сопровождали двое огромных эрлингов. Они едва не снесли проем двери при входе. На каждой из внушительных фигур сидели доспехи, украшенные эмблемой белого медведя, символизирующие их верность государству Сцеберг, своей северной родине. Но в этот раз в их руках не было молотов — Джастин запрещал им приносить в его владения оружие без разрешения. Джастин сразу узнал Торгена Йоргенсона и Рагнара Харальдсона. Когда-то они охраняли Северную Башню, но поклялись в верности лорду Маунверту после его обещания освободить их от тяжёлого бремени стражников непокорной и зловещей местности, славящейся оползнями. Глаза Рагнара, старшего эрлинга, смотрели холодно и сурово, а в бегающем взгляде младшего, Торгена, читалась прежняя робость, преданность и покорность. Они вместе держали на вытянутых руках аккуратно сложенную черную мантию. Ткань мерцала в тусклом свете. Остановив взгляд на этом одеянии, овеянном родовой славой, Джастин сразу подался вперед. Осколок льда вновь уколол изнутри, но теперь не от горечи — от надежды. Мантия с кинжалами — оружие Говарда Маунверта, которое он собирался передать по наследству своему сыну. Не успел. Потерял его вместе с жизнью. Неужели эрлинги наконец восстановили мантию отца? — Добро пожаловать! Не ожидал увидеть вас в столь прекрасный час, — нараспев и с легким сарказмом в голосе произнес Джастин, властным жестом подзывая к себе всех троих. Когда слуга поспешно удалился, захлопнув за собой дверь, женщина в чёрном плаще с капюшоном подняла руки и стянула вуаль и капюшон. Открыла лицо. Шёлковые пряди чёрных волос упали ей на плечи, мерцая полуночным водопадом. Тёмно-зелёные глаза леди Дианы Сэварт, холодные, как глубины горного родника, вонзились Джастину Маунверту в самую душу, усиливая восхищение ею. Она умеет появиться эффектно, мне бы так… — Неужели вы не ждали меня, лорд Маунверт? — ее уголки губ слегка дрогнули, а бархатистый голос эхом разнесся по залу. — Я пришла с хорошими новостями для вас. Она не кланялась, в отличие от прочих прислужников. Никогда. Хотя и прислужницей её сложно было назвать: ни враги, ни даже сторонники Маунверта не подозревали об этом союзе. Даже семь младших братьев и сестер, которым она все эти годы заменяла мать, не ведали, что делала Диана, время от времени покидая семейное поместье на Туманном полуострове. Больше того, никто не знал, чего хотела леди Диана Сэварт. Искупить вину родителей? Заполучить любовь лорда Маунверта и выйти замуж? Разделить власть? Джастин полагал, что последнее — или, может быть, все вместе. Но до конца ее так и не понимал. Ему даже нравилась ее непокорность. Гордость, высокомерие, стройный стан, царственная поза — всё это вызывало в нём бурную страсть к этой женщине. Желание не стихало уже тринадцать лет. Однако её отказ повиноваться целиком и полностью он компенсировал сполна. Заставлял её вместе с ним проводить часы в семейной святыне и молиться на Маунвертов, дабы искупить вину лорда Эскаланта Сэварта, посмевшего лишить жизни самого Говарда. И она даже молилась. Склонялась перед костями, дремлющими в безмолвных гробницах, перед безглазым черепом врага семьи. Протягивала к нему руки и сжимала ладонь Джастина, который произносил свои клятвы вместе с ней. Впрочем, клятвы ли это? Скорее, разговоры с мертвецами — или самим с собой. И немного с Дианой, конечно. Она к ним охотно присоединялась. В такие моменты на ее запястье, словно подчеркивая их связь, начинало пульсировать древо кровавого ритуала, который они заключили много лет назад. В будущем он собирался жениться на Элинор Вульфорд, как они решили вместе с Эбнером, и не планировал нарушать договорённость. Но Элинор — лишь незаменимый стратег в военных планах, а Диана — его страсть и тайная королева. И вот сейчас глаза Дианы сверкнули, как осколки стекла, а губы изогнулись в загадочной полуулыбке. Она указала на двоих эрлингов, молча стоящих рядом. Массивные фигуры северных громил застыли, словно статуи. Под взглядами сразу двоих командующих эрлинги почтительно поклонились; ткань едва не выскользнула из могучих ладоней. — Лорд Маунверт, — Рагнар рывком развернул перед ним великолепную мантию. Джастин с азартом и жадностью смотрел, как шелковая ткань заструилась нитями луннного света. В рукавах и в изнаночной части блестели вшитые магические кинжалы, на каждом — изображение зеленой пантеры. — Дар из Сцеберга. Наши лучшие кузнецы перековали мантию вашего отца. Лезвия из эрлингской стали прочнее зубов тигра. Даже боги смерти не затупят и не сломают их. А магия Маунвертов будет жить в них вечно. Джастин протянул руку к мантии и коснулся гладкой ткани. Мягкая, приятная на ощупь и чуть согревающая. — Ваш отец благословил эту мантию для вас, — добавил Торген. Забавно, что бывшие стражники Северной башни теперь сотрудничают с лучшими кузнецам Сцеберга. Связи со мной дают свои плоды. Благословение отца. Все-таки он успел сотворить его перед смертью, вплетя в нити самой мантии. Сын чувствовал его. Оно ощущалось невидимыми струями тепла, стоило только прикоснуться к этому оружию. Маунверт помнил — чтобы полностью подчинить магическое оружие, нужно убить предыдущего хозяина или получить его благословение, даже от родственника. Или стать выбором самого оружия — разумеется, по кровному родству с прошлым владельцем. Например, потому что все остальные члены семьи мертвы. После благословения или убийства оружие могло подчиниться нескольким новым хозяевам сразу, но мантия отца поневоле полностью принадлежала только Джастину: он был единственным и последним Маунвертом. Эрлинги восстановили лишь вместилище для магии, но колдовство отца дремало там всегда. Джастин замер на месте. Его завораживала сама мысль, трепетная, всесильная, всеохватывающая, вселяющая надежду, что в этих фамильных кинжалах находится мощь лорда Говарда. Он замер на месте в почтении, ощупывая эту ткань, слегка сминающуюся под пальцами. Ослепительное зрелище! Я поражён. Перед глазами возникли видения завоеваний и славы; он представлял себе, как сжимает мощное оружие, стоя посреди поля битвы, окруженный отрубленными головами врагов. Наследие, прерванное трагедией, теперь, наконец, вернулось к истинному владельцу. Он поспешно, но осторожно забрал мантию из рук эрлингов. Ткань в его ладонях казалась удивительно легкой и эластичной. Каждый кинжал сам по себе казался произведением искусства. На рукоятях, помимо знаков Маунвертов, виднелись замысловатые завитки и драгоценные камни, сверкающие, как ночное небо. — Изысканно, — задумчиво пробормотал Джастин, проводя пальцами по замысловатой вышивке на плаще. — Достойное мастерство! Он не хотел показывать им восторг, который разгорался у него внутри при одном лишь прикосновении к мантии. Внешне оставался холодным и спокойным, таким же, как и всегда. — Должно быть, теперь вы будете носить на себе великую силу, лорд Маунверт, — с невозмутимым видом прокомментировала Диана, сложив руки на груди и оперевшись спиной об один из саркофагов. Нагло и бесстрастно. Как будто совсем не интересовалась происходящим. — Уверена, что с этой мантией вас будет невозможно остановить, вы станете законным наследником Маунвертов и мощью, с которой врагам придется считаться, — последние слова она пробормотала мистическим, почти змеиным шепотом. На самом деле Джастин все еще не слишком доверял эрлингам. Они не дали ему кровавый обет, а просто поклялись в верности своим отцам — которых вполне могли предать. И он бы с удовольствием засыпал их вопросами или устроил проверку, чтобы убедиться в подлинности мантии. Но одного прикосновения ему хватило, чтобы понять — это действительно сокровище Маунвертов. Эрлинги не обладали достаточной магией для подделки семейного оружия. Все их способности позволяли им лишь чувствовать металл, общаться с ним. Но не на подделку, не на обман. Эрлинги, в принципе, редко обманывали, следуя ценностям своего народа, главными из которых считалась честность и справедливость. Это точно она… Сама сущность отца. Теперь — моя! Сила великого рода теперь текла по венам Джастина, магия внутри каждого кинжала жаждала высвободиться. Он осторожно положил плащ на алтарь рядом с черепом, чувствуя, как решимость горит внутри разрушительным пламенем. — Смотрите внимательно, эрлинги, — презрительно бросил он. — Сейчас я окружу эту мантию заклинаниями, которые не сможет сломить ни один волшебник. Действительно, он не собирался использовать мантию сразу, не проверив дополнительной магией. Боёв предстояло немало, и Джастин не хотел, чтобы враги использовали его собственную силу против него. Он вытянул руку вперед, упиваясь своей магической энергией, и принялся кончиками пальцев выплетать в воздухе замысловатые узоры. С губ слетали древние заклинания, тяжелый воздух в гробнице мерцал; кинжалы внутри мантии вспыхивали легким изумрудным светом, озаряя статуи пантеры. — Ксалатор Шантарис Туэлл, — молитвенно произнёс Джастин. Эрлинги замерли в поклоне и смотрели на него с уважением, которое отразилось в широко раскрытых глазах сурового Рагнара. Диана казалась скептичной, но и ее брови невольно дернулись, выдавая изумление. Слова заклинания эхом разнеслись по залу. Щупальца потрескивающей зеленой энергии потянулись из кончиков пальцев Джастина. Тёплые, но неосязаемые. По очереди они окутывали кинжалы и словно соединяли их светящимися веревками с самим волшебством Джастина. Вот, они уже одно целое. Запах сырого камня и железный привкус стали на языке навеяли Джастину мысль, что он и сам становится сталью. — Дорантео Малкорис Ваэлф, — прошептал он, чувствуя, как его голос начинает дрожать от высвобождаемой силы. Заклятия раскатами грома заставили дрожать стены замка. Зеленая энергия пульсировала и кружилась, сливалась в витые узоры. Они оживали и извивались, словно змеи. Символ пантеры, выгравированный на кинжалах, впивался в Джастина своим пронизывающим взглядом. Точно таким же, как у его личной зеленой пантеры, которая не так давно стала гораздо большим творением, чем простой магический знак… Джастин задержал дыхание, его грудь сжалась, когда семейная магия прошла через него, воспламеняя кровь. Достижения прошлых поколений переплелись с его собственной сущностью в полотно амбиций. С последним слогом заклинания вокруг кинжалов зелёная энергия резко вспыхнула и исчезла. Мантия, окончательно превращенная в сосуд для грозной мощи, водопадом стекала с алтаря. На ней мерцали зеленые пантеры. — Альтецио! — одеяние соскользнуло с алтаря и опустилось на плечи Джастина, будто вторая кожа змеи, а плащ, который он носил ранее, рассыпался пеплом. Маунверт резко отвернулся от эрлингов и Дианы, выпрямился и громогласным голосом обратился к духам предков, положив обе руки на алтарь. — О, великие духи Маунвертов! Я клянусь! Я заставлю дрожать весь мир от вашей неописуемой власти, что дрожащим ропотом пройдет по каждому уголку! Последние слова он почти выкрикнул, словно безумец. Затем обернулся к Диане. — О, вы великолепны, лорд Маунверт! Джастин расслышал иронию, которая читалась в её улыбке. Однако, ослепленный величием семейного ритуала, не придал значения. Эрлинги, явно ошеломленные, даже больше, чем при виде оползня, обменялись между собой взглядами. Затем снова поклонились, признавая мощь совместного творения Сцеберга и Маунвертов. — Народ эрлингов с вами, милорд. — Рагнар приложил кулак к груди. Как он изменился за эти два года! Из скептика, жаждущего убить меня, стал покорным слугой. Джастин взял череп отца в ладони и сжал его так, что кость слегка хрустнула; посмотрел в пустые глазницы. Говард не ответил, но, наверное, одобрил случившееся. И гордился сыном. — Но это еще не все, лорд Маунверт, — добавила Диана, отходя от саркофага. Она приблизилась к Джастину и коснулась его руки. Он ощутил ее кожу, мягкую и шелковистую. Поймал холодный зелёный взгляд. — По дороге я видела, как целая армия собирается у подступов к замку и начинает свой первый Парад Тьмы. От её слов Маунверт вздрогнул от нетерпения. Неужели теперь они готовы двинуться на Туманный полуостров? Без лишних слов он закутался в мантию и выскочил из святилища. Поспешил к ближайшему балкону, откуда открывался вид на территорию замка. От каждого шага в новой мантии холодные древние камни содрогались под ногами, а коридоры сами собой разворачивались, открывая хозяину путь вперед. Только вперед. Он резко толкнул тяжелые металлические двери балкона, вдохнул не по-летнему холодный воздух. Запах горечи и разложения, доносящийся от существ, ударил ему в ноздри. Джастин поморщился, но мимолетное отвращение лишь усилило его азарт. Вышел на балкон. Опершись о фигурный парапет, стал с предвкушением смотреть, улавливая каждую деталь зоркими глазами. Гротескные тени облепили горы, как саван мертвеца. Огненная река с шипящими языками пламени бурлила на краю мыса теней и впадала в Теннарийское море, отбрасывая жуткое свечение на стену внизу. А на всех подступах к замку мелькали монстры. Они двигались в унисон, шаг за шагом, гармонируя друг с другом. Огромные жабы с выпуклыми, скользкими от ядовитых выделений телами прыгали рядом с взлохмаченными дикарями, паучьими всадниками. С клыков огромных насекомых стекал яд. Вольфенты разных форм кругом обступили всех существ и бесшумно бродили в этом кипящем море. Их призрачные очертания едва различались среди теней, они невесомо скользили по земле и взирали на происходящее манящими глазами. Гортанное кваканье жаб смешивалось с цоканьем паучьих лапок, перемежалось с едва слышимым шелестом вольфентов. Невольный привкус вражеского страха Джастин ощущал как лучшее вино. — Сегодня мы начнем марш к нашей абсолютной власти, — прошептал он, глядя на армию, готовую к бою. Сама земля Мыса Теней тряслась под чудовищным натиском существ, а воздух сплетался с силуэтами, хаотичными, как на картинах сумасшедшего художника. Джастин вытянул руку и прошептал древние слова заклинания своих предков: — Вартелиот Квандаларн. Из его руки в тот же миг, словно дух из глубин мира мертвых, вырвалась зеленая вспышка. Она обрела форму призрачной светящейся зеленой пантеры с пробирающим взглядом. Текучая, как жидкий изумруд, пантера грациозно спрыгнула с балкона и слилась с тенями внизу. Джастин расплылся в самодовольной ухмылке, глядя, как символ его рода пробирается сквозь тьму чудовищ, заставляя их расступиться и возглавляя армию вольфентов. Теперь пантера — не просто знак. А новая, гораздо более серьезная сила, которая причинит много вреда противникам. Благодаря стараниям Главного Слуги. Слуги, мага, вольфента. Как верно сказал Джоэрти. Джастин вновь почувствовал прилив силы. Он взволнованно сжал парапет. Слегка прищурился, наблюдая за тем, как чудовища своим маршем твердили ему идти по стопам тех, кто был до него, и побеждать всех, кто осмелится выступить против мощи его рода. Ценил ли он предков? Несомненно. Это было самым ценным, что даровала ему жизнь. Или смерть, так как все родственники, на его счастье, давно мертвы. Любил ли он их? Вряд ли. Он не чувствовал в себе способность любить. Испытывал ли к ним теплые чувства? Может быть — но с какой стороны посмотреть. Уважал ли он их, трепетал ли он перед их величественными ликами? О да. Предки — личная религия, божество и символ поклонения. Именно так его с детства обучал отец, подавляя всякое сострадание ради памяти тех, кому оно было чуждо. Сострадание — самый губительный яд. Джастин принял эти слова как должное, как мантру, как жизненную цель и принцип. И никогда не отступал. Теперь толпы монстров, которых его прислужники собирали с разных частей мира, чтобы вести войну с Туманным полуостровом, репетировали марш около его замка. Ступали по земле Мыса Теней жестоким штормом, опустошающим все на своем пути. Способности вольфентов помогли ему усовершенствовать семейный символ и ужесточить игру. Пантера станет его главным оружием, но до начала битвы поможет ему с другой целью. Ему и Главному Слуге. Он это точно знал. — Сегодня мы маршируем за правду! — обратился он к своей армии, и его слова были встречены хором рычания и рева, диким подтверждением общего стремления к победе. Когда последние лучи солнечного света исчезли за горизонтом, тьма вокруг Джастина ожила. Сумрак танцевал и извивался живым существом, а воздух заледенел. Он воздел руки к небу, чувствуя, как его мантия развевается вокруг, словно живая тень. — Великие Маунверты, я не подведу вас! Зеленая пантера снизу посмотрела на него двумя изумрудными глазами, источаюшими проклятый свет. Свет, обещающий невыразимую силу и разрушения. — Клянусь! Призрачная пантера склонила голову в знак признания. И чудовища, которых она направляла, колонной пошли следом за ней, освещённые несмелым мерцанием звёзд. Как монстры, они свысока смотрели за маршем тьмы.