Нейротоксин

      Открытые глаза неприятно жгло светом, они слипались, веки были тяжелыми, как гири, а потому, моргнув, Горелов больше посмотреть на мир не смог. Так сильно хотелось снова поспать!       А что, собственно, ему мешает? Ему куда-то нужно? Экстренно точно нет. Может, у него есть дела? Да, есть, но не в выходной же день! Может, у Алексея есть собственный режим? Об этом даже говорить не нужно. После комы ни о каком режиме говорить нельзя.       А справа лежал Дима. У него есть идиотская привычка спать на животе, из-за чего его тело всю ночь ворочается в попытках принять положение, где не затекают конечности. Во всяком случае, такое объяснение нашел этому Алексей. Иначе непонятно, почему Дмитрий настолько часто крутится во сне!       И только Горелову стоило об этом подумать, как тело Димы медленно перевернулось на спину, и тот тяжело выдохнул. От такого у Горелова проскочила улыбка на лице.       Осторожно вытянув свои пальцы вперед, Горелов медленно провел ими по чужому лбу, заправляя волосы за ухо. И прическа у него дурацкая какая-то. Волосы средней длины, почти никогда не расчесаны, отчего они у него порой выглядят, как шерсть старой дворняги. Моет он их часто, но всегда почти кипятком — кстати, Горелов в душе ночью из-за этого чуть не сварился — отчего они становились жирными и больше напоминали металлические прутья, чем нормальную прическу. Но ему это даже шло. Как дополнение к лицу.       Впрочем, после недавнего мытья, волосы все еще были слегка влажными, и пахли они мужским шампунем. Горелов медленно опустил лицо к чужой макушке и поцеловал туда Диму, после вдохнул приятный аромат и убрал одну руку за затылок Федотова.       Никогда Горелов не думал, что сможет влюбиться настолько, что его будет привлекать в партнере буквально все. И привлекательность эта будет мягко граничить с тем, что Алексею на самом деле не нравится.       — М-м… чего такое? — Дмитрий прохрипел и потянулся.       — Ничего, спи-спи, — Горелов уткнул Диму в свою шею и чмокнул его в лоб.       В ответ только томный вздох, затем Федотов обнял Алексея за спину и, закрыв глаза, снова задремал. Стоп, он прямо за пару секунд вырубился? От этого Горелову стало так смешно, что он даже позволил себе хихикнуть.       Наверняка это не единственное, чем он еще сможет удивить. Они еще друг друг покажут. Таких приключений, как у них, даже в самых крутых боевиках не бывает.

***

      Снова дома у Савелия. Андрей окончательно пришел в себя и взял на себя абсолютно все заботы по уходу на младшим братом. Савелию же стало… хуже. Да, ранение пришлось не очень хорошо: сквозная рана гноилась, Савелия даже лихорадило, и он мог нести бред в высокой температуре. Сложно сказать, что произошло бы с Савелием, не будь рядом Мельника с его гениальными — серьезно, сейчас никто не преувеличивает — мозгами. Иногда казалось, будто Саша знает абсолютно все.       При этом состояние Андрея всех также насторожило: он постоянно дергался, глаза пугливо бегали из стороны в сторону, он мог говорить что-то странное, но необычней всего было только одно. Андрей абсолютно перестал раздражаться. Его не бесил уход на больным Савелием, он не реагировал на присутствие Федотова рядом. Скажи ему хоть что-нибудь, он никогда не проявлял злость.       — У него ломка, — прошептал Мельник. — Видишь, какой он дерганный?       — Но… при ломке же человек становится агрессивным, — решил подметить Горелов. — В чем дело?       Александр выглядел крайне огорченно. Но в ответ ни слова не произнес. Теперь Горелову самому догадаться придется? Или просто нужно подождать, пока Мельник соберется с мыслями?       И вообще, как в понимании Мельника означает фраза «собраться с мыслями»? Горелов представил, что вместо библиотеки с миллионами высоких полок у Александра в голове воедино собирается пазл. Каждый раз разный: картина зависит от того, что Александру нужно в данный момент времени. Тогда и формулу этого самого нейротоксина, которого в письменном виде не существует, можно объяснить! Его мозг одновременно чист и одновременно завален горами всего подряд.       Удивительный человек с удивительным умом. Как жаль… Как жаль, что в чужие мысли у Горелова никогда не получится залезть!       — …Ты еще не понял, да? — Мельник повернулся к Алексею и уставился на него своими змеиными глазами-впадинками.       Почему змеиными? Потому что Александр почти не моргал! Это не объяснить толком словами… Горелову просто напомнил этот взгляд змею, так как он не выражал полным счетом ничего. Смотря в глаза змее никогда не поймешь, что она ощущает. То же самое и с Мельником: его глаза становились не зеркалом души, а зеркалом хладнокровия.       — Нет, — Алексей ответил честно и почувствовал себя по-настоящему глупым. — Я не понимаю…       — Ну… ты же знаешь, что происходит с метамфетаминовыми наркоманами, когда они перестают принимать наркотик? — Александр решил начать с ассоциаций. Что ж, от такого понимать действительно становится легче!       — Знаю, — Алексею сложил руки в замок. — Депрессия. Ну… Они перестают чувствовать удовлетворение и удовольствие от простых вещей?       — Да, — Мельник кивнул. — А теперь посмотри на Андрея и подумай как раз над всем, что ты видишь, и что ты только что вспомнил.       Горелову стало совестно. Он боялся, что снова ничего не поймет и придется расспрашивать обо всем заново! В этой волне страха Алексей совсем позабыл о том, что нужно делать! Нужно ведь наблюдать за Андреем!       Ну… он стоит и перевязывает бинты на плече Савелия. Вот он что-то ему сказал, после получил ответ, и они вдвоем даже улыбнулись.       Ни намека на негатив. Он просто не понимает, как злиться! Заставь Андрея хоть на минуту проследить за кем-то, он бы уже закатил скандал невиданных масштабов! А здесь помогает по собственному желанию!       Горелов бы точно подумал, что все благодаря их откровениям: они поговорили, и теперь все в их отношениях стало по-настоящему хорошо. Но что тогда делать с Федотовым? Почему Чернышев совершенно не реагирует на его приход? Почему он даже глазом не повел?       Агрессия ушла в ноль. Горелов снова посмотрел на Мельника и поджал губы. И теперь ему нужно сопоставить это с тем, что они обсуждали с Александром. И какая здесь может быть связь?       — Ну что? — спросил Мельник.       Горелов нахмурился и показательно надавил на виски. Будто от этого будет лучше думаться!       — …Наверно, из нас с тобой получилась бы хорошая команда, — вдруг улыбнулся Савелий.       — Это с чего ты так решил? — удивился Андрей. — Потому что мы братья?       — Потому что мы друг друга стали понимать, — облегченно выдохнул парень. — Почти с полуслова.       — До полуслова нам с тобой слишком далеко… — хмыкнул Чернышев. — Но в принципе, я бы даже согласился дать тебе пару уроков по тактической стрельбе. Я так погляжу, ты пистолет в руках даже держать умеешь.       …И только стоило Алексею дослушать его речь, как вдруг в голову пулей стрельнула внезапная мысль. Настолько она была неожиданной, что понадобилось немного времени, чтобы прийти в себя и наконец обдумать ее.       Метамфетамин. Этот наркотик дьявола заставляет мозг вырабатывать гормоны счастья, буквально выкручивая их на тысячу процентов своего максимума. Говорят, что это чувство эйфории нельзя сравнить ни с чем. Никакая земная радость не сделает человека настолько счастливым, как сделает это метамфетамин.       Этот эффект можно получить лишь единожды. С каждой дозой метамфетамина гормон счастья пусть и вырабатывается в огромных количествах, но никогда более у принимающего человека не сможет возникнуть то самое чувство счастья, которое он испытал впервые попробовав наркотик.       В погоне за гормонами счастья — эндорфином, мелатонином и всем остальным — человек колется, глотает или вдыхает метамфетамин постоянно. Без наркотика эндорфины почти прекращают вырабатываться мозгом из-за защитной реакции, потому что мозг принимает решение отныне блокировать любую попытку выработать большое количество эндорфинов.       Так, переставая принимать метамфетамин, у человека почти не вырабатываются гормоны счастья. Это ломает человека, склоняя его искать новую дозу, а те, кто проходит реабилитацию, всегда пребывают в глубочайшей депрессии, ведь их мозг отказывался воспринимать счастье, как неотъемлемую часть жизни.       …А что делает фобос? Заставляет надпочечники вырабатывать гормон агрессии, ускоряя также реакцию и внимательность принимающего его человека.       Тогда Горелов сделал вывод, что отсутствие агрессии у Андрея аналогично с глубокой депрессией бывших метамфетаминовых наркоманов. Его организм отныне отказывается вырабатывать гормон, отвечающий за агрессию.       Значит, Андрей продолжительное время был под фобосом. А сейчас, когда стимулятора работы надпочечников больше нет, нет и агрессии. И резкости в движениях нет! Андрей двигает руками так плавно и осторожно, когда перематывает плечо. Он стал заторможенным! Ну точно… ну конечно! Горелов прав! Горелов точно уверен в том, что Чернышев все это время был под действием фобоса! Тогда объясняется и его в прошлом неконтролируемая агрессия, просто невообразимая реакция и внимательность!       — Я… — Алексей слегка вздрогнул. — Я все понял.       — И что мы теперь будем с этим делать? — Александр встал со стула и стал нервно чесать подбородок.       — Теперь остается только ждать встречи с Мадаминовым. Не очевидно ли?       И тут лицо Мельника скривилось, словно он сунул себе в рот целый лимон, а затем очень хорошо попытался сделать вид, что все на самом деле в порядке. Но его все еще выдавал укоризненный взгляд.       — Ага, только встречи… осталось дождаться. И что, ты думаешь, он так тебе обо всем и расскажет? — Александр убрал руки за спину и слегка наклонился.       — Ну… — Горелов почесал висок и пожал плечами: — Наверное? У нас всегда были доверительные отношения.       По крайней мере, они такими хотя бы старались быть. Алексей всегда думал о Мадаминове, как о человеке слова. Он еще ни разу не плевал на свои обещания, и выполнял то, что было в его силах. Он был ценным коллегой и… даже другом? Порой его советы и вправду выручали.       Но погружаясь мыслями в прошлое, а именно в дни, когда перед Алексеем оказался Федотов, который почти убил Мадаминова, мысли будто расплывались в лужу, воспоминания таяли, как снежинка на ладони, и все становилось совсем мутным. Стало тяжело воспринимать это за реальность. Может быть, на самом деле это был дурной сон? Но тогда что было по-настоящему, а что — нет?       — Тогда стоит ожидать того, что Мадаминов тебе не наврет?       — Именно, — Горелов кивнул, но выглядел уже явно не так уверенно, как сам бы этого хотел. — У нас так было всегда. Почему это должно измениться сейчас?       — Потому что сейчас совсем другое время. И ложь может оказаться выгодней той правды, которую ты так хочешь услышать.       Почему вообще Мельник в этом так уверен? Он совсем не знает Мадаминова! Горелов с ним работал бок о бок столько лет, а Мельник с ним даже словечком не обменялся! Да, были неприятные моменты, когда Мадаминов слишком своевольничал и говорил много чего лишнего, но таков уж его характер, и с этим ничего не поделать! Тогда Мельник еще увидит, как он не прав! Мадаминов не такой плохой, как может казаться — у него тоже есть свое прошлое, как и у них у всех! Они ведь все не могут считаться исключительно хорошими или исключительно плохими. То же самое и с Сашей!       — Мы… узнаем, — Алексей вдруг вздрогнул, и тело его покрылось неприятными мурашками: он только что пытался оправдать того человека, который пичкал Андрея фобосом? Но… а вдруг все не так просто?       — Но ты ведь сам понимаешь, что происходит. Зачем продолжаешь обманывать самого себя? — Мельник уставился своими змеиными глазами на Горелова в упор.       Сердце забилось чаще, дыхание сперло, и Алексей почувствовал, как паника подкатила к груди, и она начала полыхать, словно грандиозный костер. Что произошло? Почему так резко стало невыносимо страшно?       — Леша? — Александр взял Горелова за плечо, и тот вдруг ощутил на себе такой укол первобытного ужаса, что готов был убежать отсюда прочь. Да в чем дело?! — Леша, ты меня слышишь? Эй!       — Что произошло? — Чернышев удивленно моргнул, затем оторвал зубами бинт, которым перевязывал плечо Савелия, завязал его, а уже после подошел к Алексею: подумал, кажется, что ему нужна помощь.       — Это паническая атака, — Александр резко схватил Горелова за щеки. — Смотри мне в глаза. Андрей, принеси воды, — Мельник нахмурился. — Ну? Что случилось?       — Н-ничего! — заикаясь, ответил ему Алексей. — Э-это… я правда не знаю!       Через пару секунд к Горелову подлетел и Дима, который также стал тормошить его и пытаться обо всем расспросить.       Но Алексей понимал мало что. Возможный вариант того, что Мадаминов все это время был не тем, кем считал его Горелов, вызывал настоящий ужас. Как это могло оказаться правдой? А вдруг здесь на самом деле какая-то ошибка? Вдруг на самом деле Андрей спокойный совсем не потому, что он был слишком долго под воздействием фобоса?       — Погодите… — Горелов сжал руки в кулаки и стал подниматься на ноги: ступни его дрожали, грудь нервно вздымалась, а сердце ударялось об ребра, так что оно даже начало болеть. — Нам нужно встретиться с Мадаминовым прямо сегодня.       Мельник прищурился, взгляд его явно говорил: «Не хочу об этом даже слышать». Нет уж, если они все продолжат молчать, это может обернуться настоящей катастрофой! Эта катастрофа уже началась, и Горелов чувствовал ее всеми телом и мыслями.       — Зачем так быстро? Он же сказал, что через неделю, а прошло всего…       — Я сказал сегодня! — вскрикнул Алексей, пальцами он вцепился в собственную одежду. — Сейчас!       — Леша… мне кажется, ты сейчас слишком возбужден.       — Нет! Если вы не согласны, я встречусь с ним один на один! — тут Горелов уже приготовился бежать, но руки его перехватил Дмитрий.       — Объясни хотя бы причину! — хватка стала еще сильнее. — Если объяснишь, то я обещаю, что сегодня мы назначим встречу.       — Я не могу сказать ее здесь и сейчас! Вы не поймете, для вас это будет звучать глупо, странно и вообще не так!       — Ну нет же… ты сначала скажи, в чем дело! — Федотов осторожно пробрался ладонями к плечам. — Мы же договорились не скрывать друг от друга ничего, что нас беспокоит.       …И что Горелову на это ответить? Молчать? Но это неправильно! Раз договорились, нужно сказать. Иначе Алексей снова покажется всем вокруг обыкновенным трусом, который бежит ото всех проблем. Даже сейчас он перебарывал огромное желание уйти и бросить проблемы такими, какие они есть.       — Он предатель! — вдруг сорвалось у него с языка. — Это он! Это он настраивал Андрея против тебя! Это он подкинул нейротоксиновый дротик, чтобы подставить Мельника! — Алексей убрал руки на волосы и зажмурился. — Это он… это все он! Он во всем виноват, он! Это он заключил сделку с Шерманом! Я точно знаю, точно!       Именно эти мысли и стали причиной его бесконтрольной паники? Черт его знает. Они образовались в голове также неожиданно, как и исчезли, будто он выстроил цепь, звенья которой постепенно выпадали из сознания.       Молчание. Они все молчат! И что Горелову теперь думать? Вдруг они теперь его глупым считают? Позор! Позор-позор-позор!       — …Назначаем встречу, — сразу же сказал Дима.       — Прямо сейчас, — кивнул Мельник.       И только Андрей с Савелием переглядывались в недоумении. Кажется, сегодня карты наконец раскроются. И тогда все наладится? Тогда все это прекратится? Горелов готов простить Сашу! Правда готов! Но…       …Почему чувство тревоги все еще такое сильное? Почему сердце не хочет успокаиваться?       И так пролетели два часа, затем еще час с половиной, а ответа от Мадаминова так и не последовало. Он не ответил ни на один звонок, а где его искать — никто и предположить не мог, кроме Андрея. Чернышев говорил, будто Саша в это время может быть в трех потенциальных местах, и даже так он не мог давать гарантию. И что же тогда остается? Объезжать каждое из мест и надеяться на чудо?       Предатель… Мадаминов и правда предатель? Может, Леша просто загнал сам себя в ловушку разума? Вдруг это все из-за стресса? Не мог он так поступить! Ну не мог!       Дрожащую руку мягко накрыла другая ладонь, и Алексей удивленно моргнул. Затем и вторая ладонь взяла обе руки Горелова, согревая их своим теплом. Подняв взгляд, парень даже смутился, хотя казалось бы, они с Димой так делают постоянно — держатся за руки, пока лежат вместе перед сном или после пробуждения.       — Послушай, мы обязательно поговорим с Мадаминовым. Он ведь сказал, что мы встретимся через неделю. А это наступит уже через два дня, — тихо ответил Федотов.       — Я не могу ждать, Дим… Я быстрее сойду с ума!       — Леш, мы прекрасно справлялись до этого. Неужели случилось что-то непоправимое?       — Дима, я уверен… я более, чем уверен! Только у Мадаминова был доступ к фобосу! И только он мог вводить Андрея в исступление. Как только пропал Мадаминов, у Чернышева напрочь исчезли все позывы к агрессии, он стал донельзя спокойным. Дима, он не мог стать таким просто так!       — Но что ты хочешь услышать от Мадаминова? Раскаяния?       Горелов об этом не подумал. Он чувствовал сердцем, что встреча была необходима, причем до такой степени, что страх не умолкал ни на секунду. Но Дима прав, а что Алексей вообще собирается ему говорить?       «Саша! Ты кормил Андрея фобосом все это время? Ты давал ему все это время не таблетки от шизофрении? Ты лишь стимулировал его уровень агрессии?»       «Саша! Я тут подумал, что предателем оказался ты! Скажи мне, я прав?»       «Саша! Я…»       Хватит! Это слишком глупо! Слишком! Мадаминов человек принципиальный, и он будет игнорировать нас до назначенного дня встречи! Ну какой глупый… Какой Горелов глупый! И трусливый! И…       — Мы справимся, — Дмитрий поднял одну руку на чужую щеку, и Горелов от такого невольно прислонился к его ладони. — В конце концов, у нас уже все налаживается, разве не так?       Налаживается? Разве можно хотя бы отдаленно назвать все происходящее налаживанием ситуации? Нет! Даже смерть сейчас казалась Горелову выходом более легким, чем все остальное. Как бы они ни старались, ничего не вернется на круги своя. Ничего! Все напрасно! Все уходит в никуда!       И что тогда? Нужно выбираться из этого через смерть? Это будет легче всего. Это…       То есть, ради этого он боролся за свою жизнь так долго?! Ради того, чтобы думать о смерти в самый ответственный момент?! Ради этого он неделю ломал стены своего подсознания, чтобы выбраться из комы в настоящий мир? Ради этого Дима спас его, вытащив из капкана? Ради этого Дима, рискуя собственной жизнью, чудом вытащил Горелова из ледяной реки?       Щеки у Алексея налились красным, пальцы задрожали, а взгляд вместо страха и огорчения наполнился мимолетным раздражением. В нем боролись гнев и ужас, которые гасили друг друга, оттого Горелов совсем не понимал, что нужно делать и чувствовать.       — Что-то снова не так? — подметил с осторожностью Дима.       Горелов молча поднялся на ноги. Он медленно подошел к столу с окровавленными бинтами, пробежался глазами по футляру Мельника с дротиками и открыл его. Щелчок, и перед глазами у Алексея показались яркие дротики, лежавшие на устланной бархатом подложке.       «…Ты еще не понял, да?» — пробежались в мыслях слова Александра. Вспоминая о подкинутом к трупу дротике, в глазах у парня даже загорелось неистовство, но оно так быстро пропало, что Алексею даже стало не по себе. Да что происходит, черт возьми? Почему он не может нормально разозлиться? Почему сердце стучит, как бешеное? Почему тело трясется? Снова паническая атака?       «Пойми же… пойми наконец» — сказал сам себе Алексей, затем взял один из дротиков в руку и стал общупывать его, будто таким образом ему думалось лучше. Горелов поджал губы, и в голову стали пулями проникать нехорошие догадки. Он абстрагировался от внешнего мира, и единственное, что он ощущал, был пестрый дротик.       Фобос вызывает агрессию. Ведь так? При больших дозах фобос может ввести человека в состояние бешенства: такое, что он не будет понимать ничего, а его желание наполнится чистой злобой на все, что его окружает. Это уже не человек. Это вырвавшееся наружу внутреннее эго — та самая часть человеческого сознания, которая всячески блокируется здравым смыслом и осознанностью самого себя. Злость выбивает из человека личность.       А что потом? Потом злость затихает, осознанность побеждает в борьбе с фобосом, и тогда человек до конца начинает осознавать то, что он натворил? Впадает в панику? Злость больше не может пробиваться в кровь из-за защитной реакции организма! А что насчет гормонов, которые идут после норадреналина? Что насчет кортизола и адреналина?       И только Горелов додумался до очередной подсказки, как вдруг звон в ушах заставил его вернуться обратно в реальный мир. Из другой комнаты раздался крик, чье-то сбитое дыхание, затем грохот, и тогда Алексей дотянулся рукой до нужной ниточки. Да! Ну точно! Теперь все сходится… теперь у него есть все доказательства своих подозрений!       Он положил дротик обратно в футляр и обернулся. Дима уже убежал в другую комнату — Горелов мгновенно поспешил за ним. Сейчас все встанет на свои места… сейчас или никогда!       — Андрей, дыши! Посмотри на меня! — Мельник прищурился и стал тормошить парня за плечи. — Быстрее, принесите ему воды!       — Он не понимает, что происходит! Это приступ! — Савелий поднял только здоровую руку и прищурился, касаясь спутанных волос Чернышева. — Андрей, скажи, что ты видишь? Прошу, скажи!       — Не подходи ко мне! — Андрей зажмурился и, заливаясь слезами, закрыл свое лицо руками. — Не трогай меня! Не трогай! Заткнитесь! ЗАТКНИТЕСЬ! Заткнитесь все! Я ничего вам не сделал!       Паническая атака? Страх? Безграничный страх вместо той злости, которой захлебывался Чернышев всякий раз, когда Мадаминов дергал его за ниточки. Он был как послушный пес, готовый сорваться с цепи всякий раз, когда об этом скажет Саша. И что сейчас? Кто Андрей теперь? Чем он теперь отличается от тех наркоманов в притонах и подворотнях спальных районов? Они также дрожат, борются с ломкой и кричат, видя несуществующее перед глазами.       — Где его таблетки? — спросил Савелий.       — Они… они все у Мадаминова! — сразу же ответил Горелов, и тут на него обернулись. — Они… он всегда давал ему по две таблетки в день. И приступов почти не было.       — Он что, резко прекратил терапию?! — Савелий раскрыл глаза и теперь выглядел по-настоящему зло: ноздри его раздулись, глаза налились кровью, а зубы оголились в оскале. — Он хоть понимает, чем это грозит Андрею?!       Чернышев опустил руки, шмыгнул носом и стал в панике бегать зрачками, как вдруг взгляд его остановился на Алексее. У Горелова дрогнуло сердце, затем оно забилось чаще, и, слившись в искрах обоюдного ужаса, они одновременно вздохнули.       Побочные действия фобоса на лицо! Мельник был абсолютно прав во всем! Но мог он себе представить, каким может оказаться этот эффект на самом деле? Выглядел сейчас Александр крайне удивленно. Он оборачивался то на Чернышева, то на Горелова, затем будто что-то надумывал себе и записывал в несуществующий блокнот. Неужели понял что-то еще? Может, додумал то же, о чем подумал Горелов несколько минут назад?       — Нужны нейролептики, — Мельник быстро надел на себя черное пальто, затем подхватил шапку с шарфом и, затянув все так, чтобы его лицо не было видно, ушел в коридор обуваться.       — Тебе не продадут их без рецепта! — Савелий поднял указательный палец вверх.       — Ты думаешь, я этого не знаю? — Александр сказал это с ноткой раздражения. — Пусть у меня нет связей во всех аптечных пунктах города, — он медленно моргнул, — но не нужно меня недооценивать.       И только хлопнула дверь квартиры, как Чернышев стал дышать глубже, а лицом он уткнулся в здоровое плечо брата. Федотов внимательно следил за происходящим, а Горелов снова абстрагировался и подметил еще несколько немаловажных деталей.       Ведь страх чувство ровно такое же сильное, как и гнев под действием фобоса, да? Вместо гнева эго наполняется ужасом, и никакое самообладание, никакое сознание не перекроет стенами здравого смысла и логики этот страх. И что же делать? Ждать, пока эффект спадет? Но это слишком долго!       Вся надежда падает на Мельника. Он так хорошо разбирается в человеческом организме, как никто из тех, кого вообще знал Горелов. Мельник в принципе во всем разбирался достаточно хорошо, но в химии и, возможно, биологии равных ему так точно не было. Он выручал парней так много раз, что у Алексея совсем не было в нем сомнений.       — Вот так уже лучше, — Савелий заправил чужие волосы за уши. — Ты ведь кого-то видел, да? Или, может, слышал?       — М-мне нужно к Саше… — прошептал Чернышев, и во взгляде его снова мелькнул ужас. — Он поможет! Он должен мне помочь!       Должен ему помочь… ну конечно! У него ведь нейролептики!       Или нет? Или у него фобос? Или он комбинировал их эффект? Фобос ведь не мог избавить Чернышева от галлюцинаций и шизофренического бреда!       — Как он должен тебе помочь? — вдруг поинтересовался Дима.       — Он должен был давать мне таблетки каждый день… он должен был следить за моим поведением, чтобы чуть что контролировать его! Он должен был заботиться обо мне! Или хотя бы сказать, что мне нужно делать, — Чернышев скосил брови к переносице, и теперь он выглядел так обиженно, словно маленький ребенок. — Почему он не пришел, когда мне было плохо?       «Потому что Андрей нужен ему уже идеальным. Андрей нужен ему, готовым броситься в бой. Ему не нужен он настоящий — ему нужен тот Андрей, который будет исполнять все его приказы по щелчку пальца. И при этом не возражая ничего в ответ».       Но почему Горелов раньше этого не замечал?       А вдруг Алексей и сам был таким же? Вдруг…       Горелов приоткрыл рот. Зловещие мурашки пробрали его до пят, и он вдруг осознал все, что должен был понять еще давным-давно.       «Ну конечно… Мадаминов никогда не пытался занять мое место. Ему было и будет выгодней управлять всем снизу, дергая меня за ниточки, как марионетку».