От Смоленска до Сантандера

Либертвольквиц и Вахау, деревеньки под Лейпцигом, с самого утра переходили из рук в руки. Бой начался до рассвета, и к его завершению Шура мало что разбирала в происходящем – её хватало только на то, чтобы слышать приказы об атаках и отходах и кое-как отличать своих от французов. Вместо головы, кажется, думала её рука, стрелявшая и выхватывавшая саблю прежде, чем сама же Шура это осознавала. Деревеньки в конце концов остались у французов, однако никакого разрыва линии фронта, на который, должно быть, надеялся Наполеон, опять пославший в этот бой Мюрата, не вышло. Ночёвка предстояла в лесу неподалёку от Вахау – туда их оттеснили французы. Шура даже вспомнила славные партизанские времена. – Завтра к нам должны подойти шведы и поляки, – сообщил, когда они разбивали лагерь, Васильев. – Там уже развернёмся на славу. Засыпая, Шура смотрела на мерцавшие огоньки Вахау. Подумать только – ещё месяц назад она и понятия не имела об этой деревушке, а теперь они так яростно бились за неё… Те из её приятельниц, кто ездил в Европу, часто взахлёб рассказывали ей о немецких землях – могла ли она представить, каким образом ей доведётся в них побывать? «А уж как дойдём до Парижа, я смогу потом на всех балах, как граф Нурин, ахать: о, Париж – это рай! Ну, впрочем, Париж меня не слишком заботит, а вот куда надо будет после окончания войны съездить, так это в Испанию… Пусть Винценто и согласился переселиться к нам, но как же ему можно не навестить родной город? Шутка ли – он семь лет там не бывал!»