***
Постепенно сбавляя скорость, Ночная Сова призывающе поднял руку, и оба путника остановились, замерев посреди необъятной снежной пустоши. Очертания внушительного тёмного здания выступили из слепящего белого вихря на горизонте. - Вот и оно, - махнул рукой Сова, перекрикивая несмолкающий вой свирепых ветров. - Похоже, остаётся только идти напрямую. Подкрасться мы не сможем, а темноты ждать бессмысленно...её тут просто нет. Он искренне старался ничем не выдать того всеобъемлющего волнения, которое постепенно раздирало его изнутри, но голос предательски дрогнул на последних словах. На мгновение он снова остро пожалел, что рядом нет Лори, точно зная, что её присутствие лучше, чем что-либо, помогло бы ему собраться с силами в роковой час... - Не так. Нет такой темноты, которая нам нужна, - своим рычащим голосом, без труда перекрывающим стенания ветра, поправил его Роршах. - Если Вейдт действительно запланировал третью мировую, мы приближаемся к самому сердцу тьмы. Ночная Сова подавил судорожный вздох, всеми силами стараясь отогнать от себя пугающие мысли о непредсказуемости того, с чем им предстояло столкнуться. - Это ещё вопрос, - откликнулся он, прилагая усилия, чтобы голос звучал уверенно; должно быть, он пытался убедить прежде всего самого себя. - Эти брошюрки, весь хлам с его стола...тон в них какой-то не такой. Не то чтобы оптимистический, но...как будто он строит планы на будущее. Не похоже, что он готовит человечеству надгробный камень...и потом, бога ради, это ведь Эдриан! - с нарастающей надеждой воскликнул он, вскинув голову навстречу зловещему силуэту здания вдали. - Мы его знаем! Он же никогда никого не убивал, никогда. С чего бы ему захотеть уничтожить мир? Роршах помедлил с ответом, явно в очередной раз взвешивая все аспекты этой непостижимой ситуации. В задумчивости он извлёк из кармана плаща маленькую пачку с несколькими кубиками сахара, надорвал и взялся с хрустом пережёвывать один, наполовину приподняв маску. - Может, безумие? - наконец снова предположил он своим прежним бесцветным голосом. Ночная Сова невесело усмехнулся под капюшоном, искренне и тщетно желая, чтобы всё было так просто. - Нет, тут сложнее...кто вправе судить об этом? Мы вообще-то говорим про самого умного человека в мире, и как тут понять, что он свихнулся? На это Роршах не ответил - лишь вновь скрыл нижнюю половину лица под маской, и оба в молчании двинулись дальше, навстречу неминуемому сквозь бушующий буран. И как бы Ночная Сова ни силился подобрать ободряющие слова, нечто до боли едкое и гнетущее неуклонно вздымалось внутри него с каждым шагом.***
Наконец работа Озимандиса в подполье была окончена. Поправив на себе плащ, он неспешно поднялся на ноги; его рысь тоже мгновенно взвилась, помахивая украшенным тонкими чёрными полосами хвостом. - Идём, старушка. Надо кое-что доделать, пока они сюда не добрались. - Щёлкнув пультом и опустошив тем самым все экраны до единого, Озимандис в спокойной решимости направился к тяжёлой железной двери в противоположной стене, прямо под фотографией Хранителей. "Не входить, когда горит красная лампа" - гласила надпись на двери, сделанная внушительными крупными буквами. - Я хотел подождать подходящего момента, но нет смысла откладывать. Лучшее время - настоящее... Твёрдым шагом Озимандис в сопровождении рыси вступил в низкую металлическую камеру, залитую тусклым неоновым свечением. На стене слева от входа располагалось небольшое прямоугольное окошко из непробиваемого стекла, прямо под ним - массивная панель, плотно засеянная бесчисленными датчиками, кнопками и рычагами; на столике у другой стены теснились до абсурдности неуместные здесь четыре бокала и наполненная дорогим вином бутылка. Озимандис, однако, не думал даже смотреть в их сторону - всё его внимание теперь было приковано к небольшой заурядной кнопке в самом центре панели. Железно выпрямившись, сосредоточенно сдвинув брови и не мигая, он на мгновение застыл над ней, будто прекрасное изваяние на древнеегипетский лад, затем затаил дыхание, коснулся заветной кнопки и надавил. На несколько секунд всё помещение залило слепящим ярко-алым светом, а когда он погас, не изменилось ничего. Спустя ещё миг Озимандис отнял руку от механической панели, испуская тихий умиротворённый вздох. Затем, вновь позволив себе улыбнуться уголком рта, он нажал на другую кнопку, расположенную прямо под настенным динамиком, и обратился через громкоговоритель к другим обитателям Карнака: - Привет, друзья. Я закончил работу и был бы рад, если бы вы, все трое, выпили со мной по бокалу вина перед ужином. В Виварии. У нас есть что отметить. Спасибо, конец связи. - Закончив, он отступил от панели и круто развернулся, изящно взмахнув полами плаща. Прежде, чем покинуть помещение, он непринуждённо взялся за бутылку с вином, и его залитое аристократической бледностью лицо не выражало ничего, кроме спокойного затаённого ожидания чего-то, понятного лишь ему одному.***
В этот день чернокожий паренёк, заинтересованный в "Легендах Чёрной Шхуны", явился со своим обычным визитом к ларьку в удивительно позднее время. Небо, за исключением нескольких рваных клочков, покрывали свинцовые тучи, и людная улица освещалась совсем иначе - бесчисленные неоновые вывески, молниеносные огни автомобильных фар и тусклое, неживое свечение фонарей затмевали слабые попытки звёзд пробиться через плотную облачную завесу. Приближалась полночь, и киоскёр отрабатывал свой последний на сегодня час, ёжась от холода и украдкой наполняя уже третий одноразовый стакан крепким кофе. Из-за гаражей неподалёку долетали мощные биты, раскатистый хохот и хаос перекрикивающих друг друга грубых голосов, и то и дело киоскёр неприязненно морщился, косясь в сторону источника шума. - Вечеринка! Холокост надвигается, а у этих кичкоманов вечеринка! Я эту богопротивную, с позволения сказать, музыку из самого Мэдисон-сквер слышу, - неумолчно убивался он, как всегда, будто понятия не имея о том, что его юный посетитель едва ли его слушает. - Бумс, бумс, бумс! Под такую музыку разве что бомбы сбрасывать!"Дэвидстаун спал - кругом ни души, одно молчание. Привязав лошадей к крыльцу, я беззвучно вошёл в свой бывший дом, стараясь не вспугнуть мясников, погружённых в пьяный сон"...
- Вывалятся оттуда бухие в дрезину, все в татуировках и серьгах... - В порыве тихого негодования сделав поспешный глоток, киоскёр тотчас судорожно закашлялся. - ...и дотуда ведь рукой подать! Говорю я вам, плохой это перекрёсток. Никогда не знаешь, что тут случится..."Они не ведают, что смерть уже близка, и падут в её чёрные объятия, так и не поняв почему. Но один из них не спал...чтобы он не поднял тревогу, я бросился на него, как только он вошёл в окутанную тьмой комнату. В слепой темноте я нанёс удар. Моя жертва тревожно и пронзительно заверещала... Но это были не пираты. Хуже. Передо мной были знакомые лица, обезображенные ужасом. Детский плач...я опустил взгляд на тело, лежащее передо мной. Распухшими окровавленными губами она прошептала моё имя. На меня обрушилось понимание столь всеобъемлющее, что не оставило места для рассудка. Когда я пробегал мимо сидящего верхом трупа, в окнах соседних домов уже зажигались огни. Я бежал, но мысль о моём проклятии преследовала меня, злорадствуя, празднуя кошмарную победу"...
- Надо было нам с Розой уехать из этого города, как она и хотела, - продолжало долетать откуда-то возмущённое низкое бормотание. - Бежать от всего этого...***
Виварий - массивная пристройка к антарктической резиденции Вейдта, расположенная под высоким стеклянным куполом - представляла собой огромный тропический сад, густо заселённый диковинными растениями и существами, до абсурда невообразимыми для этого ледяного края. Здесь, в пределах купола, царило безмятежное тепло на грани палящего зноя, многоголосый щебет изящных ярких птиц, шорохи пальмовых листьев, в которых то и дело мелькали лягушки и пёстрые бабочки, журчание воды из красивых золотых фонтанов в виде фараоновых собак. Пусть под ногами и расстилалась твёрдая стеклянная гладь, всякий входящий под купол непроизвольно с головой погружался в потрясающий воображение тропический рай, от одного вида которого захватывало дух. Озимандис и трое людей в узорчатых накидках уже располагались здесь - подчинённые пристроились на изысканной, украшенной древнеегипетскими иероглифами скамье, сжимая в руках бокалы, щедро наполненные вином; один из них, слегка неловко улыбаясь, обратился к Озимандису: - Мистер Вейдт, это большая честь. Могу я спросить, в чём причина такого великодушия? Озимандис ответил ему благосклонной улыбкой, боковым зрением наблюдая за рысью, с протяжным кличем пустившейся в погоню за цветастой птицей. - В такой жизни, как моя, всегда найдутся вещи, которые стоит отпраздновать, друг мой. Оглянитесь вокруг. - Он красивым и плавным жестом повёл рукой, которой держал свой бокал. - Разве не стоит отметить удачу, сделавшей возможной существование этого сада? Чудесный тропический оазис в бесконечной полярной пустыне. Две непримиримые вселенные, разделённые лишь мембраной - хрупким стеклом...вся моя жизнь - сплошной праздник. Говоря, он неторопливым величественным шагом мерил стеклянную площадку, отделённую от остального сада несколькими ступенями; пронизывающий свет неоновых ламп играл невообразимыми переливами на пурпурной ткани его плаща. Достигнув особенно крупного и красивого фонтана, выполненного в форме равностороннего треугольника, Озимандис остановился над самой водой и продолжил, обращаясь к подчинённым: - Но вы, конечно, правы, сегодня действительно есть что отметить. - Он выдержал паузу, задумчиво вглядываясь в сверкающие всеми цветами радуги водяные брызги. - Можно сказать, это достижение, мечты о котором живут уже более двух тысяч лет. Хотя, чтобы объяснить причины моей сегодняшней радости, вовсе не нужно погружаться так глубоко в древность...вполне достаточно вернуться на сорок лет назад, в моё детство. Все трое слушателей молчали, то и дело неспешно отпивая из бокалов. Сам Озимандис замер, будто статуя, пристально глядя на поверхность воды в фонтане, на которой покачивались от брызг листья кувшинок и время от времени сновали, переливаясь на свету, золотые рыбки. Несколькими секундами позднее внимательные голубые глаза затянула лёгкая дымка воспоминаний. - Мои родители приехали в Америку в год моего рождения, в 39-м, - медленно, будто давая слушателям время детально представить себе описываемые события, начал он. - Уже в первом классе я был исключительно умён. Небывалые результаты вступительных тестов вызвали такие подозрения, что с тех пор я намеренно старался набирать только средние баллы. Незаметно от своих подчинённых Озимандис медленно опустил свой бокал, по-прежнему наполненный до краёв, на каменную кромку фонтана. Затем, прежде, чем кто-то успел присмотреться к его движениям, он круто развернулся, заслонив оставленный бокал свисающим до земли плащом. - В чём причина? Мои родители в интеллектуальном плане не были примечательны, никаких генетических особенностей не имели. Может быть, это я сам решил, что буду умным? Может быть, мы все принимаем подобные решения, как бы чёрство это ни звучало... - По его бледным губам вновь скользнула едва уловимая улыбка, которую, однако, тотчас затмило посерьёзневшее выражение слегка сдвинутых светлых бровей. - К моим семнадцати годам родители умерли, и я встал перед необходимостью нового выбора. Я получил такое наследство, что мог всю жизнь прожить в роскоши, однако, не нуждаясь ни в чём, сгорал от парадоксального желания делать всё. Понимаете? - немного повысил он тон. Трое подчинённых молча закивали, внимая каждому слову и одинаково замерев со своими наполовину опустошёнными бокалами. Снова повисла недолгая пауза, во время которой прохладный сосредоточенный взгляд Озимандиса задержался на крупной золотисто-жёлтой бабочке, трепетной тенью пропорхнувшей мимо его изящного лица. Проводив её глазами, он коротко вздохнул и снова воззрился на своих молчаливых слушателей. - Из-за своего интеллекта я был совершенно одинок. Вынужденный выбирать, я понял, что не знаю никого, чей совет мог бы оказаться полезным. Среди живых - никого. Единственный человек, который был мне близок, умер за триста лет до рождения Христа. - Он вновь прервался, казалось, удовлетворённый тем, как его слушатели в безмолвном единогласии затаили дыхание, и продолжил, будучи как никогда откровенным. - Александр Македонский...он был моим кумиром в юности. Командуя армией, он прошёл через Малую Азию и Финикию, покорил Египет и повёл войска на Персию... Озимандис вновь отвернулся к фонтану, и, ко всеобщему удивлению, звучание его голоса вдруг изменилось, наполнившись совсем не привычными для него вдохновенными нотками. Слух не обманывал его подчинённых - сейчас над его предельным рациональным хладнокровием брали верх потаённые чувства, и это казалось чем-то невероятным. - И правил он не как варвар! В Александрии он учредил величайший центр науки древнего мира. Конечно, люди умирали...возможно, и напрасно, хотя кто сейчас вправе судить? Но как близко он подошёл к своему идеалу объединённого мира! Я был полон решимости встать вровень с ним. Для начала я избавился от наследства - хотел показать, что возможно достичь всего, начав с чистого листа. Потом я поехал в Северную Турцию, чтобы пройти по следам моего героя. Я надеялся сравниться с ним, принести новый век просвещения в мир, погрязший во тьме невежества. Ха... - с тихой горечью усмехнулся Озимандис, как зачарованный глядя в воду, где колебалось призрачной фигурой его блистательное отражение. - Я хотел, чтобы у меня было что сказать ему, если мы встретимся в зале легенд...я прошёл путём военной машины Александра вдоль побережья Чёрного моря, воображая, как армии берут один порт за другим; древняя кровь на древней бронзе. Интересно, что прежде, чем покорить Финикию, он отправился на север, в Гордион. Может быть, ради испытания, которое ожидало его там. Сложнейшая головоломка древнего мира, узел, который никому не удавалось развязать...Александр разрубил его мечом. На мгновение Озимандис бросил задумчивый невидящий взгляд вверх, на высокие стеклянные своды, за которыми бледнело, озаряя снежные пустоши, огромное тусклое солнце. Он выглядел всецело погружённым в свои раздумия, впервые за много лет делясь с другими своими сокровенными мыслями. - Латеральное мышление, понимаете? - негромко продолжил он с оттенком нескрываемого и искреннего уважения в голосе. - Он опередил своё время на века. Он двинулся на юг и вошёл в Египет через Мемфис. Его провозгласили сыном Амона, судьи мёртвых, чьё имя означает "скрытый". Сделав столицей Александрию, он воссоздал классическую культуру великих фараонов. Я последовал его путём через Вавилон и Кабул в Самарканд, потом вниз по Инду, где он впервые увидел боевых слонов. Там он повернул назад, чтобы подавить зарождающийся мятеж, а я пошёл дальше - через Китай и Тибет, обучаясь по пути боевым искусствам. Александр же вернулся в Вавилон, чтобы умереть от инфекции в возрасте тридцати трёх лет. Среди развалин зиккуратов я увидел наконец, в чём была его ошибка. Он не объединил мир. Не создал союз, который мог бы его пережить. Небо за стеклянным куполом начинало окрашиваться алым, почти сравнимым оттенком с остатками вина в бокалах сотрудников Озимандиса. Все трое сидели на скамье неподвижно, будто оцепенев; не последовало никакой реакции, когда на край бокала одного из них плавно опустилась бабочка. Но Озимандис не смотрел на них, замерев и устремив взгляд в алеющие дали. - Лишившись иллюзий, но всё же стремясь завершить мою Одиссею, я проследовал к месту его упокоения, в Александрию, - заговорил он неторопливо, с заметной отчётливостью видя как вживую всё, о чём говорил. - Ночью, перед отъездом в Америку, я пошёл в пустыню и проглотил шарик гашиша, который мне подарили в Тибете. То, что было мне показано, изменило меня. Пробиваясь сквозь прах истории, я слышал, как умершие цари бродят под землёй, как отдаются фанфары в человеческих черепах. Александр воскресил эпоху фараонов...их поистине бессмертная мудрость отныне вдохновляла меня. Бабочка, спорхнув с края бокала, начала делать плавные витки вблизи одного из подчинённых Озимандиса. Тот не пошевелился, как и двое остальных. Ни единый мускул в их телах не двинулся, пока возглавлявший их бывший супергерой с упоением продолжал, воодушевлённо разводя руками навстречу алому небу: - Какого интеллектуального величия достигла их система! Птолемей, искавший точку вращения Вселенной со своего маяка на Фаросе; Эратосфен, измеривший Землю с помощью одних лишь теней...свои величайшие тайны они доверяли слугам, которых заживо хоронили в засыпанных песком усыпальницах...я принял греческое имя Рамзеса Второго и залихватский стиль Александра; я решил вернуть древние учения в современный мир. Так начался мой путь к победе...к победе не над людьми, но над злом, овладевшим ими! И сегодня эта победа несомненна, и ваша помощь была неоценимой... - Он круто развернулся, с шелестом взметнув полы плаща; его светлые глаза ярко блестели от охватившего его вдохновения. - Понимаете ли вы, какого триумфа помогли мне добиться, какой небывалой славой он овеет вас? Понимаете ли вы, как стыжусь я, что не могу предложить вам лучшей награды? Он замер, пристально глядя на своих окаменевших слушателей. Те не издавали ни единого звука, обмякнув на скамье, будто трупы с открытыми глазами; их невидящие мёртвые взгляды не двигались с места уже давно. Витавшая рядом бабочка уже без тени страха приземлилась, поводя золотистыми крыльями, на лицо одного из них, принимая его за неодушевлённый предмет. На протяжении почти целой минуты Озимандис стоял, глядя на троих подчинённых пронизывающим взглядом. Затем, удовлетворённо кивнув самому себе, он жестом подозвал к себе рысь и, переходя из Вивария обратно в свою резиденцию, невзначай надавил на неприметную кнопку на стене возле самого выхода. Массивный стеклянный купол со зловещим шумом опустился и пропал без следа. Свирепые порывы ветра вместе с неумолимыми снежными волнами с воем ворвались в тропический рай, заметая густым слоем снега деревья и цветы, и спустя меньше минуты и скамья вместе с тремя людьми была полностью похоронена в сугробе. В поразительно короткий срок ужасающий ледяной вихрь не оставил от Вивария ничего, и Озимандис - невозмутимый, статный, в неистово развевающемся плаще - оставлял за спиной лишь очередную сверкающую белизной пустыню.***
"В конце концов я добрался до пепельного берега. Зловещий и бескрайний океан простирался предо мной. Как мог я так низко пасть, если меня вела любовь, одна только любовь? Где-то за спиной, в отдалении, уже завывала разъярённая толпа. Тело ростовщика плавало у моих ног. Благородство намерений сделало меня зверем. Праведный гнев, питавший мой ужасный, гениальный план, оказался иллюзией"...
- С моральной точки зрения первый удар оправдан, - снова вклинивался в возбуждённый шум ночного мегаполиса озабоченный голос киоскёра. - Мы должны защитить наших женщин и детей, даже если при этом умрут их женщины и дети. Это логика морали."В чём была моя ошибка? Шхуна направлялась в Дэвидстаун, она уже должна была прибыть. Мои выводы были безупречны, шаг за шагом... Я застыл, рыдая, тяжело дыша, и прислушивался к ветру, несущему звуки погони, которая теперь, когда дыхание вернулось ко мне, была ещё ближе. Я поднял голову, готовый бежать"...
- Простите? - А, привет."...и увидел её".
Со стороны заполненной людьми улицы перед киоскёром появилась темнокожая, коротко стриженая женщина в элегантном пальто; на её лице читалась тоскливая усталость. - Мой муж, темнокожий джентльмен, покупает у вас вечернюю газету, - тихо обратилась она к киоскёру, едва глядя на него исподлобья. - Вы его не видели? Тот на мгновение наморщил лоб, перелистывая краткосрочную память, после чего отрицательно пожал плечами и махнул рукой на ближайший переулок: - Я не в курсе. Может, тот чёрный на углу, что часы продаёт, его знает... - Вы что, думаете, мы все состоим в негритянском клубе, где все друг друга знают? - с едва уловимой ледяной ноткой в голосе откликнулась женщина. Киоскёр, растерявшись, сконфуженно развёл руками: - Чё? Слушайте, я не хотел..."Казалось, она ждёт...а не медлит перед ударом. Шаг за шагом я осознавал, куда завели меня благие намерения, и каждый шаг увлекал меня глубже в бездну"...
- Ничего, ладно, - тяжело вздохнув, женщина отвернулась в сторону улицы, и её глаза блеснули, зацепившись за знакомый силуэт. - Вот мой муж идёт. Спасибо, что уделили время. - Конечно...тут и говорить не о чем, - всё ещё слегка смущённо кашлянул в ответ держатель ларька, провожая её взглядом."Несказанная и жестокая, истина неумолимо маячила передо мною, пока я плыл к ней. Стоя на якоре, чёрная шхуна ожидала нового матроса. Пираты не собирались захватывать Дэвидстаун. Что город смертных может дать тем, кто владеет богатствами Саргассовых полей? Шхуна была всё больше, всё ближе. Я плыл. Вот итог всех моих благородных порывов. Я задыхался, отхаркивал морскую воду и угрюмо плыл всё дальше. Они пришли к Дэвидстауну, чтобы дождаться единственного сокровища, которое имело для них смысл, заявить права на единственную душу, которая и была их желанной целью. Плечи болели. Огромная шхуна была уже рядом"...
Достигнув знакомого силуэта, женщина остановилась в нескольких шагах от него. Её затуманенный тихой печалью взгляд встретился с исполненным вежливого удивления взглядом психиатра Малкольма Лонга.***
Вздымая густые снежные облака над замёрзшей землёй, двое путников резко остановили аэроциклы внутри оголённой пристройки к Карнаку. Их глазам предстал парадоксальный пейзаж бескрайних тропиков, жестоко занесённых плотными сугробами; Ночная Сова, казалось, едва обратил внимание на эту противоестественную картину, пристроив аэроцикл в снегу и резвым шагом пробравшись сквозь сугроб к выходу в узкий круглый тоннель у дальней стены. - Кажется, что-то вроде двери, - взволнованно размышлял он вслух. - Думаю, я смогу прожечь замок... Роршах проследовал по проложенной его спутником тропе в сугробе, окидывая пристальным взглядом окрестности. Густой кристально-белый снег ритмично и беспокойно поскрипывал под его ногами. - Пальмы под снегом. Не стыкуется, - настороженно заметил он. - Ради бога, давай зайдём внутрь и будем решать проблемы по мере их поступления, - слегка дрогнувшим голосом взмолился возившийся с замком Сова. - На этом снегу мы как на ладони. Здесь никакой камуфляж не поможет, мы покинули естественную среду... Его последние слова заглушил громкий щелчок, и вход в туннель с лёгким металлическим скрежетом раскрылся. Ночная Сова распрямился, тяжело глядя в полутёмную даль, куда предстояло ступить навстречу неизвестной угрозе...усилившееся сердцебиение навевало жуткие мысли о том, долго ли ему осталось продолжаться. Впервые за годы Ночная Сова вдруг почувствовал себя очень маленьким и беззащитным перед той затаённой мощью, которая таилась по ту сторону туннеля, готовая с минуты на минуты сокрушить весь мир... - Боишься? - тихо пророкотал голос Роршаха позади. Ночная Сова нервно усмехнулся краем рта, мысленно ругая себя за видимую несобранность - сейчас было как никогда важно сохранять хладнокровие и готовность без остановок идти вперёд. Но за годы он слишком отвык от подобных чувств - да и не был уверен, что когда-нибудь испытывал их настолько остро. Никогда ещё на кону не стояло столь многое. - Ну, ощущение в животе нехорошее, - уклончиво отозвался Сова. - Знаешь, так, должно быть, чувствуют себя обычные люди... - Он на мгновение замер, едва дыша, изумлённый собственной догадкой. - Наверное, обычные люди так себя чувствуют рядом с нами. Прежде, чем идти дальше, он онемевшими руками расстегнул тёплый плащ и скинул пуховой капюшон с обыкновенного. Через туннель они вышли в высокий сияющий зал, полный замысловатых механизмов, металлический блеск которых на секунду ослепил обоих. Ночная Сова ошеломлённо глядел по сторонам, почти забыв даже о бурлящем внутри предательском чувстве страха. Его взгляд блуждал от прибора к прибору, на доли секунды задерживаясь то на хитросплетениях бесчисленных проводов, то на рядах датчиков и кнопок, связанных таинственными закономерности, то на небольших, ныне пустующих экранах с отполированными до блеска стёклами... - Боже, ты только посмотри, - с тенью затаённого трепетного восхищения выдохнул Ночная Сова. - И я ещё думал, что у меня в Совином Гнездовье добра хватает... - Не удержавшись, он склонился над одним из массивных приспособлений, вздымающим к потолку около десятка длинных антенн. - Что это такое, чёрт побери? Я и половины всех устройств не знаю... - Спросим Вейдта, когда отыщем, - с лёгким нажимом прохрипел Роршах, в ощутимом тихом напряжении шагавший по залу вперёд. Его слов хватило, чтобы Ночная Сова опомнился и поспешил следом. За считанные секунды каждый его нерв снова натянулся до предела; чтобы собраться с силами, он попытался сосредоточиться на плане ближайших действий - и не сумел, с ужасом поняв, как многое осталось непродуманным. - Вообще-то это и есть главный вопрос, - как бы невзначай, стараясь звучать хладнокровно, обратился он к напарнику. - С чем мы подойдём к Эдриану? Что ему скажем? Роршах не обернулся, со всей возможной уверенностью продолжая идти по случайным коридорам и ответвлениям зала: - Ничего. Сначала захват, если получится. Второго шанса может не быть. Потом - допрос. - Да...наверное, ты прав, - Ночная Сова с лёгким облегчением перевёл дух, но всё равно не мог сдержать эмоций, в очередной раз осознав, о ком они говорят. - Всё-таки это странно...такой заботливый, честный человек, пацифист, вегетарианец... Если в глубине души Роршах и разделял всеобъемлющее потрясение своего напарника, его сосредоточенность на цели сейчас брала над сознанием верх. - Гитлер был вегетарианцем. Если это тебя смущает, оставь Вейдта мне, - сухо отрезал он, не сбавляя шага. В напряжённом молчании, нарушаемом лишь гулкими отзвуками их шагов, они продолжили путешествие по нижним этажам Карнака, готовые в любой момент сорваться с места, чтобы атаковать, обострившие все чувства до предела. Какая-то потусторонняя сила, казалось, непрестанно искажала течение времени, то заставляя его лететь с поистине шокирующей быстротой, то мучительно растягивая каждую проведённую в неизвестности минуту. Эта одновременно ужасающе близкая и болезненно далёкая опасность всё сильнее давила на нервы обоих путников, кровь в их жилах так и кипела в неистовом ожидании схватки с врагом, которого они не в силах были найти...пересекая обширное подпольное помещение со множеством экранов на стене, Ночная Сова уже с трудом боролся с подступающим к горлу криком отчаянного бессилия. Несколькими минутами позже, на первом этаже, оба посетителя впервые остановились, неестественно резко застыв на месте. За углом спиной к ним маячила знакомая стройная фигура, облачённая в золото и пурпур - будто не подозревая о чьём бы то ни было присутствии в Карнаке, Озимандис непринуждённо ужинал за большим, богато накрытым столом. От его ощутимо обманчивой незащищённости у Ночной Совы тревожно сбилось дыхание; оглушённый собственным бешеным пульсом, он предостерегающе вскинул руку - но опоздал. Едва убедившись в бездействии врага, Роршах со всей своей скоростью рванулся к нему со спины. Озимандис, однако, был готов - молниеносным рывком вскочив на ноги, он с крутого разворота нанёс нападавшему мощнейший удар в голову; зарычав от внезапной боли, Роршах отлетел в сторону и тяжело рухнул на зеркально блистающий пол. - Что за манеры, - с наигранным тихим негодованием воскликнул Озимандис; его вспыхнувший холодным пламенем взгляд устремился на Ночную Сову. Того передёрнуло от невольного ужаса, но отступать было нельзя; на чистых инстинктах Сова стремительно выхватил из-за пояса карманный электрошокер и подрагивающей от напряжения рукой нацелил его на врага. - Эдриан! - чужим голосом выкрикнул он. - Не заставляй меня... Прежде, чем он успел договорить или что-то предпринять, Озимандис едва уловимым, нереально быстрым и точным движением метнул в него некрупное золотое блюдо со стола. Шанса успеть увернуться не было - острый металлический край мазнул по незакрытой части лица Ночной Совы, оставив глубокий порез на носогубной складке; со сдавленным вскриком Сова упал на одно колено, выронив электрошокер и прижав обе ладони к обильно кровоточащему носу. Сквозь звон в ушах он смутно слышал, как хрипит в попытках встать Роршах. Озимандис поднял с пола электрошокер, выпрямился между двумя поверженными врагами и невозмутимо, точно ничего и не произошло, обратился к ним: - Итак...чем могу быть полезен? - Ты знаешь! Чёрт побери, ты отлично знаешь, в чём дело! - вскрикнул Сова, отчаянно глядя на него из-под матовых стёкол, на которые попало несколько капель крови; весь его страх вдруг исчез, точно его и не было. - "Пирамид Деливерис" стоит за всей этой ерундой, а ты стоишь за "Пирамидой"...господи, Эдриан, чего ты хочешь добиться?! - его голос срывался от охватившего его смятения и боли. Озимандис наградил холодным взглядом его скорчившуюся фигуру и отступил, неторопливым шагом пересекая блистающую комнату. - Того, чего мы все хотели добиться, когда делали наши первые шаги. Я хочу сделать этот мир лучше, - высокопарным и ровным тоном проговорил он на ходу. - Как и в самом начале. Приступая к своему первому делу, я верил, что с беззаконием можно покончить, если уничтожить преступные синдикаты. Моё второе дело убедило меня, что зло - это вовсе не привилегия преступников. Пока он говорил, Ночная Сова и Роршах всё же успели через силу подняться. Озимандис не возражал и будто не заметил этого - и без того было очевидно, что ситуация полностью в его руках и что любая повторная попытка нападения будет обрублена им на корню так же легко, как первая. Оставалось лишь слушать его и надеяться что-то изменить путём переговоров - Ночная Сова искренне надеялся, что и Роршах понимает это...плавно остановившись, Озимандис сделал скромный глоток из оставленного на столе бокала с шампанским и спокойным светским тоном продолжал: - Изучая своих предшественников, я расследовал исчезновение Правосудия В Капюшоне в середине 50-х. Источники в правительстве сообщили, что его пытался разыскать некий оперативник, но доложил о неудаче...разыскать оперативника и выследить его в доках оказалось просто. Эдвард Блэйк. Как умные люди, которым довелось жить в странное время, мы были очень похожи. И возненавидели друг друга с первого взгляда. Он узнал меня, но всё равно атаковал. Якобы "принял за преступника". Я оценил его возможности: искусные ложные выпады, мощный апперкот, но больше почти ничего. Он победил...поначалу. Ночная Сова напряжённо смотрел на него исподлобья, не отнимая от лица руку, которую уже заливало кровью; жгучая боль въедалась в сознание, но даже она не могла затуманить восприятие Совы, с затаённым дыханием внимавшим каждому услышанному слову. Краем глаза он увидел, как Роршах беззвучно подобрал позолоченную вилку с того края стола, что находился за спиной Озимандиса. Тот заговорил вновь, задумчиво вертя одной рукой пустой, отполированный до блеска поднос: - Неужели Блэйк выследил Правосудие В Капюшоне, убил его и доложил о неудаче? Я ничего не могу доказать. В следующий раз мы встретились в 60-м. Блэйка я избегал, меня заинтересовал Джон. Но все эти годы я продолжал следить за Блэйком. Знаете, что он был в Далласе в тот день, когда убили Кеннеди? Охранял Никсона. Но никто не знает, что там делал Никсон. - Озимандис выдержал паузу, сосредоточенно глядя на собственное отражение в поверхности подноса. - Читали черновик речи, которую собирался произнести Кеннеди? "Этой стране, этому поколению и не по её выбору, а самой судьбой предназначено стать хранителями крепостных стен свободного мира"...может быть, он репетировал эти слова, когда кортеж выехал на плазу. Он не знал, что с крепостных стен мира тирании за ним следит перекрестье прицела. Мы все тогда поняли, что дело плохо. Я продолжал сражаться с преступниками, но дело казалось бессмысленным. Я давил лишь симптомы, а не болезнь... Медленно, осторожно совершая каждый шаг, Роршах двинулся на Озимандиса со спины, с силой сжимая вилку одной рукой. Поняв его план, Ночная Сова в смятении замер; сердце колотилось так неистово, что пару мгновений он всерьёз ожидал увидеть Озимандиса, оборачивающегося на его стук. Но тот остался непоколебим, застыв в одной позе и продолжая говорить с непривычно болезненными нотками в голосе: - Я себя ненавидел: мой крестовый поход был фальшивкой. Я понимал, в чём проблемы человечества, но закрывал на них глаза. Я чувствовал себя беспомощным, ибо то, с чем мне приходилось сражаться, было неизмеримо больше, чем я мог ожидать... - Он медленно поднял голову и протяжно вздохнул, глядя куда-то на высокие своды зала. - Я был слишком труслив, чтобы лицом к лицу встретить свои тревоги. Чёрную комедию жизни разъяснил мне сам Комедиант - когда провалилась затея с "Истребителями преступности" в 66-м. Он говорил о неизбежности ядерной войны, описывал мою роль в будущем как "первого умника на пепелище"... Уловив момент, Роршах бросился на Озимандиса, молниеносно вскинув вилку; тот, однако, с не меньшей скоростью вскинул поднос, в который тщетно вонзились все четыре острия. Тотчас же Озимандис метнул поднос вместе с вилкой в сторону, не глядя; они приземлились точно в центр стола. - ...и он открыл мне глаза. Это удаётся только лучшим из шутов. Я помню: пеплом рассыпается карта под моими пальцами, а Нельсон дрожащим голосом жалобно говорит: "кто-то должен спасти мир"... Во время своего монолога он и не думал бездействовать дальше - развернувшись к Роршаху, он с силой рванул на себя его маску, за которую тот тут же лихорадочно схватился, стараясь удержать; пользуясь мгновенным замешательством противника, Озимандис с широкого размаха ударил его под дых, перехватил за грудки и с лёгкостью отбросил далеко от себя. - Вот тогда-то я и понял, - негромко проговорил он, отворачиваясь, под грохот ударившегося об пол тела. Ночная Сова содрогнулся, будто от разряда тока, и стремглав ринулся к Роршаху, до ужаса неподвижно распластавшемуся на полу. Теперь Сова лишь краем уха слышал непрестанную тираду Озимандиса, которая текла в прохладном воздухе так же плавно и неспешно, точно все трое собрались, чтобы предаться воспоминаниям за чашкой чая: - Успокоив Нельсона, я вышел на улицу. Блэйк ругался с Лори и её матерью. Я поклялся, что не дам таким, как он, последними смеяться на руинах Земли. А ещё я поклялся, что в следующий раз, когда увижу Блэйка или другого противника, пусть и не на моей территории... - Он остановился в самом центре зала, и не нужно было видеть его лицо, чтобы отчётливо представить лёгкую леденистую улыбку, которую сполна выдавал его голос. - ...сражаться мы будем на моих условиях.***
Малкольм и Глория Лонг неотрывно смотрели друг на друга, разделённые несколькими метрами залитого дождевой водой асфальта; казалось, что воздух между ними ощутимо потрескивает, точно в преддверии грозы. Монотонный шум ночного города, из которого выделялись лишь грубые голоса двоих людей из якудзы, о чём-то жарко споривших неподалёку от гаражей, едва достигал слуха супружеской пары. - Привет, - наконец решилась Глория, неуверенно направляясь навстречу мужу. - Так и знала, что встречу тебя здесь. Он смотрел на неё по-прежнему недоумённо и взволнованно, будто боясь, что одно неосторожное слово или движение прогонит её прочь. Шумно набрав воздуха в лёгкие, она продолжала, бросая на него быстрые сконфуженные взгляды исподлобья: - Я знала, что ты ходишь с работы этой дорогой, решила перехватить...я пока ещё не готова возвращаться домой. - Пока ещё? - тихим и тоскливым эхом отозвался доктор Лонг. - Ну, я хочу вернуться...я скучаю по тебе, Малкольм. Скучаю по тому человеку, которым ты когда-то был... - Будто незаметно для самой себя Глория приблизилась к нему почти вплотную, отчётливо увидев проблеск надежды в его глазах. - ...но не могу жить с тем, кто считает себя обязанным брать безнадёжные случаи. Кто впускает чужую боль в нашу жизнь. Если ты пообещаешь, что попросишь перевести тебя на другую работу, с другими пациентами, я вернусь...если, конечно, ты этого хочешь. Доктор Лонг выглядел потрясённым и едва верящим в услышанное. Но в его голосе, чуть прерывающемся от волнения, впервые за долгое время затеплилась жизнь: - Глория, ну конечно, я этого хочу...но, э-э... - Его мечущийся кругом взгляд упал на двух мужчин из якудзы, между которыми уже вспыхнула бешеная пьяная потасовка. Миссис Лонг, однако, вовсе не замечала этого или просто не обращала ни малейшего внимания. - Так сделай это! - с жаром воскликнула она. - Я не собираюсь делить тебя с миром, полным психов! Я не собираюсь делить с ними мою жизнь...Малкольм? - вдруг настороженно окликнула она. - Ты меня слушаешь? Тот посмотрел на неё тем самым, до боли знакомым взглядом, затуманенным смесью непонятной печали и тихого, но неистового стремления; от этого взгляда Глорию всегда невольно передёргивало, и этот раз не стал исключением. - Глория, извини...те двое...они мучают друг друга... - Малкольм! Не смей, не смей вмешиваться! - Голос Глории сорвался на гневный крик, обычно спокойные и глубокие глаза, нацеленные на супруга, уже непрестанно метали молнии. - Ты что, не понял ни слова из того, что я сейчас сказала?! - Глория, пожалуйста. Я должен. В этом мире... - Доктор Лонг тяжело вздохнул и отвернулся, признавая поражение, к месту разгорающейся драки. - Понимаешь, только это мы и можем - пытаться помочь друг другу. Только это имеет значение. Пожалуйста, пожалуйста, пойми... То ли этот полный серьёзности и сострадания голос, то ли первый решительный шаг, сделанный доктором по направлению к дерущимся, окончательно вывел Глорию из себя; казалось, что в порыве эмоций она стала по меньшей мере на несколько сантиметров выше. - Малкольм, я тебя предупреждаю! Если ты позволишь снова втянуть себя в чужие проблемы... - Она задохнулась, не находя слов; её вид сейчас мог бы внушить тревогу, однако доктор Лонг остался невозмутим, всецело поглощённый чужими переживаниями и бедами. - Глория...прости...мир таков... - Он снова вздохнул, на этот раз протяжно и мучительно, глядя на жену с невыносимой болью, отчётливо говорившей, что его выбор сделан. - Я не могу убежать от него. Не говоря больше ни слова, он отвернулся и с небывалой твёрдостью, хоть и очевидно скованный печалью, направился к своей новой цели.***
Прохладный и исполненный непоколебимой уверенности голос Озимандиса продолжал эхом разноситься по подпираемому высокими колоннами залу; облачённая в золото и пурпур фигура плавно двигалась по направлению к лестнице, ведущей в подполье. Ночная Сова с наполовину залитым кровью лицом и прихрамывающий Роршах, которого заметно пошатывало на ходу, непроизвольно и молча следовали за ним, влекомые ощутимой мощью. - Меня грубо ткнули носом в смертность человечества как вида, - вещал Озимандис, величественно проплывая между колоннами. - Ужасный, неопровержимый факт. В первый раз я отчётливо понял, что Земля может погибнуть. Я осознал хрупкость этого мира. Опасность нашего времени. И что я мог сделать? Для начала я решил как можно сильнее отстраниться, чтобы увидеть проблему в новой перспективе. Мои горизонты расширились, глубина понимания возросла... На несколько мгновений он замер в стороне от начала спуска, задумчиво озирая помещение внизу через витиеватое золотое ограждение, доходившее ему до пояса. Как по безмолвной команде, Роршах и Ночная Сова остановились вместе с ним. - Я видел восток и запад, стянутые спиралью, гонки вооружений, их взаимный ужас. Подозрения росли с численностью ракет, всё дальше отодвигая возможность разрядки. Постепенно я приблизился к самому сердцу дилеммы. Этот узел даже Александра заставил бы поломать голову, - как всегда, с разительной неожиданностью холодно усмехнулся он на мгновение. - Обе стороны понимали самоубийственность ядерного конфликта - и не могли прекратить движение к нему, опасаясь, что иначе противник их опередит. Боялись своего оружия, боялись остаться без него, боялись моргнуть или повернуться спиной... Выждав паузу, он, однако, и не подумал спускаться. Из-за угла на первом этаже, медленно ступая по отполированному полу, выступила огромная рысь с длинными ушами и таким же длинным хвостом, неторопливо качающимся из стороны в сторону. Озимандис бросил на неё быстрый взгляд и улыбнулся, казалось, спокойной и приветственной улыбкой, но ничто не могло отвлечь его от его основной цели. Коротко откашлявшись и опираясь на ограждение, он продолжал излагать свою повесть двум застывшим позади него посетителям Карнака. - Чудовищная стоимость этих арсеналов означала, что денег на стариков, на больных и бездомных, на образование будет всё меньше. По мере того как запасы оружия росли, а человека заменял компьютер, призрак случайного апокалипсиса подступал всё ближе. Простейший математический расчёт показывал, что конфликт неизбежен - рано или поздно. Однако практического решения у меня так и не было. Что проку в том, что я внезапно осознал весь ужас ситуации? На последнем слове Роршах, будто сжатая пружина, рванулся вперёд, собираясь снова наброситься на Озимандиса, но в этот раз Ночная Сова успел с силой схватить его за плечо и кое-как удержать на месте. Если при этом и был произведён заметный шум, Озимандис проигнорировал его, наверняка точно зная, что именно произошло за его спиной. - Любое решение было бы умозрительно, - как ни в чём не бывало продолжал он. - Разве что кому-то хватит духа пойти до конца, кому-то хватит грубой силы, чтобы воплотить свою волю...я снова отступил на шаг и подумал ещё...и я увидел. Невзирая на маску, Ночная Сова почувствовал, какой тяжёлый и гневный взгляд бросил на него Роршах, когда Озимандис тронулся с места, неторопливыми гулкими шагами двигаясь вдоль линии ограждения. Этот взгляд обжёг Сову не меньше впивавшейся в лицо боли, но тот лишь постарался предельно твёрдо посмотреть в ответ. - Расходы на вооружения вызвали рост международных процентных ставок по кредитам, - доносился до обоих невозмутимый голос Озимандиса, вокруг ног которого уже обвилась низко урчащая рысь. - Чтобы как-то снизить госдолг, такие страны, как Бразилия, начали вырубать леса. От атомной энергетики и её отходов - оружейного плутония - стало никуда не деться. Атомный тупик, даже если бы дело не дошло до войны, вёл нас к полному экологическому коллапсу. Перед глазами Ночной Совы и Роршаха проплыл увиденный в кабинете Вейдта график; оба слушали напряжённо и крайне внимательно - казалось, даже Роршах уже отбросил идеи повторной атаки, вслушиваясь в неизбежную и неостановимую речь. - Появление Джона лишь немного ускорило эти процессы. Но любой перевес одной из сторон привёл бы к тому же результату. Тем не менее он в какой-то мере олицетворял проблемы человечества. Напряжение росло, положение супергероев становилось всё более шатким, и я понимал, что к концу 70-х оно станет катастрофическим. Таким образом, оставалось десять лет на то, чтобы сколотить состояние и завоевать репутацию, которую должны были обеспечить столь нужные мне власть и влияние. Он наконец начал неторопливый спуск, в незримом потоке увлекая за собой своих молчаливо пленённых слушателей. Эта лестница, поверх которой лежал великолепный багряный ковёр, была незнакома Роршаху и Ночной Сове - она вела явно не в уже знакомую комнату с мультиэкраном. Помещение внизу напоминало музей - со всех сторон отблёскивали застеклённые витрины с замысловатыми египетскими украшениями и фигурами, кое-где виднелись настоящие богато украшенные доспехи. Озимандис, сопровождаемый рысью, торжественно шагал между этими ослепительными рядами витрин, и его холодные глаза начинали блестеть затаённым воодушевлением, а голос крепчал. - Я получил патент на общественные электрогидранты и направил доходы от него на финансирование межпространственных исследований. Мой план требовал приготовлений к тому дню, когда я стану воплощением царственного Рамзеса, оставив авантюриста Александра с его доспехами пылиться в музее. Нужно было обдумывать каждый шаг, постоянно держа в голове невероятные масштабы того, что стояло на кону...Земля. Человечество. Всё, что мы когда-либо знали... Роршах и Сова нога в ногу спустились следом; не упуская ни единого слова говорившего, Ночная Сова то и дело потрясённо озирался по сторонам, Роршах же мрачно и сосредоточенно глядел только вперёд, прямо в спину Озимандису. Тот продолжал, то и дело останавливаясь, чтобы дать своим спутникам время нагнать его, и рассеянно поглаживая между ушами ни на метр не отстававшую рысь: - Слова "конец света" не передают всей сути. Нынешний мир прекратит существование, его неизмеримо большее будущее тоже исчезнет. Даже наше прошлое потеряет смысл. Наш выход на сушу из древних болот, рождение детей, личные жертвы - всё станет бессмысленным, превратится в прах, развеется по ветру. Если не считать имени Ричарда Никсона, которое украшает табличку на поверхности Луны, от человечества не останется никаких следов. Руины обратятся в песок, песок сдуют ветры...всё наше изобилие, цвет и красота будут утрачены... - К удивлению обоих слушателей, он вдруг протяжно и безрадостно вздохнул, на мгновение уйдя в себя. - ...будто их и не было.***
"Тёмный кренящийся силуэт заслонил весь мир. Я видел головы, прибитые к носу, слышал пьяный смех, кто-то с палубы ободрял меня криками. Она была всё ближе...и ближе. Мир, который я пытался спасти, был потерян навеки, даже для воспоминаний. Я был его кошмаром. И место мне среди кошмаров. С фальшборта бросили конец. Я судорожно вцепился в него"...
- Видишь, какое дело, - озабоченно бормотал киоскёр, с беспокойством глядя в сторону яростно сцепившихся мужчин из якудзы, - люди просто не хотят вступать в контакт."Наверху на палубе раздались приветственные крики, мрачные и зловещие, и смрад их потряс небеса"...
- Вот почему вечно какие-то разборки, конфликты. Люди просто не контактируют друг с другом... - киоскёр проводил невесёлым взглядом Глорию Лонг, только что в гневе бросившуюся прочь от ссутуленной фигуры мужа."Конец".
- Ну вот ты, например, - вдруг обратился киоскёр к чернокожему пареньку, который в удивлении поднял глаза. Ни разу за всё это время он не слышал от держателя ларька ни слова лично в свой адрес. - Приходишь сюда много недель, читаешь-перечитываешь эту чушь, и притом мы даже не познакомились. Парень недоумённо смотрел на киоскёра снизу вверх из-под козырька его же берета, который надевал для каждого визита сюда. В первое мгновение он немного растерялся, но остановился на решении не терять честности. - Да тут ничего не понятно, вот и перечитываю, - пожав плечами, признался он. Киоскёр в ответ неловко улыбнулся уголком рта: - Не в этом дело. Знаешь, когда моя Роза умерла, а все наши друзья, это были её друзья - они просто перестали приходить. И я взялся за эту работу, чтобы с людьми быть, понимаешь? - Он вздохнул и с долей раздражения отложил в сторону очередную стопку газет, неистово кричащих о близкой войне. - Вот...так как тебя зовут? И чем ты вообще занимаешься? Собираясь с мыслями, парень поправил на себе очки в роговой оправе и смущённо прокашлялся, рассеянно перелистывая неотъемлемый комикс. - Зовут меня Берни. А тут я сижу, потому что мама на работе, а сестра - ну, её тоже дома нет. А эти гидранты тёплые, понимаешь? - Он махнул рукой на приспособление, к которому прислонялся, сидя прямо на асфальте. И неожиданно для него киоскёр вдруг расплылся в широчайшей улыбке, какой подросток ещё ни разу не видел на его лице. - Берни? Сокращённое от Бернард? - К ещё большей неожиданности парня, он коротко и сипло рассмеялся. - Чёрт меня подери! Это же и моё имя! - Подумаешь, - фыркнул юный посетитель, опомнившись от потрясения. Стараясь выглядеть солидно, он снова уткнулся в комикс, разглядывая заднюю обложку с аннотациями. - Кучу народа зовут Бернардами, чувак. Но с этой минуты, несмотря ни на холод ноябрьской ночи, ни на отталкивающее зрелище близкой потасовки, ему казалось, что вокруг будто слабо потеплело - и в этот раз причиной тому было вовсе не соприкосновение с гидрантом.***
Обширный подпольный зал с десятками экранов на стене был достигнут. На каждом из экранов неустанно мелькали пестрящие красками картины со случайных телевизионных каналов, и теперь пристальный взгляд Озимандиса устремился на них. Но непостижимый разум умнейшего человека на планете, казалось, готов был охватить сразу весь мир - изучая происходящее на экранах, Озимандис ни на мгновение не замолкал, обращаясь к Ночной Сове и Роршаху. - Каждый шаг был соотнесён с другими, - бесстрастно продолжал он свой рассказ, ни на мгновение не оборачиваясь на своих слушателей. - Джон был слишком могуч и непредсказуем, чтобы вписаться в мои планы, и его надо было устранить. "Другое измерение" наняло несколько человек, с которыми он контактировал... - Ты заразил их раком?! - безудержно вскричал потрясённый Сова; хоть он и догадывался о подобном раньше, слышать это напрямую от Озимандиса было настоящим шоком. Тот медленно кивнул, и в его величественно-спокойном голосе послышались тихие нотки гордости за безупречный план. - Да. Сначала Уивера, потом Слейтер и Молоха. Их незаметно облучали, а потом за ними тщательно наблюдали, выковывая оружие против Джона. Тем временем, пользуясь всеми преимуществами новых технологий, я изучал генетику - моим первым успехом была Бубастис... - Машинально он почесал между ушами сидевшую рядом рысь, которая отозвалась на это протяжным урчанием. - ...и телепортацию. Раз Джон доказал возможность телепортации, зачем возиться с электромобилями? Мои исследования были жизненно важны...как и остров, тайно приобретённый в 70-м. Ночная Сова вздрогнул; даже Роршах, в напряжении переминавшийся с ноги на ногу, застыл на месте, и оба чувствовали, как всё внутри натянуто до предела в ожидании правды. С трудом верилось, что после стольких усилий все ответы оказались в такой близости...почувствовав это мучительное ожидание, Озимандис не торопился продолжать. Лишь не меньше минуты спустя, не отрывая взгляда от мелькающих на экранах фигур, он неспешно обернулся на своих слушателей. - Из всех героев только я сумел сохранить симпатии публики. Я ушёл за два года до закона Кини и сосредоточился на своём плане. Не в силах объединить мир завоеванием, методом Александра, я решил обмануть его. Запугать и спасти с помощью величайшего в истории розыгрыша. Вот что так возмутило Комедианта, когда на него обрушилось понимание моего плана...профессиональная зависть. - Убийство Блэйка. Сознаёшься? - вдруг холодно прохрипел Роршах, буравя Озимандиса взглядом, полным ощутимой ненависти. Тот, казалось, не замечая этого, ответил ему серьёзным и пронизывающим взором: - Сознание предполагает раскаянье. Я лишь сожалею, что он случайно оказался замешан. Летя домой из Никарагуа, Комедиант заметил корабль возле не отмеченного на карте острова. Подозревая, что на острове могут быть базы сандинистов, он решил провести расследование. - В безжизненном свете множества экранов бледные губы Озимандиса тронула улыбка, в которой не было ни капли тепла. - Представляю, как он плыл к острову с ножом в зубах, как пробирался на базу. То, что он увидел, должно быть, стало для него страшным ударом. Представьте себе...совершенный боец раскрывает заговор, цель которого - положить конец всем битвам... Вновь повисло молчание - казалось, Озимандис в очередной раз с удовольствием взвешивает в уме все масштабы своего плана. Но многое до сих пор оставалось пугающе неясным. - Как могут генетика и телепортация положить конец войне? - тихо пробормотал Ночная Сова, в который раз машинально утирая с лица свежую кровь. - Ну, без чуткого руководства Джона возможности телепортации оказались ограниченными, - казалось, нехотя признался Озимандис, на мгновение потупив взгляд. - Всё живое либо умирало от шока при переносе, либо, материализуясь в месте, чем-то занятом, взрывалось...но на острове Блэйк обнаружил не это. Он нашёл там пропавших деятелей искусства и науки, работавших над созданием новой чудовищной формы жизни. И когда Блэйк узнал, для чего предназначено это существо, даже его прожжённый цинизм дал трещину... В его голосе зазвучали жуткие неумолимые нотки, от которых по коже пробегал холодок. Казалось, что краем глаза Озимандис продолжал наблюдать сразу за десятком экранов, но ничто не могло отвлечь его от речи, впервые оглашаемой им вслух. - Раскрытие моего плана, пусть ужасного, привело бы к ещё большему ужасу: оно помешало бы спасению человечества. Даже Блэйк не решился взять на себя такую ответственность и проболтался только Молоху, который всё равно бы ничего не понял...но в квартире Молоха стояли мои "жучки", а я всё понял отлично. План, раскрытый Блэйком, был таков... - Озимандис глубоко вздохнул и многозначительно прокашлялся, прежде чем перейти к главному. - Чтобы запугать правительство и принудить их к сотрудничеству, я заставлю всех поверить, будто Джон атакует Землю извне. Боюсь, это открытие лишило Блэйка попутного ветра... Ко всеобщей неожиданности, речь вдруг была прервана громким болезненным смешком, вырвавшимся у Ночной Совы. Озимандис и Роршах в непонимании смотрели, как тот тихо истерически рассмеялся, ударив себя ладонью по лбу. - Эдриан, погоди, что...Джон...ты серьёзно? - наконец сбивчиво выдохнул он, и ни одна черта в лице Озимандиса не дрогнула. - Абсолютно. Трудную задачу можно решить только нестандартными методами...Александр показал это две тысячи лет назад в Гордионе. Блэйк это понимал. Он знал, что мой план увенчается успехом, хотя масштабы ужасали его. Вот почему он никому не сказал. Всё это было бы слишком, его никто бы не понял...но он сам - понял. В самом конце - понял. Он понял знамение, понял, какое чудесное преображение ждёт человечество. Жестокий мир, который он так любил, просто прекратит существование, его свирепые и скандальные обитатели присоединятся к мастодонтам и исчезнут... Не в силах больше бороться с разыгравшимися нервами, Ночная Сова не мог согнать с лица недоверчивую и дёрганную улыбку. Теперь, когда ценой стольких потраченных сил он наконец слышал ответы на свои вопросы, меньше всего на свете ему хотелось верить, что это правда. Было мучительно и шокирующе видеть таким своего старого коллегу, который и помыслить не мог о том, чтобы кого-то убить - этот беспощадный стальной блеск в глазах Озимандиса был сродни болезненному удару, точно перед Ночной Совой и Роршахом был вовсе не тот, кто столько раз сражался с преступностью бок о бок с ними... - Вслед за Блэйком я нейтрализовал Джона, - хладнокровно и степенно, будто речь шла о чём-то незначительном, продолжал Озимандис, переводя внимательный взгляд со своих слушателей на мерцающий мультиэкран и обратно. - Согласно украденным отчётам психологов, мысленно Джон уже отдалился от Земли. Объявление его источником раковых заболеваний делало его уход неизбежным и физически. Затем следовало остановить охоту Роршаха за убийцей масок. Так называемое покушение на меня подтвердило его ложную теорию и сняло с меня все подозрения... В очередной раз показалось, что безжалостный антарктический мороз прорвался внутрь помещения. Роршах не произносил больше ни слова, стоя в почти абсолютной неподвижности, но Сова был уверен, что и он с трудом сознаёт всю нереальность происходящего; легко было представить плохо подавляемое замешательство, скрытое под его маской. - Я нанял киллера через подставных лиц. Возможно, он всё понял, когда я скормил ему капсулу с цианидом. Победа за победой...теперь ничто не стояло между мной и моей целью. Судьба человечества была в безопасности. В моих руках... Ночная Сова снова не выдержал; остатки нервной улыбки давно сошли с его уст. - Эдриан, это безумие! - в отчаянии вскрикнул он, невольно вздрогнув при неожиданно громком звуке собственного голоса. - Кто поверит, что Джон хочет навредить Земле?! Он не знал, на что надеялся, из последних сил пытаясь что-то изменить этими словами. Разумеется, Озимандис продолжал холодно смотреть на него, не моргнув глазом. - Гитлер говорил, что люди верят в ложь, если только она достаточно грандиозна, - просто отозвался он. - Я планировал создать генетически модифицированное существо, телепортировать его в нужное место... - Говорил, телепортация не работает, - тихим каменным голосом прервал его Роршах. - Отлично работает. Если, конечно, в план входит и то, что объект взорвётся по прибытии. Озимандис умолк, с холодным удовольствием наблюдая за тем, как вздрогнул от этих слов Ночная Сова и как резко вскинул голову Роршах. Выждав эффектную паузу, с каждым мгновением которой воздух в помещении будто раскалялся, Озимандис продолжил, теперь уже куда более громко и торжественно: - Смерть моего существа, заброшенного в Нью-Йорк, запустит определённый процесс в его микроскопическом мозге, клонированном из мозга человека-экстрасенса. Созданная им психогенная ударная волна убьёт полгорода. Когда он договорил, по его губам уже вновь расползлась улыбка - на сей раз такая, которая совсем не красила его изящное лицо, а пугающе искажала его, придавая ему нечто нечеловеческое. Долгое время помещение наполняла оглушительная тишина. Ночная Сова, растерянный и потрясённый, наконец несмело заговорил, и в его голосе вдруг зазвучала поразительная мягкость и тоскливость: - Эдриан, мне очень жаль...тебе нужна помощь... - Он тяжело сглотнул слюну, глядя, как Озимандис молча поднял брови в холодном непонимании. Роршах, от которого словно так и исходили волны затаённой угрозы, с явным недоверием оглянулся на своего напарника. Сова же чувствовал, как сердце сжимает внезапная и неумолимая боль, берущая верх над всеми страхами и шоком от происходящего. Его голос дрогнул, когда он продолжил говорить. - Все эти разговоры про "полгорода" - просто ерунда, но всё равно хорошо, что мы добрались сюда вовремя... - Невольно Сову вновь начал разбирать нервный смех, который с трудом получалось подавить; острые слепящие чувства разрывали его, едва он пытался всецело осознать всё, что услышал от Озимандиса. - Господи, ты серьёзно планировал весь этот бред сумасшедшего учёного...и когда эта беспомощная дикая фантазия должна была осуществиться? Когда ты собирался это сделать? - Собирался сделать? На мгновение Озимандис замер, точно статуя, казалось, с неподдельным удивлением глядя на Ночную Сову. Затем жутковатая, отдающая безумием улыбка на его освещённом экранами лице стала ещё шире, из уст вырвался едкий, снисходительный смешок, оставивший гулкое эхо. - Дэн, - насмешливо протянул Озимандис, качая головой, - я же не какой-нибудь негодяй из дешёвых комиксов. Ты действительно думаешь, что я стал бы расписывать вам подробности замысла, будь у вас хоть малейший шанс помешать его выполнению? Впервые за всё это время на искажённом лице проявился резкий, нездорово выглядящий румянец, холодные немигающие глаза наполнил блеск, будто в лихорадке; переведя дыхание, Озимандис произнёс едва слышным и подрагивающим голосом: - Я сделал это тридцать пять минут назад. Он не солгал. Ровно за тридцать пять минут до того, как были сказаны эти слова, смертоносный ледяной свет разнёсся по Нью-Йорку. Всё движение вокруг газетного ларька вдруг в один миг замерло, парализованное ужасом, каждое мгновение превратилось в вечность. Доселе неистово дерущиеся мужчины из якудзы, доктор Лонг, бежавшая через переулок Глория, чернокожий продавец часов и десятки случайных прохожих застыли, устремив одинаковые застывшие взгляды в озарённое яркой вспышкой небо. Только одна из многих тысяч фигура не осталась неподвижной. Едва взглянув в ослепительное небо, едва осознав самым краем разума неизбежность того, что вот-вот должно было случиться, киоскёр Бернард бросился вперёд и крепко и отчаянно обхватил сидевшего на асфальте чернокожего парня, всё ещё ничего не понимавшего, в слепом порыве закрывая собой его беспомощное хрупкое тело. В следующую крошечную долю секунды мощнейшая ударная волна накрыла улицу, и всё кануло в смертельную бездну безжалостного холодного света.