Пыль и пепел

      Постаревший Раст — чудаковатый высохший старик в засаленной рубашке — ночует на диване в доме Харта вторую неделю. Его будни — это молчание, помноженное на темное пиво и Кэмел в дешевых пачках. Раст курит, Раст пьет. И почти с ним, Марти, не разговаривает.       Марти думает, им нужно время. После Каркозы раны на теле затягиваются с большим трудом. Следы Желтого Короля везде; рассыпаны, расцвечены по плечам и спинам. Яркие фиолетовые бутоны, нарывающая гноем красно-звездная карта. Им еще долго приходить в себя. Это длинный путь — длинный и сложный.       И Марти считает, что полезно быть рядом.       Но Раст молчит — Раст, блять, даже на свою метафорично странную хрень силы не тратит, и после определенного времени это начинает настораживать. Рано утром, в полуденный зной или ближе к полуночи из него и слова не вытянешь; бесполезны уговоры, щипцы и прочие заверения штатного психиатра больницы, что однажды все вернется в норму.       Марти знает: нормы с ними не случится. Раст тонет, а всему миру — как и самому Коулу когда-то давно — абсолютно поебать. У иллюзорного болота вполне реальная затхлая вонь, и не спрашивайте даже, в какой момент Марти дорос до подобных поэтичных сравнений.       Это сейчас совершенно неважно.       Марти ждет. Он, блять, не гениальный мозгоправ, чтобы профессионально залатать изнутри. Он всего лишь бывший коп, немного лжец и много — напарник. Поэтому он ждет и, сука ты мерзкая, Раст, хватит вить веревки из нервов, остается рядом.       Не бросает.       Надеется?       На четвертой неделе Раст ломает дорогую подставку под телик. Херачит ее кулаками, как сорвавшийся с цепи, и Марти несколько пугается, а не разойдутся ли к черту швы на его доморощенном пузе. Но вроде проносит — всех, кроме подставки. Ей явно худо: доски превратились в тряпичные клочья, выломаны ручки, перебит деревянный хребет.       Марти старается игнорировать то, что спустил на нее половину месячной зарплаты. И даже не комментируют срыв. Он чувствует: за этим витком грядет еще, сложнее. Разрушительнее.       Утром Раст встречает его в дверях кухни. Он до сих пор смахивает на дряхлого деда — но на сей раз без диких неухоженных лохм и собачьих усов. Марти слегка подвисает: перемены разительны; дурной или хороший знак?       — Мы достали не всех. Чилдресс — только часть, — говорит Раст, и Марти осознает: вот оно, пиздец, приехали.       Тушите свечи нахуй.       Впереди — ад без надежды вернуться к привычному руслу.       И Расту, как и ему самому, это известно без нелепых подсказок. Он, брешливая скотина, словно силы копил, чтобы потом вот так взять и расставить точки над i. Лишить Марти выбора — потому что бывший коп, потому что н а п а р н и к. Не человек разумный, отдельный, ебись оно все конем через радугу.       Марти фыркает — восхищенно-зло, рассерженно и абсолютно потерянно.       Покорно.       Они оба прекрасно знают: он за Растом теперь и в могилу. Теперь — когда ничего, кроме Коула, не осталось.       — Думаешь, верный шаг?       — Думаю, время — это ограниченный ресурс. Оно течет, Марти, течет и заканчивается. Его почти не осталось.       Сердце с разбегу ударяется о ребра, будто хочет убиться. Раст несет ересь, но среди них она с давних пор стала почти святой. С давних пор — это не последние три недели, и Марти, черт, Марти рад, что они постепенно возвращаются к истокам.       Раст поклоняется разбитости как религии, он шаман, он проповедник, и Марти — его постоянная паства. Раст говорит про ресурсы и время, а Марти слышит: мы все равно умрем, так давай утащим как можно больше этих ублюдков за собой.       Марти согласен.

      — Философ или психолог?       Раст закуривает в первом часу, когда они методично раскладывают на рабочем столе материалы. Кровавые фото, плетенки, краткие вырезки из досье. В этом царстве мрака и человеческой низости Раст неузнаваемо меняется. Дымит, развозит сигаретное марево по комнате, наконец позволяет дышать — себе, а следом и Марти.       Марти смотрит на сухие скрученные тремором пальцы. На усмешку безумца, на впалые щеки и больные глаза. Вспоминает, как было когда-то, какими когда-то б ы л и — оба. И зеркалит хищный оскал.       Что ж.       Решено.       Возможно, он не такой, каким всегда хотел казаться. Возможно, он даже лживый муж и равнодушный отец. Отвратительный самаритянин. Плохой человек.       Но коп, коп он — хороший.       А напарник... исключительный?       Раст чертит пальцами кривые и зигзаги на мятой карте, косит через плечо, словно ждет реакции. Марти с чувством кивает:       — Редкостный уебан.       Да.       Жизнь сложила их — выведенных из строя, вымочаленных, искалеченных — кусочками единого пазла. И он пойдет за Растом. Снова. В том числе на смерть.