Вещи редко таковы, какими кажутся. Судя по моему личному опыту, они обычно гораздо хуже.
— Инквизитор Титус Дрейк
Сержант 3-го отделения 1-го взвода 1-й роты 5-го полка Востроянских Первенцев Владислав Рагинис. Сводная рота, участвующая в штурме укреплений города-улья Вариен на северо-восточном направлении
Сизый смог и шкворчание плоти, изжаренной взрывом высвободившейся перегретой плазмы, стояли в воздухе вихрящимися духами недавнего прошлого. Дымящиеся воронки от взрывов крак- и фраг-гранат, словно результат работы неумелого хирурга, изуродовали местность вздыбленными кусками искореженного металла и вырванными копнами почерневшей земли. Жар, излучаемый десятками обугленных трупов, тонким слоем раскиданных по полю боя, мог бы согреть холодные сердца жителей промышленного мира, напоминая им о раскаленных добела доменных печах Механикус и духоте переполненных людьми мануфактур. Да, определенно мог бы… Если бы то не были трупы нечестивцев, десятков нечестивцев. — Варп бы побрал этих еретиков, — выругался рядовой Вуйчик, смачно сплюнув на расстрелянный труп культиста. — Обратили всё пеплом, а нам расхлебывать! — Ах, да ты посмотри! — раздосадовано донеслось от Якуба, седого ветерана с до смешного чистой бородой. — Франчишек, до чего же быстро у тебя запал кончился. Устал, бедный? — Отнюдь, Якуб, — беззлобно бросил рядовой, пнув голову мертвеца, отчего та повернулась взглядом к переулку, застланному ворохом таких же. — Я этих гроксовых выблядков голыми руками на куски готов рвать, дай только волю. А негодование моё связано с этим. — Он указал широким взмахом руки на величественную, но ныне разрушенную статую имперского святого. — Ублюдки разрушают всё, до чего только смогут дотянуться. И ради чего? Тьфу! Вуйчик вновь сплюнул, на этот раз себе под ноги. Ветеран же на эту выходку молодого бойца ухмыльнулся, и благодаря этому его немалая борода выгнулась чуть вперёд на манер дуги зачинающейся снежной вьюги. Однако затем улыбка моментально испарилась с его лица, сменившись ненавистной хмуростью седых бровей. Старик тяжело вздохнул, громко выпустив невидимую струю воздуха из горбатого носа. Добродушный морщинистый прищур янтарных глаз немного приоткрылся, похолодев. — Но ты прав, мой мальчик. — Гвардеец повернулся к рухнувшему постаменту имперской архитектуры, с грустью неотрывно наблюдая за оскверненным кровью нечестивцев ликом давно почившего воителя. — В своей бесцельной, пожирающей души злобе эти грязные ублюдки сами не понимают, зачем они все это делают. Ради их треклятых богов? Нет. Но ради удовлетворения нахлынувших животных инстинктов. Разрушать ради разрушения, убивать ради убийства, скоты, в общем… — Проклятым — забытье во смерти, — согласившись со стариком, кивнул я. Якуб обернулся ко мне, мрачно хмыкнув. Остальные присутствующие моего отделения издали похожее согласное бурчание. Франчишек же ничего не ответил, продолжив траурно рассматривать павшего колосса. В сердце на мгновение что-то противно заскребло, отдавая ноющей болью в похолодевшие пальцы. Смочив сухие губы, я приложил к уху указательный палец, надавив на вокс-бусину. Та гнусливо пискнула, механическим скрежетом отдавая в слуховом канале и передавая шипение, доносящееся на другой стороне, которое незаметно переросло в слова: — 2-2, запрашиваю рапорт Центру, — прохрипел зычный голос в ухе. Тяжко выпустив из легких воздух, ответил: — 2-2 на связи, докладываю Центру: задача выполнена, группировка еретиков-диверсантов ликвидирована. Потерь личного состава нет. — Численность уничтоженного противника? Повернулся к гвардейцу, до этого занимавшемуся подсчетом убитых, с немым вопросом, тот жестом отчитался. — Насчитали тридцать человек, включая пятерых искривлённых, — доложил я. — Прием. — Принято, 2-2, — донеслось шипение вокса. — Они как с цепи сорвались. На моём лице заплясала затененная улыбка от этого высказывания руководства, я продолжил слушать. — Кишки Императора, уже под три сотни, лишь бы подкрепления Корпуса подоспели, — взволнованным шепотом, тоном, не предвещающем ничего хорошего, произнес связист. — Отличная работа, 2-2, возвращайтесь назад. Отбой! — Вас понял, Центр, уже идем, отбой. — Чертыхнувшись про себя, отключил связь и повернулся к подчинённым. — Так, гвардейцы, давайте ноги в руки, и живее уходим отсюда. Все востроянцы переключили внимание на мою персону, согласившись, и в едином порыве, сохраняя молчаливую хмурость на лицах, принялись собираться. Только старик Якуб, умудренный жизнью в сражениях, а потому обладающий обостренным чувством паранойи, невесело поинтересовался у меня: — Чего там у них? — Командование чем-то взволновано. — Я посмотрел на сослуживца и друга, давая понять, что продолжать разговор не намерен. Тот досадливо покачал головой в неодобрении. — Ладно, хватит воздух сотрясать. Отделение, двинули, бегом марш!***
Кафедральный собор. Ставка командования штурмовой группы «Ignis». Лейтенант Алексей Гребенюк, уполномоченный командующий сводной ротой 5-го полка Востроянских Первенцев
Убранство священного Дома Бога-Императора, поражающее разумы и разжигающее праведную веру в прихожанах, ныне было блеклой, если не сказать очернённой пародией на само себя. Обрушившиеся изваяния из чистых драгоценных металлов, почерневшие своды потолка, удерживающие титанических размеров купол, исписанный изысканными барельефами, изображающими далёкое славное прошлое этой планеты — всё это сейчас не более чем тень безвозвратно утраченного и оскверненного света Имперских Истин, некогда запечатленных в стенах сего собора. Всё то, что так кропотливо, с отеческой любовью, возводили неисчислимые имперские зодчие, пытаясь передать нерушимое могущество Бога-Императора и Его Империума, запечатав то в рокрито-ферокритовых массивах, разом было низведено до крошащихся руин и пыли. Разрушено нечестивыми руками проклятых, что забыли данные на крови клятвы, уничтожено теми, чьи имена подвергли забвенью, вычеркнув все упоминания о них из бесконечных имперских хроник. И посреди этого убранства сейчас расположился крепкий каменный стол, возведённый из обломков и прочего, на котором было портативное устройство — схемная таблица, предоставляющая тактическую гололитическую карту местности. Десятки людей разномастной наружности сновали туда-сюда, кто-то с длиннющими свертками рукописных приказов, кто-то со сланцами данных, а кто-то и с когитаторами. Но все они были схожи в одном — благородная форма солдат и офицеров Имперской Гвардии покрывала их тела. Поначалу, сам того не заметив, я сжал руку в кулак, фаланги пальцев заболели под напором давления. Прикусив нижнюю губу до крови и наконец почувствовав боль, смог унять занимающуюся ярость. Священное место не должно прибывать в столь плачевном состоянии и не должно быть пристанищем ставки военного совета. Определенно не должно! Тут сзади послышались быстро приближающиеся шаги, чётко сопровождаемые хрустом резиновых сапог. — Господин лейтенант. — Я обернулся на голос, увидев перед собой офицера связи с приставленной к виску рукой. Тот был бледен как труп. — Позвольте доложить? — Докладывайте, — нахмурившись, махнул я рукой. — Только что удалось связаться с разведгруппой 2-2, — начал офицер, вытянувшись по стойке смирно. — Они передают, что уничтожили три десятка тел, из них пятеро — мутанты. «Варп бы их!..» — молнией пронеслось в голове, однако виду не подал, ответив совершенно спокойно: — Что с другими? — поинтересовался и, видя легкое замешательство, добавил: — Кто-нибудь ещё вышел на связь? — Да, господин лейтенант, — кивнул связист, обернувшись и метнув взгляд на вокс-станцию позади, где сидели все остальные сигналы. — Разведгруппы 3-4, 7-7, 7-0 и 1-5 также сообщили о контакте с противником, из их докладов следует, что силы Архиврага стягиваются к нашей нынешней диспозиции со всех направлений. Примерная численность атакующих неясна, но навскидку где-то в районе пятнадцати-шестнадцати тысяч человек пехоты. Мои глаза расширились, а сердце часто-часто забилось в груди, сорвавшись со своего привычно размеренного ритма. Сухость распространилась во рту. «Бог-Император милостивый, шестнадцать тысяч!» — Я не смог удержать холодное выражение лица, услышав об этой приближающейся орде. Да никто бы не смог! — Что по бронетехнике? — задал наиболее тревожащий меня вопрос, одновременно пытаясь вернуть уверенность в голос и взгляд. — Численность «брони» пока что не установлена, но, думаю, надежду на оптимистическое её количество я бы отложил в сторону, господин лейтенант, — опустил глаза в пол связист, а потом продолжил: — Гильотина Хаоса нависла над нашими головами. Эти посетившие голову офицера темные мысли я в коей-то мере разделял, но в то же время и порицал. Посему, обратив взгляд к мрачному символу Бога-Императора, запечатленного на дальней стене храма, я осенил себя его подобием сложенными крест на крест руками и твердо сказал: — Это мы ещё посмотрим. — Тихо, со злостью были произнесены эти слова, и, обратив внимание на твердый, разделяющий моё мнение взор связиста, я спросил: — Как твоё имя, офицер? — Сергей Акимов, господин лейтенант. Вокс-офицер 2-й роты 5-го Пехотного! — не особо удивлённо ответил он, немного подобравшись. — Вот что, Сергей, — разминая горбатую переносицу, вымолвил я, — беги к станции, свяжись со штабом нашего полка, сделай запрос — пусть высылают все танковые и пехотные резервы, какие смогут найти! Я же пока сообщу об этом капитану Гейнцбриху, заодно попрошу его выйти на контакт со своими. Всё, ну-ка, ноги в руки, и вперёд! — Так точно, господин лейтенант! Будет сделано! — козырнул сигнал ещё раз, развернулся на месте и, рвя когти, побежал выполнять приказ. Проследив за шустро удаляющимся Акимовым, я повернулся к гололитической карте местности, точнее к столу, за которым в тишине сидела пара криговцев в чине вроде как лейтенантов, хотя отличить их от остальных — та ещё морока. — Господа, — обратился я к ним, те моментально и с ужасающей синхронностью обернулись на голос. — Я не вижу капитана Гейнцбриха, где он сейчас? Увидел, что один из них, чуть более низкий, отрицательно покачал головой и немного повернул её к своему тезке по лычкам. Тот резко заговорил: — 444-11/30-97-Гейнцбрих сейчас снаружи — проводит инспекцию внешней линии укреплений. — Мне необходимо с ним поговорить, срочно… — твердо произнес я, подразумевая под этим, что отказ неприемлем. Двое лейтенантов Крига, похожих друг на друга, как две их же черно-серые шинели, переглянулись и, пару секунд постояв в тишине, прерываемой только пощелкиванием вычислительных когитаторов, ответили. Точнее, ответил один из них: — Рядовой 999-500, — окрикнул он какого-то гвардейца с аугментированной правой рукой, стоящего в дозоре около дверей. — Подойди! Криговец моментально подскочил к нам, вытянувшись в струну, ожидая приказов. — Сопроводи господина лейтенанта к капитану Гейнцбриху, затем возвращайся на пост. Криговец козырнул своему офицеру, зачем-то пристав на носки, а затем обратился ко мне: — Пройдёмте со мной, господин лейтенант, — подавшись к массивным входным двустворчатым дверям, сухо сказал криговец с серебряной аквилой на шлеме. Кивнув второму строевому офицеру, уже возвратившемуся к своему, известному только ему, делу, в знак прощания, я последовал за молчаливым выходцем с Крига.***
Как только я с сопровождением покинул арочный ансамбль храма Бога-Императора, мои глаза узрели серую бытность человеческого муравейника во всей красе. Этот город-улей, конечно, ни за что не сравнится с застывшей в металле красотой великих производственных мануфактур Вострои, однако в его чадящих ядовитым белым смогом трубах и кислотно-зелёном сиянии под-улья есть свой шарм. — Красиво, не правда ли? — спросил я человека, идущего походным шагом по левую руку от меня. Тот сначала вообще ничего не ответил — не показал хотя бы, что услышал заданный вопрос. Брови сами собой нахмурились, было не особенно приятно разделять столь прекрасное время прогулки с тем, кто ее не ценит да и общаться не хочет. Какое-то время, может быть, несколько минут, мы шли в тишине, пытаясь обогнуть то и дело встречающиеся на пути пехотные подразделения. Посмотрев вверх, я в который раз подивился чарующей красоте бело-золотых высоких стен Соборного округа, окружившего все прилегающее пространство в форме перевёрнутой омеги или священного символа ордена Астартес «Ультрамаринов». Сам Собор располагался в глубине храмового комплекса, а протянувшиеся в обе стороны пристройки образовывали, если так можно выразиться, «крылья», закрывавшие оба фланга так, что доступным оставался один небольшой, хорошо простреливаемый проход. Хаосопоклонникам придётся заплатить страшную цену, чтобы прорваться на площадь перед домом Богом-Императора. Это было, наверное, единственным ободряющим фактом лично для меня. Вдруг откуда-то со стороны донесся слабый болезный стон, и хрипы вторили ему. Повернув голову на звук, обнаружил медицинские тенты и снующих туда-сюда людей с нашивками Официо Медика на плечах. Некоторые тащили открытые носилки с тяжелоранеными, видимо, на операцию, а некоторые уволакивали одры, накрытые окровавленными белыми простынями. Душераздирающие крики доносились из палаток, куда вносили воющих в агоническом бреду людей, похоже, именно там хирурги пытались вдохнуть искру жизни в почти мёртвых. — Раненных с последнего штурма очень много, — невзначай сорвалось с моих губ. — Столько боли, столько смертей… Храни их души Император! На автомате осенив себя, я отвернулся от столь неприятного зрелища, продолжив идти в ногу с пехотинцем Крига. Мы шли и шли, снуя по разрытым снарядами земляным воронкам и между обуглившихся, разорванных человеческих тел и всего того, что от них осталось. — Считаете ли вы это красотой, господин лейтенант? — Я вздрогнул от неожиданно произнесенных голосом мертвеца слов. — Что, прости? — в нерешительности протянул я, стараясь смотреть как на своего резко объявившегося собеседника, так и под ноги, которыми мы виляли по протоптанной узкой тропке. Вдруг заговоривший криговский рядовой глянул на меня, склонив голову набок, при этом подёргиваясь всем телом, как будто дрожа. — Спрошу ещё раз. Считаете ли вы достойным красоты всё, что окружает нас сейчас? — тем же ничего не выражающим голосом спросил он. — Для нас, сынов Крига, не существует таких возвышенных понятий вроде красоты, счастья и… надежды. Мы рождаемся, живём и умираем в горниле войны. Мы, как верный и надёжный инструмент, куём победу для Повелителя Человечества, потому что нас этому учили. — Безымянный гвардеец замедлил свой шаг и остановился, развернувшись ко мне лицом. — Мы видим мир не так, как вы, и не так, как большинство праведных слуг в Его Империуме. Мы продолжали идти, на нашем пути всё чаще попадались криговские пехотинцы, копающие лопатами взрыхленную недавним сражением землю, среди них порой мелькали яркие алые бушлаты востроянцев. — Я и многие из нас больше не видят красок жизни за покровом грязи войны, цепи траншей, в которых нам со дня рождения приходится существовать. Мутная от фекалий и литров крови вода, что затапливает их, павшие братья по оружию, разделяющие с нами узкие проходы в земле, — всё это раз и навсегда превратило нас в псов войны, — поникшим голосом утверждал гвардеец. — Востроянцы, кадианцы, катачанцы, мордианцы и многие другие уроженцы различных планет видят хоть какой-то мнимый луч надежды и тепла, что согревает их души во время очередной передышки перед новым боем. Наш народ, в таком случае, видимо, давно уже ослеп. Поголовно. От Крига не осталось ничего, кроме радиоактивных пустошей, у него больше нет ни полезных ископаемых, ни чего бы то ни было ещё — остались лишь люди. И эти люди с радостью отдадут своих детей, лишь бы Император даровал им Прощение. Это те реалии, по которым мы живём, господин лейтенант. Краски жизни, которыми мы сочиняем картины нашего мировоззрения, очень тусклы и черны. Но даже ими мы пишем лишь то, что нас окружает, а это — вечная война и смерть. Ничего, кроме них… Я был настолько поражен его словами, что не нашелся, что ответить: ещё никогда за столь долгое время совместной работы с ними выходцы с Крига не говорили со мной столь открыто, будто я был одним из них. Поэтому, переборов смятение и потаенное волнение, решил спросить: — Тогда… что для вас жизнь? Зачем вы существуете, если закрываете глаза на всё вокруг? Неужто война для вас — единственное, что имеет значение? Гвардеец-рядовой замолчал только для того, чтобы через мгновение ответить: — Жизнь — служенье Сидящему-на-Троне. Да, так сталось, что для нас война — способ искупления ошибок прошлого, однако не стоит полагать, что все мы видим её, как что-то хорошее. В конце концов, именно она принесла нам столько боли и смерти, именно из-за неё мы лишились всего, что имели… даже имен, — словно читая с каких-то древних манускриптов, произнес криговец, а я продолжал внимать словам этого странного человека. — Но было и ещё одно, что сделало нас такими. — Он обернулся в другую, противоположную мне сторону, глядя на тёмную фигуру с украшенным золотым черепом на шлеме, которая отдавала команды копавшимся в грязи гвардейцам. — Предательство, которое, к сожалению, мы заметили слишком поздно. Оно распространилось среди нашего тогдашнего руководства, как гнойная опухоль, мы и представить не могли, что спящая в душах жадность заставит их отвернуться от Бога-Императора. Мы могли бы предотвратить всё это, если увидели раньше, но… Теперь мы здесь, с вами. Насколько я знаком с историей вашего мира, на Вострое ведь тоже было что-то вроде предательства, не так ли? Хочу сказать, именно поэтому вы немного похожи на нас. — Погоди, гвардеец, — совсем уже опешил я, промаргиваясь. — Откуда тебе это известно?! — Сейчас это не столь важно, к слову, мы на месте, — вежливо указал странный криговец рукой на, похоже, того, с кем я намеревался поговорить. — Извините, если задел вас и жителей Вострои, господин лейтенант. Он неловко замялся, чего-то ожидая. Понял я не сразу: — Лейтенант Алексей Гребенюк, командующий сводной ротой 5-го полка Востроянских Первенцев, — протянул я ему руку, тот практически сразу же её пожал, будто не впервой. — Будем знакомы, рядовой. — Адлер, господин, — ответил криговец, крепко пожимая руку. — Рад был составить вам компанию. Разрешите идти? Я улыбнулся в усы, поглаживая лоснящуюся бороду. Этот гвардеец, этот человек вырос в моих глазах из простого безликого винтика во что-то большее. Смочив горло и выправившись, я ответил: — Выражаю благодарность за сопровождение, — кивнул гвардейцу. — Возвращайтесь на пост, рядовой Адлер! — Слушаюсь, господин лейтенант! — приставил он руку к виску и отправился обратно.***
Капитан 444-11/30-97-Гейнцбрих, главнокомандующий группировкой «Ignis». Внешняя линия укреплений. В это же время
Местное солнце клонилось к горизонту. Окопные работы шли полным ходом. То тут, то там множество солдат, орудуя шанцевым инструментом, а иногда и просто руками — перетаскивая куски рокрита для укрепления — вгрызались в иссушенную почву, запорошенную багряно-красными песчинками гематита. Землю этого священного места, которая в скором времени станет их общей могилой. — Господин. — Взобравшийся ко мне на пригорок гвардеец-инженер уважительно опустил голову в поклоне, за его спиной было ещё трое его взвода. — Сектор 90-3, что под нашей ответственностью: там возникли проблемы — материалов для возведения баррикад не хватает. — Метод окапывания? — спросил гвардейца, слегка повернувшись к нему головой. — Стандартно, господин капитан — девять-семнадцать. На мгновение отведя взгляд к закатному небу, заполненному скоплениями пылевых облаков, я полностью развернулся к гвардейцу. — Что с телами? — Неожиданно в голове возникла идея. — Трупы предателей были преданы огню несколько часов назад, господин, — отчитался вахмистр, подаваясь чуть назад. — Гвардейцев собираются сжечь, когда последний очистительный костер прогорит. — Отставить сожжение. Используйте их для укрепления позиций на своем участке, инженер: верные послужат Богу-Императору даже за гранью смерти. Передайте моё распоряжение в штаб, пусть «горелки» приберегут прометий для отступников. — Будет исполнено, господин капитан. — Инженер Корпуса и его протеже отдали мне честь и уже развернулись, чтобы уйти, но им пришлось расступиться, пропуская лейтенанта востроянцев — бородатого хмурого ветерана многих сражений со шрамами службы на лице. — Приветствую вас, господин капитан. — Учтиво поклонившись, старик сложил руки в аквилу. Я повторил за ним. — Простите, что отвлекаю от дел, но не найдётся ли у вас свободная минутка для разговора? — Оставьте этот официоз для служащих Муниторума, лейтенант, можно просто Гейнцбрих. Минутка? — Наградил человека в погонах лейтенанта раздраженным взглядом и, посмотрев на закатное марево, сжигающее небосвод алыми полосами света, ответил: — Что ж, если только минутка, то можно… Ветеран сотен боёв покосился куда-то, явно не желая продолжать разговор. Я метнул настойчивый взгляд на до сих пор стоящих здесь гвардейцев инженерного отделения и махнул рукой, давая понять, чтобы убирались. — Итак. — Подождав, когда последний солдат скроется из виду, я кивнул головой, подзывая к себе востроянца. — О чём конкретно вы хотели поговорить? — Капитан, буду с вами откровенен, — с глухим вздохом, полным старческой усталости, заговорил он. — Не позднее, чем за пятнадцать минут перед началом нашего разговора, к моим связистам пришла информация от разведывательных отделений, отправленных в ближайшие к Собору кварталы. В этих донесениях четко прослеживается увеличение интенсивности поползновений противника на занимаемую нами территорию. Это может означать только одно… — Противник готовит наступление, — закончил я за лейтенанта. — Верно, — смочив губы слюной, ответил он. — По предварительным оценкам, контратака хаосопоклонников может достигать в массе своей около шестнадцати тысяч человек пехоты, а также неизвестного количества захваченной и оскверненной техники. При всех текущих обстоятельствах и понесенных при штурме потерях считаю, что нам в скорейшем порядке необходимо связаться со штабами наших полков, запросив подкрепления. Желательно бронетанковые. — Это мне прекрасно известно, лейтенант, — не выдавая легкого гнева, высказался я. — Однако должен заметить, вы слишком многого хотите от нашего командования. Сообщу откровенно, что прикомандированные к 1301-у Осадному танковые части были полностью или более чем на половину уничтожены противником в битве на Перенгирхальском плато тремя неделями ранее, а также в сражениях внутри города мы потеряли до одной танковой роты. Думаю, вам не нужно говорить, чего стоило полковнику Фаусту поумерить праведный гнев «шестеренок», когда они об этом прознали? Лейтенант-востроянец набрал воздуха в грудь, а затем обильно сплюнул на землю, причмокнув засаленными губами. Потупив взгляд во взрыхленную землю, он рассмеялся, лицевые мышцы возле щёк сморщились подобно непросушенной ткани. — Да-да, знаем мы наших машинно-масляных соседей, чай не первый год с ними сосуществуем, — махнул старик рукой, второй разглаживая складки на своём красном бушлате с позолоченными пуговицами и поправив сползшую набекрень высокую меховую шапку буро-черного оттенка. — Однако, Гейнцбрих, я всё ещё настаиваю вызвать подкрепление. Помните, мы здесь не для того, чтобы героически пасть, и не для того, чтобы по нам отпели за упокой — мы здесь, чтобы победить! — Несомненно, лейтенант — должны победить, и мы это сделаем, не сомневайтесь, — спокойно кивнул я, отвечая этим на речь разгоряченного седовласого ветерана. — Но я останусь при своем: запросов на подкрепление отправлено не будет. Краем уха услышал, как востроянец нервно выдохнул и сорвался на крик: — Но почему?! Однако я успел подавить зачинающийся гнев упрямца движением руки в знаке «стоп». — Давайте не будем усугублять наше разногласие, ведь слуги Губительных Сил только этого и ждут. Поймите, лейтенант, я отказываю вам не из-за того, что несведущ в вопросе и привык переть на пролом, как разъяренный сквиггот, но потому, что просто не в силах выполнить ваше предложение. Теперь лицо востроянца выражало искрение удивление. Я позволил себе улыбку — порой позабытые на войне эмоции вновь посещали меня, резко накатывая порывистым ветром. — Судя по вашему удивлённому лицу, связисты вашей сводной роты ещё не пробовали выйти на дальнюю связь, я правильно понимаю? — поинтересовался, смотря на снующих вокруг гвардейцев Крига. — Нас глушат. Точнее, силы Хаоса уже это сделали, последний сеанс дальней связи мы установили около семи часов назад. После этого времени все попытки преодолеть заслон помех были безуспешны. Однако, если вас так беспокоит наша малая численность, лейтенант: эта последняя вокс-передача была от пехотной бригады Корпуса Смерти, что шла к нам на помощь. По правде сказать, сначала их было две — шесть тысяч и четыреста пехотинцев в сумме, — но их окружили, взяв в котел где-то на пересечении магистральных путей сообщения U-09 и R-11. К счастью, одной бригаде всё же удалось вырваться из лап предателей, и теперь она на марше двигается к нам. Старый сын Вострои молча слушал мой монолог, его запятнанные золой брови подергивались каждый раз, когда я переходил к его не очень приятным частям. Лоб смуглого супящегося человека омрачался ещё больше из-за глубоких морщин, почерневших от забившейся в них гари. — Простите мне былое недовольство, капитан. Мне стоило сразу подумать об этом… — Не сожалейте понапрасну, я осознаю ваше беспокойство. — Аккуратно положив руку на плечо офицера, поднял голову по направлению к храму Бога-Императора. — Нам осталось надеяться лишь на себя, лейтенант. — И уповать на заступничество Его. — Как будто догадавшись, куда именно направлен мой взор, он кивнул, в глазах проявилась сталь. — Ладно, спасибо за разговор, господин капитан, и объяснения. Я, пожалуй, пойду — не буду отвлекать вас. Император защищает! Востроянец сложил руки аквилой. — Да, — повторил я за ним. — Император защищает…***
Полковник 002-404-07112-01-Гетте Фауст. Штаб 1301-го Осадного полка. Шесть часов спустя
Обратившееся мороком ночи небо Хай-Мезе Прайм не приоткрывало в себе ничего примечательного, ничего, что могли открыть ночные небосводы каких-нибудь агромиров. Эта планета была одной из бесконечных тысяч таких же. Мир-улей, каких много по всему Империуму, но прямо сейчас, оскверненный войной снаружи и предательствами внутри, он казался очень похожим на Криг. Только здесь ни ядерной зимы, ни обширных цепей траншей, не разветвленной сети подземных коммуникаций, ни стонов земли от бомбежек распаханной. Пока что нет. Но лишь Императору ведомо, в сколь глубокую могилу заведёт эту планету война. Я понимал, что Хай-Мезе Прайм сулит лишь два возможных пути: первое, если восстание пройдёт успешно и Хаос возликует, — планета погрязнет во тьме, культисты Губительных Сил утонут в своих пороках, начав проводить богомерзкие ритуалы, и утопят её всю в демоническом безумии вместе с собой, второй вариант развития событий в своей перспективе столь же мрачен для оставшихся верными жителей. Их предадут огню очищения, как это уже было на сотнях и тысячах миров. Ведь память о страшном грехе, что живет в сердцах и разумах сынов и дочерей Крига и что прививается его детям с грудным молоком матерей, останется с нами навсегда! Температура заметно упала до такой степени, что пар пошел изо рта. А безбрежное воздушное пространство занялось бушующим, порывистым ледяным ветром, который нес красный песок по выжженным песчаным барханам. Округа была плотно затянута мраком, откуда-то спереди, видимо, из наспех вырытой ямы, чьи укрепленные осколками камня края создавали небольшое ограждение, несло трупной вонью горелых человеческих тел. Они обрели там покой, россыпью изуродованных огнём угольков и ещё не истлевшей плоти стелясь друг на друге. Впрочем, гарью несло не только от трупной ямы, но и от самого города-улья, там, где-то в глубине рокрито-ферокритовой громады многоуровневого человеческого поселения, пахло смертью. Лишенные естественного освещения — более не омываемые знойным светом местного солнца — структурированные в единую архаичную капеллу, стены Вариена теперь представляли собой ничего — но вожделенное пристанище для тьмы и всего, что так любило в ней прятаться. Словно подражая низменным людским желаниям, которые таились во всякой душе скребущимися демонами пороков, боль невинных и звериная ненависть грешных нашли свое гнездовье в глубочайших под-ульевых отходных дырах и длинных, словно тень Высоких Шпилей, искривленных закоулках. И сейчас эту темноту холодной и негостеприимной ночи кое-как, но, по существу, напрасно освещали лишь ламп-пакеты, закреплённые на ушках штыков новой смены часовых, сторожащих мой покой. Их неяркое бледно-желтое искусственное свечение подрагивало, когда ветер, с тягучим гулом проносящийся по возвышенности, раскачивал её небольшие металлические обители с выгравированными узорами. «О, Трон! Опять… — пронеслось в мыслях, когда пришлось поморщиться от накатившей призрачной боли в сердце. — Что же это?» Эти болевые позывы начались уже давно, как раз с того самого момента, когда я отправил группировку «Ignis» на штурм. И с каждым днем они усиливались. Если сначала это были почти незаметные уколы, то ныне они переросли в настоящую саднящую с каждым движением гнойную рану, которую нет-нет, а приходилось растревожить. «Так, подумаем ещё раз. Для начала, какая-либо связь… Точнее, её полное отсутствие. Да, радиограммы и иные пути сообщения молчат… — Я посмотрел в небо, как будто стараясь найти там часовой циферблат. — Вот уже около полутора терранских суток. Последнее, что мы успели принять от них, — это отчёт об успехе прорыва обороны еретиков, занявших Соборный округ пехотными частями. Потери были приемлемы даже с учётом того, что это был штурм хорошо укреплённого храмового комплекса. Из этого следует, что, скорее всего, капитану Гейнцбриху всё же удалось занять стратегически важный опорный пункт. Но вот ещё вопрос, ценой скольких жертв? В его распоряжении было около двух тысяч человек, если учитывать союзную востроянскую роту. По последним полученным данным, при штурме было потеряно от трехсот до четырехсот гвардейцев, из них больше половины — безвозвратно. Однако стоит ли доверять уже устаревшим оценкам? Ответ прост: конечно нет!» — Вызовите сюда Ритта, — поручил я часовому, резко развернувшись вполоборота. — Живо! Быстро кивнув, гвардеец удалился в штабную палатку, одёрнув темно-серую выскобленную тряпку, разделяющую улицу и помещение. Буквально через несколько секунд она скомкалась, на мгновение пропуская широкоплечую персону и тусклый свет. — Полковник, — донесся грубый, измененный маской голос. — Вызывали? — Да, Ритт. — Я обернулся и посмотрел капитану прямо в окуляры. — Нужно переговорить кое о чем…***
— Так, значит, ты против этой идеи? — сложив руки в замок за спиной, поинтересовался я. — Скажу честно, на тебя это не очень похоже. — При всем уважении, Гётте. — Капитан накренился вперёд в легком поклоне. — Если ещё какие-нибудь недалекие умы в следующий раз скажут тебе, что твой советник — не смыслящий в войне идиот, любящий посылать легионы солдат в штыковую на ДОТы противника, — врежь ему, да посильнее! Я только хмыкнул, чтобы этого было не слышно, и кивнул. — Так ты и сам можешь это сделать, — нарочито заговорщически произнес эти слова. — Наводку дать? — Не надо: сам найду, дай только, Император, сил и времени! — вежливо махнул он рукой, отказываясь. — Но, возвращаясь к твоему вопросу… Да, я против этой безумной идеи. Ещё раз сам подумай, мы потеряли лучшие танковые экипажи поровну с такими же опытными моторизированными частями. И теперь ты предлагаешь отправить туда, — капитан неопределённо кивнул головой в сторону дымящего улья, — все резервы, которые мы чудом сумели спасти? Нет. О, нет! — Ох, капитан, — почесал я раззудевшийся лоб, точнее маску. — Пойми, потеряем ключевую точку, не сможем удержать Собор — наступление захлебнется, и что тогда? Сколько недель или месяцев мы вхолостую будем сидеть на заднице ровно и ждать пополнения? А что если противник атакует, когда мы будем в таком аморфном состоянии, а? Ритт громогласно хмыкнул, подавшись чуть вперёд. — В таком случае, что мешает ему атаковать нас прямо сейчас? Кровь Императора, да они уже это делают! — Разница в том, что нападения ведутся из города, в котором еретики зажаты. Подкреплений из пустошей можно не ждать, их не будет, хаосопоклонники отошли в города и оттуда уже не вылезут: обороняться удобней, чем в открытом поле, — спокойно ответил я. — На данный момент мы держим их за горло, капитан. Однако стоит ослабить хватку — они вырвутся, ударят в спину отступающему, обескровленному полку, и мы умоемся кровью. Вот и все дела. Именно поэтому я говорю, что ныне нужно действовать решительнее! — Танковые резервы могут окружить внутри города, где-нибудь на узких улочках, прямо как отделение Моузена Виззарди, помнишь? — с укоризной посмотрел на меня Ритт. — Тогда мы просчитались, их было слишком мало, сейчас же пойдёт большая танковая колонна! — Которую столь же быстро перестреляют. — В этом я сомневаюсь! — отрицательно покачал головой. — Ведь рота, которую мы отправили в подмогу группировке «Ignis», таки дошла — я получил от них вокс-передачу. Значит, танки-то уж точно дойдут. Дадим им только побольше пехотного сопровождения. Капитан лишь тяжело выдохнул, пристально посмотрев мне в лицо. — Как бы ни были различны наши взгляды на этот счёт, в конечном итоге выбирать всё равно тебе, господин половник, — тихо проговорил Ритт, положив руку мне на плечо. — Потому что… — Ответственность всегда на командире, и ему же одному необходимо будет отвечать за свои приказы, — закончил за него. — Угу, — мрачно кивнул капитан, отпустив моё плечо и ожидая решения. — Вольно, капитан, вы свободны, — разминая затекшую шею, сказал я. — А мне предстоит ещё немного подумать. — Так точно, господин полковник! — козырнул мой советник и моментально удалился в палатку. Ещё несколько минут после разговора я стоял в абсолютной тишине, всматриваясь в свечение белой далёкой звезды, пробивающееся сквозь немного рассеявшиеся пылевые облака. И думал. Думал, безмолвно моля Императора, о том, как мне все же следует поступить. Ибо всем нутром чувствовал — совсем скоро во врата штормовой группировки «Ignis» постучится сама Смерть.