Я не прошу помощи, так почему ты помогаешь?

— У меня рак, — внешне он оставался спокоен, но на самом деле он с трудом контролировал трясущиеся руки, которые поспешил спрятать в карманы. Тишина сгущалась, почему-то никто не спешил выразить свое мнение или задать вопрос, и Антон уже хотел сесть на свое место под этими полными шока взглядами. Зашкаливающий уровень стресса не помогал отбросить воображаемые картины, где его осуждают непонятно за что. — И ты просто молчал все это время? — чей-то тихий вопрос прозвучал на удивление громко, и Антон даже вздрогнул от неожиданности. — Это касалось и касается немногих людей, — на этих словах он почувствовал сильную потребность взглянуть на Попова, который в это время с таким же видимым спокойствием, скрывающим волнение, стоял рядом с учительским столом. — Нет смысла скрывать онкологию, это нужно принять как часть моей жизни. Я же не скрываю цвет глаз. — Это разные вещи, — возразил ему Егор, и Шастун вдруг почувствовал, как сильно он устал сначала скрывать правду, а теперь еще и вступать в дискуссии из-за наличия точки зрения на собственную болезнь. — В любом случае, идет урок, — отмазка нашлась легко, но, к сожалению, была разовой. Мысль, что к следующему уроку о его признание будут знать все, тоже не радовала, однако Антон не жалел об этом. Подростки в классе притихли, и только изредка бросали задумчивые взгляды в сторону Шастуна и его друзей, хотя незадолго до звонка математику пришлось несколько раз просить тишины у пары перешептывающихся за второй партой. Эта тишина давила на Антона, но он старательно делал вид, что тема урока ему безумно интересна и, если он упустит хоть одно слово Попова, то день будет прожит зря. Иногда бывают мгновения, когда Антон не хочет, чтобы время текло дальше из-за неопределенности будущих событий. Наверно, урок математики был именно таким мгновением, точнее часом, который выступал заграждением между этими тихими минутами и пугающей неизвестностью целого дня. Но по секундам, слишком быстро на взгляд Антона, урок заканчивался, а быть трусом и сбегать сегодня было бы неуместно, поэтому он просто готовился и сам не знал к чему готовится. — Шастун, а что у тебя? — этой школе не помешал бы урок тактичности, но, видимо, к таким вопросам и готовился Антон, потому что эти любопытные глаза Оксаны не стесняли его, а скорее просто забавляли, также как и любопытство многих на перемене. — Рак. Я же говорил, — Антон пожал плечами, показывая свое удивление забывчивости подруги. Но сегодня он собирался ответить на все вопросы, чтобы в дальнейшем его не беспокоили. — Общее название для группы болезней сложно считать ответом, — Оксана улыбнулась обескураженyому Шастуну: он точно не ожидал такой подкованности девушки в этом вопросе, поэтому впал в ступор даже не из-за сложности ответа. — Рак кожи, — раскрывать даже незначительные подробности было странно и даже немного неприятно, но с другой стороны его болезнь не что-то постыдное и скрывать ее смысла не имело. — Какие прогнозы? — часы, на которые посматривал Антон, ответа не давали, что было удручающе. Подобные вопросы он бы отнес к категории «личное», и отвечать не хотелось, но игнорирование расценивалось им как грубость. — Это не погода, чтобы прогнозировать, — прозвучало довольно резко, и Шастун попытался сгладить углы. — Есть варианты течения болезни, но сейчас я прохожу лечение на упреждение. Кажется, он только что назвал химиотерапию превентивным ударом по онкологии, и подобное сравнение понравилось ему самому. К счастью, начавшийся урок не дал Оксане задать еще вопрос, но зато позволил поразмышлять Антону. Быстрый взгляд вошедшей Марины Федоровны направленный на Антона, сразу позволил тому понять, что такая громкая новость разошлась уже даже среди учителей. Шастун был не против, но больше его радовал конец учебного года, когда ему не придется каждый день контактировать с таким большим количеством людей в такое непростое для Антона время, когда ему больше хотелось спокойствия и отдыха. От понедельника, который всегда был самым не любимым днем Шастуна, он ожидал худшего, но, идя в конце учебного дня в кабинет Попова и прокручивая в голове события, Антон понимал, что все сложилось неплохо, а самое главное — его больше не беспокоили мысли о том, как скрывать болезнь, потому что в этом больше не было необходимости. — Это было смело, — Арсений разбирал последние бумаги и, не глядя на Антона, вел беседу, пока тот как обычно сел его ждать. — Все нормально? — Волнуешься? — с интонацией озорного ребенка наигранно удивился Антон. — Просто ты… — договорить Попову не дал телефон парня, который так не вовремя зазвонил, прерывая его объяснения. — Ало, Павел Павлович? — ответил на звонок Антон, а Арсений сразу забеспокоился, уже давно выучив имя онколога Шастуна, сердце екало каждый раз при его звонках. Антон довольно долго молчал, слушая собеседника. — Подъехать сейчас? — после вопроса он метнул быстрый взгляд на Попова, тот пожал плечами, не смея отказывать Павлу Павловичу. — Да, могу. — Он сказал — у него есть новости, — конечно, Арсений бросил свои дела недоделанными, в своей голове он имел довольно четко расставленные приоритеты, и Антон там стоял на твердом первом месте. Солнце сильно припекало, напоминая, что скоро лето, но яркая молодая зелень, сквозь которую пробивались лучи, не привлекала внимание тех, кто поглощен в свои мысли, а прошлогодние каштаны только мешались под ногами. Люди вокруг выглядели счастливыми, предвкушая хорошую погоду и тепло, и совсем не замечали, как двое быстрым шагом переходят дорогу. — Плохие новости? — наконец, осмелился спросить Арсений. — Да, — Антон был погружен в свои мысли, поэтому отвечал сдержанно, но вовремя решив, что Попов тоже волнуется, решил конкретизировать. — Но это не связано со мной. Шастун поправил кепку на голове, с которой не расставался после потери волос, и продолжил погружаться в размышления все глубже и глубже. Врач сказал только несколько общих фраз, поэтому Антон чуть ли не бежал последние метры до двери от желания узнать больше. Вторую неделю цикла он называл про себя «легкой», но сейчас чувствовал, что устал, но устал не от бега, а из-за вечного ожидания плохих новостей навстречу которым он мчал. После взаимных приветствий в кабинете повисло напряженное молчание. Антон чувствовал, как его трясет, хотя он не понимал от чего, и, кажется, Попов увидел его дрожь — поймал его ладонь в свою под столом и крепко сжал, пока они ждали разговора. — Ляйсан Альбертовна сказала мне, что ты был близко знаком с Галиной Александровной, и я подумал, что будет честно, если ты узнаешь, — врач начал издалека. Лицо доброй бабушки, которая всегда как ангел в трудную минуту появлялась рядом с Антоном и поддерживала его, сразу появилось перед мысленным взором Шастуна. Галина Александровна утешала его перед операцией, не давая окунуться в плохие мысли, поднимала его настроение после операции, когда казалось, что каждая минута длится тысячу лет. Именно она рассказала Антону про красную химиотерапию, и почему ее называют красным дьяволом, а еще она рассказала о коте Барсике, который оказался кошкой. Любая ее история была наполнена светом, которого порой не хватало Антону. — Что случилось? — внезапно севшим голосом спросил Шастун, в глазах резко защипало, но он все еще старался сохранить спокойствие. — Она полжизни боролась с раком поджелудочной железы, но в последний год он начал быстро прогрессировать, несмотря на агрессивное лечение, — Павел Павлович не отводил взгляд, он сочувствовал, хотя знал эту женщину только из многочисленных консилиумов, где частенько мелькают имена тяжелых пациентов. — Все знали, что ей помогло бы только чудо, и она тоже это знала. Галина Александровна смотрела на свою жизнь без страха и ушла достойно, прожив долгую жизнь. Ком стал в горле Антона, его губы задрожали, а голос наполнился сожалением: — Я даже с ней не попрощался, — он так много хотел сказать ей, но не сказал и уже не скажет. Смерть, даже чужая, приходит всегда не вовремя, когда кажется, что еще есть время, но его нет. — Она просила передать тебе это, — врач протянул ему сложенный вчетверо листок из обычной тетради в клетку. Словно драгоценность, Антон очень аккуратно принял бумагу. — Никто не читал, что там. Думаю, для нее это было важно. Они не могли понять важность этого листка, но Антон знал как это, когда пытаешься все мысли уместить в паре строк, предполагая, что можешь умереть. Это не предсмертная записка, а послание, чтобы помнили. — Я потом прочитаю, до свидания, — Шастун почти выбежал за дверь, чувствуя, что часть его сердца навсегда осталась с Галиной Александровной. Арсений вышел на минуту позже, он не знал, чем может помочь, но Антон выглядел убитым, и нужно было что-то делать. Тетрадный лист подрагивал в бледных руках парня, выдавая его. — Я хочу тебе кое-что показать, поехали ко мне, — Арсений послушно завел машину и вырулил на пустую в такое время дорогу. Без пробок они быстро доехали до нужного дома. Антон отстегнул ремень и почти нетерпеливо дожидался, пока Арсений заблокирует машину. Через подъезд сразу в комнату прошел Шастун, потратив на обувь в коридоре меньше секунды. Арсений старался успевать за ним, и даже не оглядывался на интерьер, так как уже был в этой квартире. — Помнишь, я говорил, что тоже писал письма всем близким на случай своей смерти? — начало разговора уже не нравилось Попову, но он лишь утвердительно кивнул головой. — Я хочу прочитать одно единственное из всех — твое, точнее для тебя. «Это банально: вот так писать что-то, когда болен, но, возможно, я просто не хочу, чтобы меня забывали, поэтому оставлю часть себя в чем-то материальном — письме. Буду краток, так проще для всех. Столько хочется сказать или рассказать, но я не буду. Просто скажу, что люблю тебя, Арсений. Это началось давно, еще, когда я думал, что настолько опустошен, что не могу полюбить. Надеюсь, после меня жизнь продолжится, будто ничего и не было. Мне очень жаль огорчать кого-то своей смертью, но это не конец жизни ни для кого кроме меня. Прости. Люблю». Арсений с тяжелым сердцем еще обдумывал эту печальную записку, когда услышал веселый смешок рядом. — Там, — Антон кивнул на тонкую стопку конвертов, — еще много подобного бреда, но я оставлю… на всякий случай. — Я тоже тебя люблю, — неожиданно даже для себя сказал Арсений и притянул к себе Антона, позволяя письму выпасть из его рук на пол. Его Антону так страшно и одиноко, что это сложно описать в тысячи письмах. Теплые губы Попова целовали нежно, стараясь через поцелуй показать, как много Антон значит для него. Шастун отвечал трогательно, будто стараясь поверить в молчаливые обещания Арсения.

***

Арсений заходит в палату и видит страшную, но такую привычную картину — Антон лежит весь увитый трубочками, его глаза подрагивают под почти прозрачными из-за болезненно худобы веками желтоватого, как и вся кожа, цвета. Врачи говорят, что парню осталось немного — его печень отказывает, как и многие другие поврежденные органы. —Ты ведь знаешь, почему я все еще здесь? — они понимали, что он имеет в виду под этими словами. Врачи каждый день считают его последним. — Я не даю тебе уйти, держу здесь, — слезы подкатили к глазам, но он ни за что не позволит им выкатиться. Может быть дома он будет рыдать всю ночь, но сейчас он сильный и не сломанный. — Я не хочу тебя тут оставлять одного, — у Антона не было сил, но он упорно продолжал говорить. Шастун слабо улыбнулся, с трудом сдерживая отчаянный стон боли. — Мы в ответственности за тех, кого приручили. Арсению не было весело, но он заставил себя улыбнуться в ответ: Антон не должен видеть его боль. — Не приходи завтра, дай мне уйти, пожалуйста, — он сделал паузу для отдыха, сухие глаза закрылись, не в силах видеть чужие страдания. — Я не могу умереть у тебя на глазах. — Не говори так, пожалуйста. — Я устал, Арс, устал жить.

***

— Блять, — Попов так редко ругался матом, что слово ощущалось чуждым, но очень подходящим. Футболка прилипла к спине из-за холодного пота, а сердце все еще билось также сильно, как во сне, где он только что прощался с Антоном. — Это только сон, — но разум, несмотря на увещевания, продолжал крутить страшные картинки. Все-таки тяжелый день не способствовал здоровому крепкому сну, и кошмары проецировали его реальные переживания. На часах было около четырех, но сон ушел и обещал не возвращаться. Антон спал рядом, и будить его не хотелось, но Арсений знал свою квартиру отлично, поэтому свет ему и не понадобился по дороге на кухню. Во рту было сухо, и стакан воды пришелся бы кстати, а еще холодный душ и успокоительные, но это не сейчас.

***

Три дня спустя, за день до очередной химии Антона, Арсений просматривал ленту новостей в контакте, и одно видео из какой-то очередной глупой группы их школы показалось ему странным. Там был Антон, и он целовался с девчонкой на пьянке (или лучше сказать вписке?). Попов посмотрел видео еще раз и опознал девушку — Катя, которая вернулась в школу после перерыва. Понять, как давно это снято он не смог, а эмоциональные комментарии — в основной своей массе — были лишь сплетнями о том, что парочка встречается. У Арсения сегодня стояло меньше уроков, чем у Шастуна, и последние сорок пять минут мужчина сидел в интернете, и разгребал заказы на свои футболки, пока ждал Антона. Теперь его хорошее настроение улетело, по ощущениям, в стратосферу, а делать вид, что он совсем не расстроен, разочарован, опечален, раздавлен и так далее было сложно. Его мозг одну за одной подкидывал все новые теории этого поцелуя, но пересматривать видео в третий раз казалось плохой идеей. — Поехали, перекусим? — с порога спросил Шастун, но, видимо, сразу понял, что что-то не так. — Что случилось? — Я не хочу здесь выяснять отношения, давай выйдем из школы. Холод в голосе Попова сразу не понравился Антону, парень сразу попытался понять, где мог совершить ошибку, но не понимал. А фраза «выяснять отношения» никогда ему не нравилась, что она вообще значит? — Антон, если тебе не нравится думать об отношениях с парнем, то нам лучше не продолжать такое близкое общение, — когда обе двери были закрыты начал говорить Арсений. Антону хотелось выбросить всю эту чушь из головы Арсения (Шастун ему в любви признается, а тот такое выдает спустя несколько дней), поэтому он первый полез к Попову с поцелуем, протягивая того с соседнего сидения за плечи. Этот поцелуй не был похож на все, что было до этого — он был страстным и глубоким. Арсений хотел отстраниться, но Шастун перелез к нему на колени и заткнул все сопротивления Арсения еще одним поцелуем, словно пытаясь оттрахать рот Попова своим языком. — Пожалуйста, — попросил умоляюще он, желая ненадолго забыть слова врача, который, кажется, до сих пор что-то говорит в голове Антона, — не отказывайте мне сегодня, только не сегодня, пожалуйста — еще раз проговорил он, накрывая пах учителя рукой, и ощущая его, уже вставший, член. — Антон, ты будешь жалеть, — математик был слишком возбужденным, чтобы это прозвучало убедительно. Однако в его мыслях была борьба: поддаться на уговоры парня или наконец вспомнить, что Шастуну всего шестнадцать и он его ученик. — Я могу пожалеть много о чем в своей жизни, но сейчас я этого действительно хочу, — шепот сорвался на стон, потому что Арсений растегнул молнию на джинсах юноши и залез под белье, поглаживая возбуждённого Антона, тот тяжело задышал и еще один тихий стон сорвался с его губ. — Давай, я не пожалею. Он прижался еще плотнее к мужчине, видя его горящие глаза: — Арс, я готов к большему, — продолжил убеждать Попова Антон, проводя по зубам мужчины своим языком. Уже находясь где-то далеко от этой комнаты из-за рук Попова, которые вытворяют с его органом что-то невероятное. — Погоди, иначе закончится все слишком быстро, — вообще, наверно, Арсений и рассчитывал, что все закончится его дрочкой Антону, но тот перехватил его кисть, останавливая приятные движения. Он спустился вниз на колени, оказываясь лицом прямо напротив ширинки Попова, которая еще была не тронута. В салоне стало жарко, а стекла начали запотевать. — Если ты не хочешь, то не надо, — все еще пытался остановить его Арсений, когда Антон на пробу провел влажным горячим языком по обнажённой плоти, которая всем вставшим видом показывала, как хочет этих ласк. Шастун на пробу попробовал взять в рот глубже, но из-за отсутствия опыта у него это вызвало только рвотный рефлекс, поэтому, поняв ошибку, он сосал неглубоко, помогая себе рукой, проводя по стволу и сжимая по очереди яйца Попова. Почему-то Антону стало немного смешно из-за всей этой ситуации: он от переизбытка эмоций собирается переспать с мужиком! Но это вызывает только облегчения для его уставшей переживать душе. Тем более Шастун любит этого мужчину и хочет его до искр из глаз. Он посасывал и проводил языком по члену Попова с энтузиазмом, только сжимая свой болезненно возбужденный орган через плотную ткань джинс. Антон так до конца и не смог понять нравится ли ему делать минет и ощущать солоноватый вкус во рту. — Все, я больше не могу, — у Арсения были немного другие чувства. Беспокойство и волнение выливалось в возбуждение. Вытащив Антона из-под руля, Попов указал ему на заднее сиденье, где они были по крайней мере закрыты затонированными окнами. Шастун резво перебрался туда и лег, за руку потянув за собой мужчину. Арсений удивился таким решительным действиям, и это его отрезвило, заставляя действовать более неспешно, желая доставить парню большее наслаждение. Он прижался губами под ухом Антона, но тот как-то неожиданно жёстко отреагировал: — Я не чувствую правую часть шеи и плечо с этой стороны, — Арсений понял намек, что под «не чувствую» у скрытного Антона могут быть и другие ощущение вроде боли или неприятных ощущений, поэтому он немедленно переместился дорожкой из мокрых поцелуев к соскам Антона. Они крепкими горошинами выпирали из-под мешающей футболки. Арсений потянул ее за край, и Антон, поняв призыв, снял ее с себя, оголяя свой торс. На секунду он поежился под пристальным взглядом мужчины, но быстро понял, что Попову нравится его тело и он осматривает его с интересом охотника, который изучает свои трофеи. Неожиданно пальцы проскользили по почти сросшимся краям глубокого шва, Антон замер под ним, не понимая его действий. Но секунду спустя лёгкий поцелуй коснулся горячего шрама, заставляя Шастуна зашипеть от переизбытка эмоций связанный с этим простым движением Попова. Это был единственный поцелуй в эту часть шеи, потому что Арсений все еще не знал, как Антон к этому отнесётся. Мужчина вернулся к соску, но быстро переместился ниже, проводя языком по разгоряченной коже. Антон извивался от возбуждения, которое от каждого мимолетного прикосновения становилось сильнее. Теснота машины перестала чувствоваться уже давно, сейчас он ощущал только желание. Теперь даже, если бы он захотел, то не смог бы остановиться, но Арсений давал ему выбор: — Антон, еще не поздно все закончить так, — мужчина понял, если бы Антон испугался — он и слова бы не сказал, просто спокойно отвёз парня домой, но тот и не думал останавливаться. — Не говори ерунды, просто выеби меня, — без тени смущения проговорил Шастун, заглядывая старшему через глаза прямиком в душу, не оставляя возможности возражать. Арсений, подстегиваемый словами парня, стянул с него джинсы вместе с бельём, оставляя его совершенно голым. Полностью одетый Попов наслаждался этим зрелищем, но для продолжения нужна была смазка, за которой он потянулся в бардачок, с трудом находя необходимое. — Часто тебе пригождается смазка в машине? — затаенная ревность в голосе Антона резанула недоверием, хотя Попов знал, что хранение подобных вещей в машине выглядит подозрительно. — Не пригождается, — Арсений каждый день проявлял огромное терпение, хотя желание сказать, что их с Антоном отношения все еще официально находятся в разряде «дружеских», а значит шанс, Попов может заниматься сексом с кем угодно, был огромным. Не желая развивать тему, Арсений снова впился требовательным поцелуем в губы напротив, одновременно с этим нанося смазку на пальцы. Антон напрягся, почувствовав, как тёплый палец начинает проникать в него, растягивая. — Расслабься, не думай об этом, — Арсений посасывал кожу на ключице, надеясь отвлечь парня, постепенно с этим добавляя количество пальцев. Антон метался под ним, а его лицо поблескивало капельками пота, который выступил из-за духоты в машине. Вдруг он почувствовал пустоту внутри, ощущая, что Попов перестал его растягивать своими сексуальными пальцами. Парень так и не понял, в какой момент мужчина успел раздеться. — Будет неприятно, потерпи, — заботливый шепот, заставил Шастуна вцепиться в плечи партнера, который начал испытывать волнение, когда чужой член коснулся его ануса. Ногти Антона оставляли красные полосы, когда он впивался ими в крепкую спину Попова. Арсений целовал его, отвлекая от ощущений. Шастун чувствовал, как его начало распирать изнутри, это было немного больно и неприятно. Как мужчины могут испытывать удовольствие находясь в нижней позиции? Арсений давал время привыкнуть, хотя желание войти резко до конца и начать движение было велико. Попов почувствовал, как парень под ним начал расслабляться, и попробовал совершить движение. Первые толчки были терпимы для Антона, но не больше, пока Арсений не нашёл нужный угол проникновения: — Арс, — крик удовольствия вырвался из груди Шастуна, — давай так еще! Теперь каждый толчок приносил удовольствие обоим. Чувствуя, что близок к завершению, Арсений обвил рукой член парня и задвигал ей в быстром ритме, заставляя Антона скулить от удовольствия. Шастун начал кончать на живот, непроизвольно сжимая стенки ануса. Красные круги поплыли у него перед глазами, сжатыми в экстазе. Арсению хватило еще пары толчков, чтобы кончить следом, теряя остаток сил в ярком оргазме. Чтобы лечь рядом в тесной машине, им пришлось изловчиться и поджать ноги. — Пора ехать, и сейчас ты мне точно расскажешь причину нашего первого секса, который стал слишком спонтанным и необдуманным, — сказал Арсений через пару минут, вытирая салфетками себя и Антона. Нет, он не жалел о произошедшем, но считал, что им стоило сначала обговорить возможность секса, а потом им заниматься.