***
Арсений Сергеевич собирался домой, дописывая последние на сегодня страницы классного журнала. В учительской было пусто, поэтому ничто не отвлекало его от нудного занятия, пока кто-то не положил ему на предплечье теплую ладонь. Он поднял глаза, чтобы понять, кто побеспокоил его: — Марина Федоровна? — учительница биологии была настроена решительно. Ее глаза горели огнем правосудия, заставляя Попова поежиться. — Чем могу помочь? — Да, Арсений Сергеевич, вы, как классный руководитель, можете знать, где пропадает Шастун. Опять этот Шастун. Кто только его сегодня не спросил о нем? Как будто он перед Арсением каждый день отчитывался: сегодня я пошел туда, а завтра буду там. Раздражение готово было политься из Попова как липкий мед из банки, но он сумел взять себя в руки и найти более подходящие слова: — К сожалению, ничего об Антоне мне пока не известно. Если он не придет завтра — я позвоню его родительнице, — математик начал продумывать пути отступления из цепких паучьих лап Марины Федоровны, но его положение спас телефон, разразившийся громкой мелодией. На дисплее он увидел имя подруги. Наверное, Ляйсан искала своего мужа, который недавно начал работать в одной школе с Арсением, поэтому он извинился перед учительницей биологии и ответил на звонок: — Попов, — девушка редко его так называла, а сейчас грубое обращение было еще и очень эмоциональным, из-за чего учитель невольно напрягся. — Это не телефонный разговор, но, клянусь твоей жизнью, я тебя достану из-под земли, если ты сейчас не приедешь ко мне. — И тебе привет, подруга, может, объяснишь? — он был немного в шоке и не сразу ответил. Поведение девушки начало беспокоить его еще больше после ее следующих слов. — Попов. Сейчас. Приезжай. Ляйсан сбросила вызов, не оставляя Арсению даже видимости выбора. Учитель, не попрощавшись с коллегой, выскочил из учительской и почти бегом дошел до своей машины, не обращая внимания, как этот побег выглядел со стороны. Марина Федоровна приоткрыла рот в невысказанных вопросах, но состояние учителя математики ответило на половину из них. Апрельская сырость холодила руки, когда он привычно остановился у домофона подъезда, где жил Воля с женой. Ему открыли быстро, и через минуту Арсений уже стоял перед взволнованной подругой: — И так, я здесь, — он постарался успокоить свой голос и выровнять дыхание, словно он только что не пытался обогнать саму смерть. — Я подумала уже после того, как тебе позвонила, возможно, нельзя такое рассказывать, все-таки это — врачебная тайна, — Ляйсан немного замялась, за час она уже успела обдумать свой порыв и теперь была совсем не рада, что поддалась чувствам. — Ты сейчас мне все расскажешь, потому что ради этого я приехал с другого конца города, — они прошли на кухню, и девушка заваривала чай, пытаясь скрыть беспокойство на лице в тени навесных шкафчиков. Две кружки встали на стол, пока подруга пыталась подобрать слова. Попов сразу обхватил горячий напиток, пытаясь согреться. Замерзли у него руки, или он пытался отогреть душу, которой становилось все холоднее в этой атмосфере? — Завтра у меня консультация с одним пациентом как у анестезиолога перед его операцией. — Нет, — холодный пот прошиб мужчину, он отказывался верить своим догадкам. Голос разума говорил ему, что пациентом может быть кто угодно. — Его фамилию я уже видела в документах раньше, но не придала значение — их там слишком много. — Нет, — это безумие, много ли у них общих знакомых, которым могла понадобиться помощь анестезиолога в онкологической больнице? По идее — ни одного. Но… — Он в надежных руках, такие операции проводятся каждый день. — Нет, — Попов хотел умолять, чтобы это имя не сорвалось с губ девушки. Ляйсан поправила выбившуюся прядь и еще пристальнее посмотрела на друга. — Арсений, такое случается сплошь и рядом, ему помогут. — Нет, — однообразные ответы уже отказывались быть громкими или хотя бы слышимыми. — Мне жаль, но это — Антон. Слово резануло по барабанным перепонкам, заполняя сердце болью до краев. Он был почти уверен, что у парня все нормально, списывал на переходный возраст и грешил на дурной подростковый характер. Но правда оказалась мучительнее и суровее, позволяя презрению к самому себе охватить его. Он ничего не понял, а ведь все было на ладони. Он мог помочь, поддержать или хотя бы поговорить спокойно с парнем, но нет — Попов всегда только обвинял Антона, которому и без него было тяжело, Антона, который так лучезарно улыбался и смеялся, даже находясь под таким давлением. Арсений осознал, что не может потерять этого мальчика. Он должен сделать все, чтобы он жил и продолжал радовать всех вокруг своими шутками и смехом. — Ляся, знаешь, я… я ведь люблю его, — признание далось с трудом, словно он переступал через самого себя, как будто совершал что-то ужасное. Девушка обняла его, даря необходимую поддержку. — Я знаю, поняла еще в первую встречу. Ты так о нем говорил и очень переживал, — она еще крепче прижала Попова к себе. — Только не знала — признался ли ты самому себе. — Признался, просто не могу его потерять. Девушка легко посмеялась, прерывая объятия и отсаживаясь чуть дальше: — У меня есть еще одна новость, она хорошая, — проговорила Ляйсан в ответ на вытянувшееся лицо мужчины, — у него завтра день рождения. В карточке написано, а я ведь должна знать, сколько лет пациенту. — Я могу что-то сделать для него сейчас? — ему до зуда под кожей хотелось помочь, но он ничего не знал про рак, не говоря уже об Антоне. — Ну, если ты хирург-онколог с пятилетним стажем, — девушка рассмеялась, разгоняя напряжение разговора. Попов против воли тоже усмехнулся. — Мало ли чего я о тебе не знаю? Но если честно, то по своему небольшому опыту работы с больными могу сказать, что они боятся мучиться, но еще сильнее — мучить. Поэтому Антон может ограничивать круг общения или отталкивать людей, не ругай его за это. Они еще немного поговорили об Антоне, но затем перешли на более бытовые темы. Проболтав еще час ни о чем, Арсений начал собираться, не желая быть непонятым мужем Ляйсан. Уже дома, после тяжелого разговора с подругой, Арсений начал обдумывать рационально всю ситуацию. Ему хотелось поговорить с Шастуном, но он не знал с чего начать. Страшно подумать, как парень отреагирует на все то, что хотел сказать Попов. На следующий день, еще находясь в кабинете, Арсений Сергеевич решил поговорить с Катериной. Как бы ему не хотелось помочь Антону, но узнать у женщины ситуацию хотя бы в общих чертах было необходимо. — Ало, здравствуйте, Катерина Шастун? — женщина его дружелюбно поприветствовала. — Я бы хотел поговорить о вашем сыне, но не по телефону. Можем мы встретиться когда-нибудь? — Попов начал постукивать карандашом по парте, выдавая волнения. Катерина заглянула в свою записную книжку и предложила неожиданный для мужчины вариант, обрадовавший его: — Сегодня? Да, я еще в школе, — учитель устало откинулся на стул, выключая телефон. Прикрытые глаза утомленно покалывали из-за недостатка сна и отдыха. Наверно, звонок застал Катерину где-то недалеко от школы, потому что в кабинете математики она оказалась спустя буквально полчаса. Уверенным жестом она отодвинула стул и села напротив Попова, который от ожидания задремал. Под веселым взглядом женщины Арсений встал и незаметно потянул затекшую от неудобной позы спину. Он пытался продумать разговор заранее, но ничего нормального у него не получилось, поэтому сейчас не знал, что сказать кроме банального «здрасте». Между тем пауза затягивалась, а Катерина выглядела все веселее и не скрывала своего интереса. — Антон много пропускает, и меня это беспокоило, — Арсений решил начать с нейтральной темы. — Больше не беспокоит? — женщина весело улыбнулась, показывая, что язвительные слова — это только шутка. — Извините, — но насмешливые искорки из глаз никуда не делись. — Теперь я знаю, почему он пропускает. — Не думала, что он расскажет, — Катерина тяжело вздохнула, позволяя себе чуть расслабиться. Только сейчас Арсений обратил внимание, что за всей уверенностью и веселостью находится беспокойство. — Антону сегодня шестнадцать лет исполняется, а он опять в больнице и никак не хочет отмечать. — Почему? — удивленно спросил Попов. — Я не спрашивала, но почти уверена, что он считает себя обузой или кем-то ненормальным. Но больше я волнуюсь, вдруг он думает, что это его последний день рождения? — ее голос стал печальнее. Женщина не знала, как поддержать сына, и это расстраивало ее. На лицо матери набежала тень грусти. — И насколько все серьезно с его болезнью? — Ему хватает с головой, как видите, — Катерина горько усмехнулась, а учитель понял, откуда у мальчишки такая привычка улыбаться даже, когда повода, казалось бы, нет. Они еще немного поговорили об учебе. Мать активно интересовалась успехами своего сына и искренне радовалась, если математик его хвалил. — Не рассказывайте, что мы с вами говорили, — задумчиво попросил Попов в конце встречи, — ему так будет легче. — Вы правы, спасибо. У меня к вам тоже просьба, — Арсений Сергеевич выглядел как человек, которому не безразлична судьба Антона, и Катерина хотела довериться. — Меня повысили, и теперь я чаще буду ездить в командировки, к сожалению, сына мне не на кого оставить. Я не прошу о многом, просто присматривайте за ним. — Конечно, — даже, если бы его не попросили, он бы все равно смотрел и помогал Антону, а теперь, получив такую просьбу, Арсений собирался приложить все силы. Женщина такой же легкой походкой покинула кабинет, оставляя после себя шлейф приятного цветочного аромата, который дарил спокойствие после такого непростого разговора. Всего двадцать минут, а он уже почувствовал всю атмосферу накрывшую семью Шастуна: рак всё меняет, не позволяя людям вокруг оставаться прежними.***
Антон сегодня впервые приехал в корпус, где проводят операции людям с онкологией, здесь же было и отделение химиотерапии, только в другом крыле. Само здание было светлое и большое, с множеством широких коридоров. По ним, пока Антон сидел, периодически провозили людей на каталках, от чего у юноши сжималось сердце, видя болезненную бледность и беспомощность больных. — Дорогой, что такой юный молодой человек делает в этих стенах? — милая бабушка подсела к нему и успокаивающе погладила по плечу, когда он вздрогнул от неожиданности. — Мне операцию скоро будут делать. Жду консультацию, — Антон не видел на лице пожилой женщины адресованной ему скорби, поэтому рассказать ей было легко, словно это не коридор онкологической клиника, а исповедальня, где никто тебя не осудит. — А родители не с тобой? Хотя по твоему лицу видно, что ты справляешься сам, — ее ласковый голос хотелось слушать, она как будто была его собственной бабушкой, которая удивляется, как сильно ее внук вырос. — Да, мама занята, но я в любом случае не хочу, чтобы она находилась в таком месте, — бабушка накрыла его руки своими, такими теплыми и сухими, что один этот жест полностью успокоил его нервозность. — Тебе нужна поддержка близких, а пока их нет — я буду рядом, — Антон благодарно кивнул, понимая, что ему этого сильно не хватало. Пожилая леди рассказывала ему истории из своей жизни начиная историей своей первой любви и заканчивая родами своей любимой кошки Бусечки, которая раньше была Барсиком, а потом резко поднабрала в весе, а через пару месяцев родила, но от этого не стала менее любимой. — Здравствуйте, — он улыбнулся, когда спустя четверть часа красивая девушка подсела к нему с другой стороны и поздоровалась. — Если что, спроси у медсестры, где Галина Александровна, сможешь меня найти, — бабушка подмигнула ему, оперлась на костыль и поднялась, оставляя Антона для разговора с врачом. — Меня зовут Ляйсан Альбертовна, я буду анестезиологом во вторник, расскажи-ка мне о своем здоровье, — врач производила хорошее впечатление — добрая и открытая, ей хотелось верить. Антон заранее подумал, какая информация может понадобиться врачу, вводящему в наркоз, поэтому отвечал четко. — Главное не бойся, я всегда буду рядом во время операции, а тебе в это время могут сниться разные сны. — Хорошо, а я долго пробуду в больнице? — задавать волнующие вопросы нужно всегда, лучше даже записывать их заранее, чтобы не растеряться, когда придет время, поэтому он не стеснялся это делать. Антон не любил больницы, а перспектива лежать в палате приводила в ужас. — Одну ночь и следующий день. Это не так долго, но потом некоторое время будут некоторые ограничение по физической активности, — девушка посмотрела на Шастуна, силясь понять ход его мыслей. — Долго я не смогу делать что-то? — с каждым новым фактом в этой беседе становилось все понятнее, что полноценная жизнь откладывается: это нельзя, того не делай. Антон любил сам устанавливать для себя правила, поэтому чужие ограничение бесили его, заставляли чувствовать слабым. — Врач тебе все расскажет, но твоим тканям нужно будет восстановиться после вмешательства. Это займет чуть больше времени, чем хотелось бы тебе думать, — Ляйсан не скрывала правду. Парню нужно готовиться к, возможно, самым сложным месяцам жизни, а это требует некоторых знаний. — И я должна передать, что выпишут тебя только под сопровождение взрослого, родители или родственники подойдут. — Спасибо, я понял. Антону было противно, что теперь он должен напрягать маму еще и с выпиской. Он уже не маленький, чтобы за ним ходили и контролировали каждый шаг.